Моруа Андре
Шодерло де Лакло

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Андре Моруа
Шодерло де Лакло. "Опасные связи"

0x01 graphic

   Перед нами книга с очень странной судьбой. Ее хорошо знают и считают одним из лучших французских романов. И однако, с давних пор ее автор занимает в истории литературы место незаметное, почти нулевое. Сент-Бёв, которого увлекали писатели, еще совсем неизвестные, посвятил Лакло лишь несколько слов. Фаге, изучавший литературу XVIII века, просто игнорировал его. И хотя другие признали "Опасные связи", однако считали эту книгу малодостойной и с дурным запашком. Жид похвалялся, будто ценит Лакло, но его похвала звучала как признание в дружбе с дьяволом.
   Действительно ли эта книга так возмутительна? Ее стиль, ясный, несколько холодный, напоминает язык Расина, Ларошфуко, а порой даже (я могу подтвердить это примерами) Боссюэ. У Лакло нет ни одного непристойного слова. Он описывает рискованные ситуации, сцены со сдержанностью, для нас удивительной. По сравнению с некоторыми страницами Хемингуэя, Колдуэлла, Франсуазы Саган [1] книга Лакло кажется написанной для читателя с чистой душой. Тогда почему же она вызвала у просвещенных людей того времени столько сомнений и негодования? Это мы и попытаемся объяснить.

I. Автор

   Лакло, или, точнее, Шодерло де Лакло, принадлежит к писателям, которые обязаны всей своей славой одной-единственной книге. Без "Опасных связей" многое было бы совсем забыто. Лакло обладал душою Стендаля, всегда готовой дерзать, но шагал по жизни в маске, и его было трудно постичь. Известно, что Лакло был холодный по натуре человек, остроумный и совсем не любезный "высокий худой господин, рыжеволосый, одетый всегда в черное". Стендаль, встретивший Лакло в конце его жизни, вспоминает сидевшего в губернаторской ложе Миланского театра старого артиллерийского генерала, которому и поклонился за его "Опасные связи".
   Ничто, казалось, не предрасполагало молодого лейтенанта к созданию образа французского ловеласа. С 1769 до 1775 года Лакло служил офицером в Гренобле, в одном из французских гарнизонов, где совсем не скучал. Он наблюдал жизнь местной знати, нравы которой были весьма легкомысленны. "Молодые люди получали от своих богатых любовниц деньги, уходившие на роскошные наряды и содержание бедных возлюбленных". Однако сам Лакло вел себя по-иному. Один из его биографов пишет, что если Стендаль был на войне интендантом, то Лакло служил в любви разведчиком [2]. Он любил болтать с дамами и выслушивать их признания, тем более что все они охотнее откровенничают с невоюющими поверенными их чувств, чем с великими завоевателями сердец, и только ждут случая рассказать им о своих любовных делах. Генри Джеймс [3], Марсель Пруст и даже Толстой многое почерпнули из этой чисто женской "ребячьей болтовни". Так порой из маленьких сплетен вырастают большие романы.
   Лакло был поклонником Руссо и Ричардсона. Он читал и перечитывал "Клариссу Гарлоу", "Новую Элоизу", "Тома Джонса" [4], и это помогло ему изучить технику романа. В Гренобле он нашел своих персонажей, узнал немало забавных историй. Маркиза де ла Тур дю Пин-Монтобан была, как говорят, оригиналом маркизы де Мертей. Если считать, что "Связи" представляют собой точный портрет гренобльской знати, то, значит, она была ужасающе порочной. Но ведь авторы романов, рисуя нравы своего века, часто ограничиваются изображением лишь каких-нибудь "двух десятков хлыщей и шлюх". Прочие горожане вели скромную жизнь, их не было слышно, в то время как кучка циников и распутников громко оповещала всех и заполняла газеты баснями о своих похождениях.
   Нужно сказать, что, хотя Лакло и получил благодаря счастливому стечению обстоятельств дворянское звание, он не любил "высший свет" и ему доставляло удовольствие пугать его, рассказывая всякие ужасы. В 1782 году во многих умах на почве недовольства зрела революция. Бедный офицер вроде Лакло должен был питать неприязнь к знатным господам, военная карьера которых была неоправданно легкой. Лакло не позволили даже отправиться в Америку вместе с Рошамбо искать военных почестей [5]. Это было привилегией знатных семей: Сегюр, Лозон, Ноай. "Опасные связи" в области романа были, в сущности, тем, чем на театре -- "Женитьба Фигаро" [6]: памфлетом на безнравственный, могущественный и корыстный класс. Лакло остерегался говорить о политике, но читатель сам заполнял вакуум и приходил к определенному выводу.
   Книга наделала много шуму. Только при жизни Лакло вышли в свет пятьдесят ее изданий. Публика жаждала узнать подлинные имена персонажей. В то время, когда знать была так же революционно настроена, как и буржуазия, взрыв этой разорвавшейся бомбы не оскорбил слуха. Любопытно было наблюдать, насколько больше интересовалось общество -- знать и буржуазия -- теми, кто его хулил, чем теми, кто его хвалил. Все общество, и Версаль и Париж, добивалось знакомства с автором книги. Командир полка, где служил Лакло, волновался: как, его офицер -- и вдруг романист и циник... Правда, ничего серьезного, но ведь Лакло был превосходным артиллеристом: пушки прежде романов. Некоторые сожалели, что описания в книге слишком мрачны; другие восхваляли Лакло -- знатока человеческих страстей, гениальность интриги, искусство создания незабываемых образов, естественность слога.
   Достойно удивления, что этот писатель, такой одаренный, после подобного триумфа вдруг перестал писать. Он любил военное дело и вновь превратился в рядового офицера. И что поразительно, этот повеса, настоящий Макиавелли в области чувства, женился и стал любящим, нежным и верным супругом. В сорок три года он влюбился в молоденькую девушку из Ла Рошели -- мадемуазель Соланж-Мари Дюперре, сестру французского адмирала. Прочитав "Связи", она сказала: "Никогда господин де Лакло не будет нашим гостем". На это Лакло ответил: "Еще до истечения полугода я женюсь на мадемуазель Дюперре".
   Затем Лакло действует, подобно Вальмону, герою "Связей". Он соблазняет Соланж Дюперре, у нее должен быть ребенок. Позднее он "исправляет" ошибку, женившись на Соланж, что отнюдь не в стиле Вальмона, и становится самым сентиментальным из мужей. "Вот уже почти двенадцать лет, -- писал Лакло позднее жене, -- как я тебе обязан счастьем. Прошлое -- порука будущего. Я с удовольствием замечаю, что наконец-то ты чувствуешь себя любимой, но все же разреши сказать тебе, что за двенадцать лет ты могла бы в этом вполне убедиться". Лакло восхищен тем, что его Соланж "очаровательная любовница, прекрасная жена и нежная мать". Пополнела ли она? "Да, пополнела! И это ей идет".
   Вот удачно женатый Ловелас. Он даже думает написать второй роман, доказующий, что счастье возможно только в семье. Однако заинтересовать читателя произведением без романтических перипетий трудно, и это заставило Лакло отказаться от своего плана. Такое решение, несомненно, было разумно, поскольку о благополучной семейной жизни можно сделать только плохой роман. Андре Жид радовался, что этот проект, столь несвойственный гению Лакло, так и не осуществился: он не верил, что замечательный создатель "исчадий ада" может искренне любить добродетель. "Нет никакого сомнения, -- писал Жид, -- что Лакло идет рука об руку с сатаной". Вряд ли. Скорее всего, Лакло рассчитывал на помощь дьявола в том, чтобы заполучить побольше читателей; Лакло сам говорил об этом: "После того как я написал несколько стихотворений и изучил ремесло, которое, однако, не способствовало моему быстрому продвижению, я решил написать произведение, которое бы выходило за рамки обычного, вызвало большой шум и продолжало греметь, когда меня уже не будет". И если такова была цель Лакло, то он ее достиг.
   Виконт де Ноай, поклонник Лакло, представляет его герцогу Орлеанскому [7], который дает ему место секретаря для поручений. Во время революции Лакло, находясь на службе у принца, которым он фактически управлял (насколько вообще можно управлять таким переменчивым созданием), ведет поистине дьявольские интриги против короля и королевы. Герцог надеялся, используя в своих целях народное возмущение, свергнуть монарха и стать регентом. Лакло убеждал его в правильности этого шага и старался ему помочь.
   Эти тайные страсти были и самыми бурными. Лакло вступил в Клуб якобинцев и стал его влиятельным членом. В 1792 году Дантон направил его в армию для надзора за старым маршалом Люкнером, чтобы предотвратить измену этого, по существу чужестранного, солдата [8]. Лакло, превосходный офицер, реорганизовал армию и тем самым подготовил ее победу под Вальми [9]. Однако предательство его начальника Дюмурье [10] бросило тень и на Лакло, он был арестован. Девятое термидора (то есть падение Робеспьера и конец террора) спасло его от гильотины. Став бригадным генералом в правление Бонапарта, Лакло командовал артиллерией рейнской армии, а затем итальянской. В 1803 году, когда он находился в корпусе Мюрата [11] в Неаполе, ему была поручена оборона Тарента. Лакло умер от дизентерии. Необычная карьера этого одаренного солдата и его имя стали известными лишь благодаря роману.

II. Роман и его персонажи

   Вполне естественно, что поклонник "Клариссы Гарлоу" задумал написать роман в письмах. Это немного искусственная форма. Жизнь, в сущности, проходит в разговорах, в делах. Но письма могут о них рассказать и обрисовать их. Они позволяют автору проявить проницательность. Есть в письме то, что оно хочет сказать, и то, о чем оно умалчивает. Письмо все выдает и разоблачает. Лакло очень гордился тем разнообразием стилей, которым он наделил своих персонажей. Правда, это разнообразие не столь поразительно, как ему казалось. Все выдержано в чудесном, чисто французском стиле XVIII века, эпохи, когда молодая девушка, едва вырвавшаяся из монастыря, уже умела написать письмо так, что писатели нашего времени могли бы ей позавидовать.
   В этой книге противопоставлены две группы персонажей: чудовища и их жертвы. Чудовища -- это маркиза де Мертей, знатная распутная дама, циничная и коварная, которая, без колебаний решаясь отомстить за себя, нарушает все правила морали, и виконт де Вальмон, профессиональный донжуан, опытный покоритель женщин, бессовестный человек; мадам де Мертей им управляет, но иногда он восстает против нее. Жертвы -- это Президентша де Турвель, прелестная буржуазка, набожная и целомудренная, которая хочет мирно любить мужа, и Сесиль де Воланж, юная, неопытная, но чувственная девушка; она не разделяет намерений своей матери, которая хотела бы выдать ее замуж за "старого" графа де Жеркур (ему тридцать шесть лет), и любит молодого шевалье Дансени; и, наконец, Дансени, который любит Сесиль, но которого мадам де Мертей, не испытывая к нему нежности, делает своим любовником.
   Нити, связывающие эти персонажи, многочисленны и запутанны. Жеркур, который должен жениться на маленькой Воланж, был раньше любовником мадам де Мертей, но теперь изменил ей. Она хочет отомстить за себя и рассчитывает привлечь для этого де Вальмона, который также был ее любовником; позднее они разошлись, но остались друзьями. В отношениях Вальмона и мадам де Мертей нет никакого притворства. Они доставили друг другу наслаждение и, может быть, еще доставят, но страсть здесь отсутствует. Они способны на любые преступления, как настоящие бандиты, но не доверяют друг другу, испытывая лишь чувство взаимного профессионального уважения.
   Чего добивается мадам де Мертей? Чтобы Вальмон соблазнил Сесиль де Воланж и сделал ее своей любовницей до ее брака с Жеркуром. Жеркур окажется в глупейшем положении, да к тому же в услуге, требуемой от Вальмона, нет для него ничего неприятного, скорее наоборот. Сесили пятнадцать лет, и она действительно прелестна; так почему бы и не сорвать этот розовый бутон? Но это не вызывает у Вальмона особого энтузиазма. Совратить наивную девочку, которая ничего не знает? Нет, это предприятие недостойно его талантов. Он занят другой интригой, которая должна принести ему больше славы и удовольствия: завоеванием недоступной, целомудренной и строгой Президентши де Турвель. Заставить сдаться эту святошу -- вот поставленная им себе цель. Его стратегия -- ничего не говорить о любви, а только о религии. В надежде обратить Вальмона Президентша согласна его принять. Дьявол становится отшельником. Отшельник пытается стать любовником.
   В скором времени эти три интриги переплетаются. Молодой Дансени, который снискал немилость матери Сесили, просит Вальмона передать девушке письмо. Возможность изменить другу, овладев девушкой, Вальмону нравится и пробуждает в нем влечение к маленькой Сесили. Якобы желая передать письмо Дансени, Вальмон пробирается ночью в комнату юной девушки, срывает один поцелуй, затем еще и еще; и вот он -- любовник очаровательной девицы, которая не понимает, что с ней случилось, потому что, полюбив ласки Вальмона, сердцем она принадлежит Дансени.
   Этот успех не помешал, однако, Вальмону продолжать завоевание несчастной Президентши. Наконец ему удается заговорить с ней о своей любви. Она пытается уклониться, но сопротивление лишь разжигает желания Вальмона. Он имеет полное основание думать, что победит, потому что бедная женщина потеряла голову от любви. Но как добиться окончательной победы? Старые приемы -- самые лучшие. Вальмон симулирует отчаяние. Он уйдет в монастырь. Он умрет. И тогда мадам де Турвель приходится его принять. "Либо обладать вами, либо умереть!" -- восклицает Вальмон и, так как она все еще колеблется, мрачно шепчет: "Итак, значит, смерть!" [Лакло Ш. де. Опасные связи. M.--Л., "Наука", 1965, с. 238] И Президентша в беспамятстве падает в его объятия. Вальмон победил!
   Итак, жертвы несчастны. Наступает час расплаты для виновных. Президентша надеется, что, уступив Вальмону, она сумеет его спасти. Ведь, по-видимому, он любит искренне. Но разве Мертей может допустить, чтобы торжествовала добродетель -- или истинная страсть? Она насмехается над Вальмоном и требует, чтобы он порвал с Президентшей. Этот вызов подхлестывает Вальмона; он бросает Президентшу и пытается вернуться к мадам де Мертей. Из чистого тщеславия он оставляет прелестную женщину, которой так добивался, послав ей невероятно грубое письмо, подсказанное мадам де Мертей. Оскорбленная, отчаявшаяся Президентша испытывает отвращение к самой себе и вскоре умирает от угрызений совести. Но тут мадам де Мертей ссорится с Вальмоном и раскрывает Дансени всю правду о Сесили де Воланж. Дансени требует от Вальмона удовлетворения и убивает его на дуэли. Опозоренная Сесиль уходит в монастырь. Остается одна де Мертей. Она также жестоко наказана. Судебный процесс должен решить ее судьбу; она проигрывает его и совершенно разорена. Она заболевает оспой, выживает, но остается обезображенной, кривой и поистине внушающей отвращение. "О великая Немезида!" -- сказал лорд Байрон [12]. "Кто не содрогнется, думая о несчастиях, которые может причинить одна опасная связь?" -- так заканчивается это безумно аморальное моралите. Сцена усыпана трупами. Невольно вспоминается развязка "Гамлета".

III. Любовь -- это война

   Правдоподобны ли все эти злосчастные приключения? Как известно, нравы того времени были очень свободны. В высшем свете муж и жена виделись редко. Они жили в одном доме, и все. Глубокое чувство было редкостью -- его находили смешным. Любовники, которые слишком любили друг друга, вызывали у окружающих чувство какой-то "неловкости и скуки". Они нарушали правила игры. При крайней распущенности нравов всякое представление о морали утрачивалось, что было только на руку тогдашнему обществу. "Мужчины и женщины, -- как говорит Безанваль [13], -- кокетничали своим легкомыслием и с любопытством каждый день обсуждали пикантные приключения". И притом без всякой ревности: "Забавляйтесь, увлекайтесь, расходитесь или, если хотите, все начинайте сначала".
   Это был настоящий шабаш ведьм, но в довольно скрытой форме. На людях и манеры, и жесты, и разговоры оставались благопристойными. Свобода в обращении никогда не проявлялась в словах. "У Лакло даже в самые игривые моменты персонажи говорят языком Мариво". С внешней стороны все было безупречно. Муж, заставший жену врасплох, нежно говорил ей: "Какая неосторожность, мадам!.. Если бы это был не я, а кто-нибудь другой..." В этом случае французское благородство было так же притворно, как и английское. Вальмон некоторыми своими чертами напоминает нам Байрона, который когда-то читал Лакло и пытался имитировать образ его героя.
   Перечитайте переписку Байрона и леди Мельбурн, и вы увидите, что они отзываются о любовной игре в тех же тонах, как Вальмон и мадам де Мертей. Их занимает проблема "техники", а не чувства. Как говорить, как действовать, чтобы женщина уступила? Это вопрос тактики, а не любви. Единственное различие между Байроном и Вальмоном в том, что Байрон менее черств, чем Вальмон. Движимый состраданием, он может пощадить женщину, которая готова ему уступить и которая ему нравится, как это было с леди Фрэнсис Вебстер. Он может и сердцем участвовать в этой любовной игре.
   Напротив, мадам де Мертей не признает милосердия, как и любви. Этому следует и Вальмон, без угрызений совести изуродовавший жизнь невинной Сесили. Естественно ли и возможно ли, чтобы человек был столь злым? Мыслима ли такая жестокость в любви, когда у большинства людей любовь пробуждает нежность и привязанность к партнеру? В этом -- вся драма Дон Жуана, личности, которая вдохновила на создание стольких литературных произведений и всегда властно привлекала женщин.
   Как формировался характер Дон Жуана? Почему Вальмон был так жесток? Случай с Байроном позволяет нам немного уяснить это. Байрон был очень нежным влюбленным до того дня, пока его первая любовь ему не изменила. С тех пор он всю жизнь не переставал мстить другим женщинам за эту измену. Во всех его завоеваниях им руководили гораздо больше мысль о возмездии и тщеславие, чем желание. Вальмон же подобен тем диктаторам, которые, имея хорошую армию, нападают на беззащитные страны. Его словарь -- это словарь солдата, иногда геометра, но никак не влюбленного.
   "Доселе, прелестный друг мой, вы, я думаю, признаете за мной такую безупречность метода, которая доставит вам удовольствие, и вы убедитесь, что я ни в чем не отступил от истинных правил ведения этой войны, столь схожей, как мы часто замечали, с настоящей войной. Судите же обо мне, как о Тюренне или Фридрихе [14]. Я заставил принять бой врага, стремившегося лишь выиграть время. Благодаря искусным маневрам я добился того, что сам выиграл поле битвы и занял удобные позиции, я сумел усыпить бдительность противника, чтобы легче добраться до его укрытия. Я сумел внушить страх еще до начала сражения. Я ни в чем не положился на случай, разве лишь тогда, когда риск сулил уверенность, что я не останусь без ресурсов в случае поражения. Наконец, я начал военные действия, лишь имея обеспеченный тыл, что давало мне возможность прикрыть и сохранить все завоеванное раньше" [Там же, с. 240].
   Влюбленный типа Вальмона -- стратег; его также можно сравнить с матадором. Падение женщины, ее прелюбодеяние равносильны ее казни. Но овладеть женщиной в том случае, если она сама не согласна уступить, как, например, маленькая Сесиль или Президентша, возможно только при помощи искусных "ходов". Это подлинно "драматическая игра". Подобно тому как матадор не любит убивать слабое животное, так и донжуан в лице Вальмона испытывает удовольствие, только встречая сильное сопротивление и вызывая слезы. Или, употребляя терминологию другого вида спорта: "Предоставим жалкому браконьеру возможность убить из засады оленя, которого он подстерег; настоящий охотник должен загнать дичь" [Лакло Ш. де. Опасные связи. М.--Л., "Наука", 1965, с. 47]. "Мне мало обладать ею, я хочу, чтобы она мне отдалась" [Там же, с. 210].
   "Я хочу..." Он действует, желая утвердить свою волю. Прочитайте внимательно восемьдесят первое письмо мадам де Мертей, в котором она рассказывает Вальмону о своей жизни. Кто еще так строго регулировал ее проявления? Малейший жест, выражение лица, голос -- все контролируется ею. У нее всегда есть оружие против любовников. Она всегда их может погубить. "Я умела заранее, предвидя разрыв, заглушить насмешкой или клеветой доверие к этим опасным для меня мужчинам, которое они могли приобрести" [Там же, с. 147]. Читая это удивительное, ужасное письмо, вспоминаешь кровожадных дипломатов эпохи Возрождения, а также героев Стендаля. Однако мужчины и женщины Возрождения оттачивали свою волю, чтобы захватить власть, в то время как де Мертей с Вальмоном и им подобные видят в жизни только одну цель: удовлетворение или отмщение своей чувственности.
   Прибегать к столь сильным средствам ради такой цели кажется чрезмерным. Столько стратегии, столько расчетов -- и все для того, чтобы получить ничтожную награду! "Чтобы такая энергичная женщина (пишет Мальро), которую Стендаль возвеличил в своих творениях, тратила свою энергию только на то, чтобы наставить рога своему любовнику, прежде чем он ее бросит, могло бы казаться невероятной историей, если бы данная книга не имела бы целью показать, что может воля, направленная на сексуальные цели. Здесь происходит эротизация воли. Воля и чувственность сливаются и приумножаются..." У Лакло наслаждение, связанное с идеей войны, охоты, принуждения, выступает как форма проявления воли. То же и у Стендаля. Жюльен Сорель ("Красное и черное") намеревается, несмотря на опасность, взять руку мадам де Реналь, подняться в комнату Матильды; однако удовольствие, испытываемое им от победы над самим собой, намного больше того, какое он получает от обладания женщиной. Но Стендаль не в такой степени, как Лакло, осуждается моралистами, поскольку он верует в страсть.
   Следует добавить, что во времена Стендаля революция и империя направляли свои устремления на другие объекты, более их достойные, тогда как в светском обществе XVIII века и повсюду в провинциальных гарнизонах молодые люди предпочитали не растрачивать свою энергию на что-либо другое, кроме любовных похождений. Могущество в Версале обусловливалось куртуазностью; политическая деятельность большинству была недоступна. Офицеры воевали мало: всего несколько месяцев в году. Любовь становилась важнейшим делом и, если можно так выразиться, объектом большого спорта. Сам Лакло в Ла Рошели "затравил" дичь -- Соланж Дюперре. Но наступит день, и революция представит ему случай направить свою энергию и способности на другие, более высокие цели. И тогда он станет другим человеком...
   И вот эта пустая французская знать, эти люди, захваченные большими драматическими событиями, будут считать долгом чести смело идти на смерть и с поражающим мужеством поднимутся на эшафот. А пока они -- часть праздного светского общества, которое так бессмысленно видит "дело чести" в любовных победах и, как мадам де Мертей, в торжестве зла. Больше, чем к удовольствиям, де Мертей стремится к власти, и месть ей сладка. Вероятно, она еще в детстве страдала комплексом неполноценности, который и нашел потом свое выражение в жестокой мстительности. Развращать мужчин и женщин, ставить их в трагическое или смешное положение -- в этом счастье мадам де Мертей.
   И наслаждение этим счастьем усиливается оттого, что, будучи "Тартюфом в юбке", она сумела предстать перед обществом как очень добродетельная женщина. Лицемерит она гениально и похваляется этим перед Вальмоном: "Что совершили вы такого, чего бы я тысячу раз не превзошла?" [Там же, с. 141] Кажется, что здесь мы слышим Корнеля:
   
   И чем в конце концов наш долгий век столь славен?
   Любой из дней моих ему с избытком равен.
   [Корнель П. Сид. M., "Искусство", 1955, с. 11.]
   
   И действительно, тот "долг чести", который во времена "Сида" [15] заставлял дворян пронзать друг друга шпагами на дуэлях, во времена Лакло приводил к бессмысленной борьбе полов.
   Но вернемся к жертвам. Образ Сесили -- это, пожалуй, шедевр Лакло. Нет ничего труднее для романиста, чем написать портрет молодой девушки. Все в ней -- еще эскиз. Едва вырвавшись из монастыря, она попадает в руки маркизы де Мертей, которая берет на себя ее "воспитание". "Она поистине очаровательна! Ни характера, ни правил... Не думаю, чтобы она когда-нибудь блеснула силой чувства, но все свидетельствует о натуре, жадной до ощущений. Не имея ни ума, ни хитрости, она обладает известной, если можно так сказать, природной лживостью, которой я сама иногда удивляюсь и которой уготован тем больший успех, что обликом своим эта девушка -- само простодушие и невинность" [Лакло Ш. де. Опасные связи. М.--Л. "Наука", 1965, с. 60].
   А вот что пишет Вальмон после своей легкой победы: "Я удалился к себе лишь на рассвете, изнемогая от усталости и желания спать. Однако и тем и другим я пожертвовал стремлению встать к утреннему завтраку. Я до страсти люблю наблюдать, какой вид имеет женщина на другой день после событий. Вы не представляете, какой он был у Сесили! Она с трудом передвигала ноги, все жесты были неловкие, растерянные, глаза все время опущенные, опухшие, с темными кругами! Круглое личико так вытянулось. Ничто не могло быть забавнее" [Там же, с. 69]. Палачи нередко бывают сластолюбивы.
   Остается Президентша де Турвель: она отказалась от всякой борьбы. Нежная, искренняя, преданная, она может только погибнуть от любви и отвращения. Но ведь Президентша -- просто мещаночка, в то время как маркиза де Мертей -- светская дама, и в этом противопоставлении -- ключ к книге, осуждающей пороки высшего общества! Революция выступила против политических заблуждений, но наряду с этим и против развращенных нравов. Конечно, у пуританства есть свои недостатки -- оно омрачает жизнь, но вместе с тем и сообщает правящему классу особую силу. Свобода нравов власть имущих вызывает зависть, гнев, презрение и в конце концов возмущение подчиненных.

IV. Пристойный или безнравственный?

   Безнравственна ли книга "Опасные связи"? Многие критики относят этот бесспорный шедевр к числу непристойных книг. Лакло в своем предисловии защищается против подобных суждений: "Во всяком случае, на мой взгляд, разоблачить способы, которыми бесчестные люди портят порядочных, -- значит оказать большую услугу добрым нравам" [Там же, с. 12]. Он похваляется, что доказал две важные
   истины: "Первая состоит в том, что каждая женщина, соглашающаяся вести знакомство с безнравственным мужчиной, становится его жертвой. Вторая -- в том, что каждая мать, допускающая, чтобы дочь ее оказывала какой-либо другой женщине больше доверия, чем ей самой, поступает в лучшем случае неосторожно". В дополнение к сказанному Лакло приводит слова одной хорошей матери и умной женщины, которая, прочитав рукопись, сказала ему: "Я считала бы, что окажу настоящую услугу своей дочери, если дам ей эту книгу в день ее замужества". Если бы все матери семейства думали так же, "я вечно радовался бы, что опубликовал ее" [Там же].
   Такой взгляд на вещи мог показаться несколько наивным, если бы Лакло действительно так думал. Правда, в конце книги злые наказываются, проигрывают процесс, заражаются оспой, умирают на дуэли; правда также, что преступление не оправдывает себя. Но и добродетель вознаграждается не лучше, и целомудренная мадам де Турвель кончает почти так же печально, как и маркиза де Мертей. Нет никакой уверенности в том, что читатель отшатнется от дурных нравов, видя несчастье тех, кто мог бы служить примером нравственности. Может случиться, что зависть к необузданным удовольствиям окажется сильнее страха перед наказанием. Сила желаний, безошибочность расчетов, проницательный ум, свойственные этим негодяям, могут вызвать у некоторых людей скорее чувство восхищения, чем гадливости. Знакомство с биографией Наполеона никогда не вселяло отвращения к власти молодым честолюбцам, хотя они и знали об острове Св. Елены [16].
   Жироду прекрасно понимал, что "красота, сюжет и привлекательность книги" в паре Вальмон--Мертей, соединенных брачными узами зла, из которых один -- самый обольстительный распутник в литературе и в то же время самый красивый и ловкий мужчина, а другая -- очаровательнейшая и умнейшая женщина. "Мы видим великолепный союз вышедших на поиск новых удовольствий охотников, где женщина и мужчина равны в умении управлять страстями". Все условия, необходимые для этой превосходной пары, здесь обеспечены: и абсолютное доверие друг к другу, и беседы с глазу на глаз, скрытые от непосвященных. В историях о животных нет ничего более волнующего, чем повесть о двух охотниках -- лисице и льве. Также нет ничего более угодного духу зла, чем лицезрение прелестной Мертей и прекрасного Вальмона, сражающихся каждый ради другого, ибо победа для них обоих представляет меньшую ценность, чем их взаимная откровенность, которая по большей части приносит каждому из них удовольствие от успеха другого.
   Бодлер оправдывает Лакло, исходя из более деликатных соображений. Он возражает, когда Лакло называют более безнравственным, чем писателей нашего времени: Лакло только немного откровеннее. "Разве люди в XIX веке стали более нравственными?" -- спрашивает Бодлер и отвечает: "Нет, просто сила зла ослабла, а глупость заменила ум". Бодлер считает, что усердствовать по пустякам нисколько не хуже, чем говорить о чувственном влечении языком платонической любви. Он считает Лакло более искренним и более здравым, в сравнении с Жорж Санд или Мюссе. "Никогда не осуждали себя больше, чем сегодня, но теперь это делают более искусно... Сейчас сатанизм выгадал. Дьявол стал простодушным. Зло сознаваемое менее ужасно и легче поддается излечению, чем зло, не ведающее о себе".
   Справедливо, что строгий моралист рисует всегда картины безнравственного мира, поскольку роль его заключается в том, чтобы предостеречь нас, показав его таким, какой он есть. Если бы человек по своей природе был нравственным, моралисты были бы бесполезны. Но в действительности человек по природе безнравствен, а естественные инстинкты заставляют его охотиться, воевать, прелюбодействовать. И это происходит в обществе, где внушают уважение к нравам. Но поскольку это общество лицемерно, то даже храбрый моралист вынужден от него отступиться, потому что правда, о которой он пишет, пугает человека. И только когда он высказывает свои мысли или максимы -- как это часто делается, -- не называя подлинных имен персонажей, его строгость кажется менее резкой. Представьте себе, однако, читая Ларошфуко, какие можно было бы создать романы на материале его максим. Вы нашли бы в них сотни сюжетов, не менее жестоких, чем в "Опасных связях".
   Другим очень сильным обвинением против Лакло в безнравственности его книги является то, что он наносит сильнейший удар по легенде о женской стойкости. Позднее Бернард Шоу разовьет эту идею, утверждая, что в любви женщина нередко сама становится охотником, а мужчина -- дичью. Маркиза де Мертей руководит Вальмоном, диктует ему самые важные письма, насмехаясь над ним, когда Вальмон в свою очередь пытается тоже ей что-то советовать. "Здесь, как и в жизни, -- говорит Бодлер, -- первенство вновь возвращается женщине". Вальмон, возможно, и пожалел бы Президентшу, если бы удар хлыстом, полученный им от маркизы де Мертей, не побудил его преодолеть препятствие. Однако женщины типа Мертей, умеющие подчинять себе мужчину, ни за что не допустят, чтобы кто-то знал об этом, кроме очень близких сообщников. Прикрываясь маской сентиментальности и рисуясь своей неприступностью, они всегда осуждают те романы и тех драматических писателей, которые их разоблачают. Дюма-сын испытал это на собственном опыте [17].
   Лакло в этом отношении всю свою жизнь был неумолим. Когда ему сказали: "Вы создаете чудовищ, чтобы с ними сражаться; такие женщины, как де Мертей, вообще не существуют", -- Лакло ответил: "Тогда почему столько шума? Когда Дон Кихот взялся за оружие, чтобы сразиться с ветряными мельницами, разве кто-либо подумал его отговорить от этого? Его жалели, но его никто и не обвинял... Если никто из женщин не предается разврату, притворяясь, будто уступает только любви; если ни одна не подстраивает, нимало о том не задумываясь, совращение своей "подруги"; если она не хочет погубить слишком рано изменившего ей любовника... если ничего этого нет, то я напрасно об этом писал. Но кто осмелится отрицать сию истину наших дней? Только еретик и отступник!"
   Так что же: действительно ли "Опасные связи" нравственный роман, как утверждает его автор? Я считаю, что он проповедует мораль, но не угрозой катастроф, поток которых обрушится в конце концов на головы злых людей, а, скорее, убеждением в суетности их удовольствий. Все эти фигуры -- создание безжалостного геометра, и ведут они себя, руководствуясь только правилами игры и голосом рассудка. Применять логику к тому, что должна диктовать интуиция; симулировать страсть, когда ее не испытываешь; хладнокровно изучать слабости других, чтобы овладеть ими, -- вот игра, которую ведут де Мертей и Вальмон.
   Может ли это принести счастье? Роман Лакло с очевидностью показывает, что не может. И не потому, что в удовольствии нет подлинной, приносящей радость реальности. Сама маркиза де Мертей приходит к выводу, что физические удовольствия монотонны, если их не воодушевляют сильные чувства: "Неужели вы еще не уразумели, что наслаждение, действительно являющееся единственным толчком для соединения двух полов, все же недостаточно для того, чтобы между ними возникла связь, и что если ему предшествует сближающее их желание, то после него наступает отталкивающее их друг от друга пресыщение" [Лакло Ш. де. Опасные связи. М.--Л., "Наука", 1965, с. 250].
   Ответ на этот вопрос гласит, что здесь необходимо использовать момент, когда инстинкт скрашивается желанием, которое связывает влечение и чувство воедино социальной связью, иными словами -- браком. Мы обладаем чудесной интуицией, побуждающей нас дать связующую клятву в тот момент, когда желание человека делает для него эту клятву более приемлемой. Дон Жуан или Вальмон говорит: "Никаких цепей; непрерывная смена желаний и наслаждений -- в этом прелесть жизни". Однако "Опасные связи" ясно показывают, что такой образ жизни не приносит счастья и что донжуанов порождает не желание, а воображение и гордость.
   Нужно отметить в заключение, что читательницы "Опасных связей" создали им успех, по меньшей мере равный успеху "Новой Элоизы", где также утверждается идея добродетели. Цинизму героев Лакло, по-видимому, не повредила благородная декламация Руссо. Нужно пережить революцию и империю, чтобы понять, каким образом суровая жестокость Лакло и пылкость Руссо сплавились в пламени нового гения и привели к созданию романов "Красное и черное" и "Пармская обитель".

Комментарии

   Пьер Амбруаз Франсуа Шодерло де Лакло (1741--1803) является автором единственного художественного произведения, которое и принесло ему славу, -- романа в письмах "Опасные связи" (1782). Нравственное зло, являющееся основной силой, действующей в книге, оценивается писателем однозначно, в традициях просветительского морализма; но Лакло выходит за рамки Просвещения, показывая (в духе предромантического "черного романа" и "демонического" романтизма) неистовую силу и зловещее могущество зла. Для дальнейшего развития французского романа оказалась важна и найденная им драматическая композиция, ведущая действие к катастрофической развязке.
   Статья опубликована в книге А. Моруа "От Лабрюйера до Пруста" (1964).
   
   1. Колдуэлл Эрскин Престон (род. 1903) -- американский писатель-реалист; Саган Франсуаза (Франсуаза Куарез, род. 1935) -- французская писательница, была особенно популярна в 50-е годы.
   2. Стендаль признавался в своем дневнике, что, служа интендантом в армии Наполеона, он был мало озабочен ходом боевых действий, глядя на них глазами стороннего наблюдателя.
   3. Джеймс Генри (1843--1916) -- американский писатель и критик.
   4. "Том Джонс" -- "История Тома Джонса, найденыша" (1749), роман английского писателя Генри Филдинга.
   5. В 1777 г., во время войны американских колоний за независимость от Англии, Франция направила на помощь Соединенным Штатам Америки отряд волонтеров во главе с генералом Рошамбо (1725--1807).
   6. "Женитьба Фигаро" -- "Безумный день, или Женитьба Фигаро", комедия Бомарше (1784).
   7. Герцог Орлеанский -- Луи Филипп Жозеф Орлеанский, или Филипп Эгалите (1747--1793), член королевского дома, принявший участие во Французской революции; был членом Конвента.
   8. Маршал Люкнер -- барон Николас Люкнер (1722--1794), немец по происхождению, во время Революции командовал Рейнской, а затем Северной армией; казнен по обвинению в измене.
   9. В битве при Вальми 20 сентября 1792 г. французская революционная армия одержала первую крупную победу над войсками интервентов.
   10. Дюмурье Шарль Франсуа дю Перье (1739--1823) -- генерал Республики, командующий Северной армией; в 1793 г., изменив Франции, перебежал к австрийцам.
   11. Мюрат Иоахим (1767--1815) -- наполеоновский маршал.
   12. В одном из своих стихотворений 1817 г. Байрон призывал гнев богини мщения Немезиды на виновников пережитой им семейной драмы; позже, узнав о самоубийстве одного из своих врагов, он с удовлетворением писал, что заклятие возымело действие.
   13. Безанваль -- барон Пьер Виктор Безанваль де Бронштатт (1732--1791), швейцарский генерал французской службы; в своих мемуарах нарисовал картину нравов придворной аристократии при Людовике XV и Людовике XVI.
   14. Тюренн Анри де Латур д'Овернь, виконт де (1611--1675) -- полководец, маршал Франции; Фридрих -- прусский король Фридрих II.
   15. "Сид" -- трагикомедия Пьера Корнеля (1636).
   16. Остров Святой Елены (в южной Атлантике) -- место последней ссылки Наполеона в 1815--1821 гг.
   17. Выступления против разврата и супружеской неверности, содержавшиеся в пьесах и публицистике Александра Дюма-сына (1824--1895), своей резкостью нередко производили скандальный эффект.

-------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Моруа А. От Монтеня до Арагона. Сборник. Пер. с фр / [Вступ. ст. Ф. Наркирьера; Коммент. С. Зенкина. -- Москва: Радуга, 1983. -- 677 с.; портр.; 21 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru