Мирский Борис
О пробеле разумений и падающем колоссе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   П. Я. Чаадаев: pro et contra
   Личность и творчество Петра Чаадаева в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология
   Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1998
   

Борис МИРСКИЙ

О пробеле разумений и падающем колоссе

   ...В 1816 году в Петрограде находился французский поверенный в делах граф де ла Муссэ1. Не в пример многим своим соотечественникам и профессиональным товарищам, этот дипломат отличался удивительно зорким и наблюдательным импрессионизмом, в то время как его предшественники и временники посылали пространные депеши о придворных интригах, о пышных балах, об интимной мерзости дворцовых альковов, интерпретированной в виде "высшей политики", граф де ла Муссэ попытался в своих донесениях начертать философию истории России.
   И характерно -- выводы графа де ла Муссэ вполне совпали с выводами Чаадаева; и если хорошенько сравнить элегантные депеши французского дипломата с отчаянным воплем автора "Философических писем", о которых Герцен писал, что "это был выстрел, раздавшийся в темную ночь", -- то даже в самом подходе, в архитектонике отчаяния, в самой схеме презрительного пессимизма заложена некая общность.
   Граф де ла Муссэ в депешах к французскому премьер-министру, дюку Ришелье, описывает внутреннее состояние России. Картина, как и следовало ожидать, безотрадная: расстроенные финансы, бездарные администраторы, титаническое невежество и глубочайший мрак. Французский дипломат так резюмирует факты:
   "Что стало бы с Россией без ее штыков? Наука, искусство -- все, что делает мир славным, -- здесь неизвестны. Будучи данницею всей Европы вследствие своих потребностей и фантазий, Россия даже не в состоянии одевать и вооружать своих солдат, благодаря которым она существует. Будучи падки на наслаждения роскошью, русские не умеют ни создавать их для себя умом и постоянною работою, ни положить границы своим прихотям... Влияние России в Европе есть результат случайных обстоятельств и полной безоружности западных народов... Стечение обстоятельств и ошибок, подобного которому трудно найти в истории, дало России такое преобладание и блеск, которых она сама собственными силами не достигла бы. Беззаботная политика истекшего века превратила скифский шлем московский царей в императорскую корону... Безрассудная поспешность вождя французских армий в 1812 году наметила границею берега Одера, между тем как ему легко было отодвинуть ее за Борисфен" (Днепр).
   Граф де ла Муссэ переходит к самому существенному вопросу: "Может ли долго существовать Россия, и не заложена ли в ее нынешнем существовании необходимость скорого исчезновения?" Если Россия не пойдет по пути реформ -- полагает де ла Муссэ, -- если Россия быстро не превратится в правовое государство, то, "вероятно, она долго не выдержит ни своего благополучия, ни своих несчастий!"
   По мнению французского дипломата, Россия погибнет из-за разноплеменности своего состава.
   "Кто может представить себе существование государства, опирающегося, с одной стороны, на Торнео, а с другой -- на Константинополь? Разве одни и те же законы могут управлять Пелопонессом и Финляндиею? По призыву императора Александра разве грек и лапландец сделаются единым народом?"
   Заканчивает граф свое донесение трагическим пророчеством, уже вполне напоминающим чаадаевский "выстрел, раздавшийся в темную ночь":
   "...Если посмотреть на Россию вблизи, то она далеко не представляет собой образа одного из тех народов, которые последовательным развитием своих мудрых учреждений, своих добродетелей и своих наиболее благородных способностей основывали свою славу и могущество на прочных устоях. Это -- колосс, который, быть может, будет существовать только один день, но падение которого может задавить часть Европы, близорукость которой подняла его на нынешнюю высоту".
   Колосс разваливается; из головы его выбежала стая крыс, завладела вдребезги расшатанным полугосударственным механизмом, и падающий колосс раздавливает большую часть Европы, обрекая и Францию, и Англию, и Италию, и Сербию на германскую зависимость. Граф де ла Муссэ может считаться пророком. И право, если его потомки -- добрые католики, то почему бы им не войти с соответствующим ходатайством перед Святейшим престолом?
   Граф де ла Муссэ подошел к России совсем иначе, чем подошел к ней Чаадаев. Муссэ -- западник по происхождению, западник по профессии, дипломат и, следовательно, человек, оперировавший только силлогизмами, спокойный аналитик. Чаадаев -- жертвенный западник и представитель совершенно непонятного для немца или француза трагического антипатриотизма. Только в России, притом в старой России, могли вырастать такие странные, душистые и отравленные цветы отчизнолюбства, смешанного с ненавистью. Чаадаев предсказывал почти то же самое, о чем вещал французский дипломат:
   "Мы принадлежим к нациям, которые, кажется, еще не составляют необходимой части человечества, а существуют для того, чтобы по временам преподать какой-нибудь великий урок миру".
   По мнению Чаадаева, у нас нет "физиологии европейца", нет "идеи долга, закона, правды, порядка". "Отшельники в мире, мы ничего ему не дали, ничего не взяли у него, не приобщили ни одной идеи к массе идей человечества... Мы жили, как живем, как великий урок для отдаленных потомств, которые воспользуются им непременно, -- но в настоящем времени, что бы ни говорили, мы составляем пробел в порядке разумения".
   Россия как "пробел разумения", Россия как "великий урок для отдаленных потомств" -- ведь это совсем приближается к "колоссу, падение которого может задавить часть Европы"! Исходные точки -- разные, темперамент, переживание -- совсем другие; то, над чем мог рыдать Чаадаев, для французского дипломата не больше как политический материал. Но при разных подходах, при разных углах зрения обе мысли, снабженные пророческим апломбом и убежденностью Кассандры, обе эти траурные мысли скрестились, встретились, пересеклись в одной точке -- точке приговора над Россией.

* * *

   Марксистский дурачок, фармацевт, катающий философские пилюли, постановил: "Бытие определяет сознание". Философия настоящая, а не приготовленная на дурно пахнущей похлебке желудочного материализма, конечно, только досадливо отмахнется от подобной ереси. И даже не отмахнется. Ведь Канту не подобает сражаться с Луначарским, как не подобало бы Гладстону дискутировать с поручиком Шнеуром. Бытие, конечно, не определяет сознания, -- но эпоха может иногда определить веру.
   Наша эпоха -- я говорю о России -- также может создать свою веру. Среди нас есть еще немногие, сильные и верующие, иногда способные заткнуть за пояс самого блаженного Тертуллиана, провозгласившего: "Верую, потому что это абсурдно", свято верующие в спасение и возрождение России. Но нужно обладать удивительным запасом веры, этаким Монбланом оптимизма, чтобы в дни Шнеура и Крыленки верить в будущее России...
   Отчаяние крепко рассаживается в душах всех тех русских людей, для которых фабричная прибавка и бутылка старого Мартеля из погребов Зимнего дворца не являются высшей самоцелью. И для этих отчаявшихся, для этих искренних плакальщиков над гробом большой и как будто бы что-то обещавшей страны, для этих рыцарски честных могильщиков -- слова де ла Муссэ делаются пророчеством, а карканье Чаадаева -- верой.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые: Вечерний час. 1918. No 4. 1 дек. С. 2.
   
   Мирский Борис (псевд.; наст. имя и фам. Борис Сергеевич Миркин-Гецевич; 1892--?) -- журналист, эмигрировал после Октябрьской революции и работал в газете "Последние новости" П. Н. Милюкова.
   
   1 Ниже цитируется донесение Ла Муссэ от 11 марта 1816 г. См.: Сборник Императорского Русского исторического общества. СПб., 1901. Т. 112. С.435-436.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru