Надеждин Николай Иванович
Две повести в стихах: Бал и Граф Нулин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В сокращении

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ В. Г. БѢЛИНСКАГО.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ

ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ И СЪ ПРИМѢЧАНІЯМИ С. А. Венгерова.

ТОМЪ I.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія М. М. Стасюлевича. Bac. Остр., 5 лин., 28
1900.

  

Надеждинъ.

Двѣ повѣсти въ стихахъ: Балъ и Графъ Нулинъ.

("Вѣст. Евр." 1829 г., No 3).

   Въ началѣ статьи разбирается "Балъ" Баратынскаго. Беремъ вторую половину, чтобы ознакомить читателя съ тѣми плоскостями, которыми Надеждинъ преслѣдовалъ Пушкина. О другихъ его выходкахъ противъ Пушкина см. выше въ примѣчаніяхъ къ "Литературнымъ Мечтаніямъ" (Примѣч. 1).
  
   Графъ Нулинъ есть произведеніе Корѵфея нашей Поезіи. Оно пересажено сюда изъ оранжереи Сѣверныхъ цвѣтовъ, гдѣ явилось, назадъ тому уже годъ, во всей полнотѣ младенческаго простодушія, утрачивающагося, какъ видно, съ лѣтами. И столь ослѣпительно яркое сіяніе славы Поэта, въ лучахъ кося вращается эта милая крошка литтературнаго нашего міра, что еще доселѣ ни одинъ дурный глазъ (на недостатокъ коихъ грѣшно бы однако было пожаловаться) не изурочилъ ее внимательнымъ разсматриваніемъ и завистливымъ разборомъ. Нулинъ... Пушкинъ!... Сіе послѣднее имя обдавало невольнымъ благоговѣніемъ всѣхъ и повергало въ безмолвное изумленіе. Честь и слава величію генія! одно имя его есть уже фирма, подъ которою самое ничтожество пропускается безпошлинно въ храмъ безсмертія!...
   Его Сіятельство является теперь въ другой разъ на литтературной сценѣ, почти особнячкомъ, не безъ нѣкоторой даже перемѣны въ прозрачномъ своемъ костюмѣ противъ перваго дебюта {Въ превосходной епизодической картинѣ кота (Гр. Нул. ст. 23), Поетъ подмѣнилъ нынѣ, если не обманываетъ насъ память, кошку мышью: это переодѣло жеманнаго Крысопольскаго Селадона въ старинный обыкновенный костюмъ Васьки прожоры, болѣе щадящій чувство приличія, но менѣе оригинальный и не совсѣмъ гармонирующій съ ходомъ цѣлаго. Соч.}. Это показываетъ, что Поетъ не оставляетъ безъ отеческаго вниманія дѣтища, имъ на свѣтъ пущеннаго; что ему хочется продлить, упрочить и всеобщее вниманіе, созываемое имъ на малютку. Будемъ признательнѣе къ трудамъ высокомощнаго повелителя въ области нашей Поезіи: отважимся бросить теперь скромный взглядъ на сіе драгоцѣнное произведеніе, въ которомъ, какъ въ мікрокосмѣ, отпечатлѣвается типъ всего поэтическаго міра, имъ сотвореннаго!
   Но съ чего начатъ обзоръ нашъ?... Дай мнѣ точку! требовалъ нѣкогда мудрецъ, пытавшійся повернуть вселенную: мы бы удовольствовались теперь и звательцомъ, чтобъ имѣть по крайней мѣрѣ что-нибудь, къ чему бы можно было прикрѣпиться. Но, по несчастію, для насъ въ Графp3; Нулинѣ нѣтъ даже и тѣхъ точекъ, коихъ длинные ряды украшаютъ, подобно перламъ, произведенія нынѣшнихъ геніевъ: это -- да проститъ намъ тѣнь великаго Паскаля!-- это есть кружочикъ, коего окружность -- вездѣ, и центръ -- нигдѣ!... Если имя Поэта (ποιητης) должно оставаться всегда вѣрнымъ своей етѵмологіи, по которой означало оно у древнихъ Грековъ твореніе изъ ничего: то пѣвецъ Нулина есть par excellence Поетъ. Онъ сотворилъ чисто изъ ничего сію поему. Но за то и оправдалась надъ ней во всей силѣ древняя аксіома Іонійской філософической школы, на которую столь нападали позднѣйшіе Креаціоналисты, что изъ ничего ничего не бываетъ (ex nihilo nihil fit). Никогда произведеніе не соотвѣтствовало такъ вполнѣ носимому имъ имени. Графъ Нулинъ есть нуль {Одинъ забавникъ, занимающійся литтературною геральдикою, предлагаетъ Нулину принять въ Графскій гербъ свой, вмѣсто девиза, тотъ аріѳметическій знакъ, отъ котораго происходитъ его знаменательное имя -- о. Пожалуй -- чего добраго!... Если ввести этакъ алгебраическую схематику въ область литтературы; то мы увидимъ на опытѣ длинные ряды воображаемыхъ только въ Маѳематикѣ чиселъ съ минусами. Соч.}, во всей маѳематической полнотѣ значенія сего слова. Глубокомысленный Кантъ поставлялъ существеннымъ характеромъ комическаго то, что ожиданіе, имъ возбуждаемое превращается въ нуль. Нашъ Нулинъ не можетъ имѣть и на то претензіи. Онъ не возбуждаетъ никакихъ ожиданій, кромѣ чисто нульныхъ. И мы -- не безъ сердечнаго конечно раскаянія въ позволяемомъ себѣ кощунствѣ -- можемъ сказать языкомъ великаго Галлера: "Взгромождаю нули на нули, умножаю ихъ, возвышаю въ безчисленныя степени: и ты, нуль! остаешься всегда весь, всегда равенъ себѣ -- предо мною"!
   И такъ -- просимъ теперь не прогнѣваться, если мы увольняемъ себя отъ всегда скучной, но всегда и полезной работы: представить содержаніе *разбираемой нами поэмы въ анатомическомъ скелетѣ. Что тутъ анатомировать?.. Мыльный пузырь, блистающій столь прелестно всѣми радужными цвѣтами, разлетается въ прахъ отъ малѣйшаго дуновенія... Что же тогда останется?.. Тотъ же нуль -- но въ добавокъ . . безцвѣтный! А эта цвѣтность составляетъ все оптическое бытіе его!.. Скажемъ по сему только pro forma: Графъ Нулинъ проглотилъ пощечину Натальи Павловны; геній Поэта переварилъ ее съ творческимъ одушевленіемъ и ... разрѣшился -- Нулинымъ. C'est le mot de l'énigme!..
   "Fi donc!" закричатъ со всѣхъ сторонъ усердные прихожане нигилистическаго изящества, коимъ становится дурно отъ всякаго чтожества: "что за педантическій тонъ? Что за школьное тѵранство? Какъ будто отъ поэтическаго произведенія, назначаемаго единственно для наслажденія, непремѣнно должно требоваться это несносное нѣчто, коимъ прожужжали намъ уши предики и диссертаціи!.. А bas le Vandale! à bas le pedant!.. Намъ не нужно ничего, кромѣ картинъ -- однѣхъ картгтъ и только! Поетъ долженъ быть вѣрнымъ живописцемъ Природы: et voilа tout!" -- Ваши покорные слуги, Mesdames et Messieurs! Мы никогда и не думали отнимать у Поезіи ея законнаго родоваго преимущества -- живописать Природу. И мы можемъ, съ позволенія нѣжнаго слуха вашего, прошепнуть въ оправданіе наше варварское изреченіе Горація, почитаемаго Корѵфеемъ педантовъ и идоломъ школъ: ut pictura, poёsis!... Да и чтожь иначе могло бы привлечь вниманіе наше на разбираемую теперь нами поемку, если бы мы поэтическую живопись считали чисто за нуль въ есѳетическомъ мірѣ?... Не одно ли только это и сообщаетъ ей призракъ литтературной вещественности?... Иначе -- намъ пришлось бы ограничиться однимъ ариѳметическимъ дѣйствіемъ вычитанія: нуль изъ нуля -- нуль! и -- концы въ воду!-- И такъ -- живопись... поетическая живописъ!... А la bonne heure!... Никто не можетъ оспаривать пальму поэтическаго живописца у Пѣвца Нулина. Его произведенія -- и кто не знаетъ ихъ наизусть!-- исполнены картинами, схваченными съ Натуры рукою мастерскою, одушевленною и -- даже иногда слишкомъ -- вѣрною. Графъ Нулинъ представляетъ непрерывную галлерею подобныхъ картинъ. Самое начало повѣсти есть образецъ живописи, коей не постыдились бы знаменитѣйшіе мастера Фламандской школы:
  
   Пора! пора! рога трубятъ;
   Псари въ охотинчьихъ уборахъ
   Чѣмъ свѣтъ ужь на коняхъ сидятъ,
   Борзыя прыгаютъ на сворахъ.
   Выходитъ баринъ на крыльцо,
   Все, подбочась, обозрѣваетъ;
   Его довольное лицо,
   Пріятной важностью сіяетъ.
   Чекмень затянутый на немъ,
   Турецкіи ножъ за кушакомъ,
   За пазухой во фляжкѣ ромъ,
   И рогъ на бронзовой цѣпочкѣ.
   Въ ночномъ чепцѣ, въ одномъ платочкѣ,
   Глазами сонными жена
   Сердито смотритъ изъ окна
   На сборъ, на псарную тревогу.
   Вотъ мужу подвели коня;
   Онъ холку хвать и въ стремя ногу,
   Кричитъ женѣ: не жди меня!
   И выѣзжаетъ на дорогу. (5, 6)
  
   Не правда ли, что прекрасно?.... Но превосходнѣйшее chef-d'-oeuvre сей прелестной галлереи есть панорама сельской или лучше дворовой Природы, раскинутая магическимъ ковромъ предъ глазами Натальи Павловны, героини повѣсти:
  
   Наталья Павловна сначала
   Его 1) внимательно читала,
   Но скоро какъ-то развлеклась
   Передъ окномъ возникшей дракой
   Козла съ дворовою собакой
   И ею тихо (?) занялась.
   Кругомъ мальчишки хохотали;
   Межь тѣмъ печально подъ окномъ
   Индѣйки съ крикомъ выступали
   Во слѣдъ за мокрымъ пѣтухомъ;
   Три утки полоскались въ лужѣ.
   Шла баба черезъ грязный дворъ
   Бѣлье повѣсить на заборъ... (9, 10)
   1) Т. е. Романъ.
  
   Это уже -- не первой чета! Здѣсь изображена природа во всей наготѣ своей -- à l'antique! Жаль только, что сія мастерская картина не совсѣмъ дописана. Не уже ли въ широкой рамѣ чернаго барскаго двора не умѣстились бы двѣ три хавроньи, кои, разметавшись по султански на пышныхъ диванахъ топучей грязи, въ блаженномъ самодовольствіи и совершенно Епікурейской беззаботности о всемъ окружающемъ ихъ, могли бы даже сообщить нѣчто занимательное изображенному зрѣлищу?... Почему Поетъ, представляя бабу, идущую развѣшивать бѣлье черезъ грязный дворъ, уклонился нѣсколько отъ вѣрности, позабывъ изобразить, какъ она, со всѣмъ деревенскимъ жеманствомъ, приподымала выстроченный подолъ своей пестрой понявы,
  
                                 Чтобы ей воскрилій
   Не омочить усыпленною грязнаго моря волною? ...
  
   Это едва извинительно въ живописцѣ великомъ и всеобъемлющемъ!... Изображенія внутреннихъ душевныхъ ситуацій не менѣе живописны. Кто не закраснѣется хоть немножко при описаніи разстроеннаго положенія сердечныхъ дѣлъ Графа Нулина, приготовляющагося къ ночному пилигримству?
  
   Несносный жаръ его объемлетъ,
   Не спится Графу, бѣсъ не дремлетъ
   И дразнити, грѣшною мечтой
   Въ немъ чувства. Пылкой нашъ герой
   Воображаетъ очень живо
   Хозяйки взоръ краснорѣчивой,
   Довольно круглый, полный станъ,
   Пріятный голосъ, прямо женскій,
   Лица румянецъ деревенскій --
   Здоровье краше всѣхъ румянъ.
   Онъ помнитъ кончикъ ножки нѣжной,
   Онъ помнитъ точно, точно такъ,
   Она ему рукой небрежной
   Пожала руку; онъ дуракъ,
   Онъ долженъ бы остаться съ нею,
   Ловить минутную затѣю.
   Но время не ушло.... (21, 22)
  
   А!.. каково!.. Не льзя, право, не сотворить молитвы! такъ живо изображено бѣсовское наважденіе!.. Здѣсь интересъ повѣсти начинаетъ возрастать по законамъ драматическаго искусства. Опытный читатель вмѣстѣ со влюбленнымъ Графомъ
  
   . . . . . .Въ потемкахъ бродитъ,
   Дорогу ощупью находитъ,
   Желаньемъ пламеннымъ томимъ,
   Едва дыханье переводитъ,
   Трепещетъ, если полъ подъ нимъ
   Вдругъ заскрипитъ.
   Вотъ онъ подходитъ
   Къ завѣтной двери и слегка
   Жметъ ручку мѣдную замка;
   Дверь тихо, тихо уступаетъ;
   Онъ смотритъ: лампа чуть горитъ
   И блѣдно спальню освѣщаетъ;
   Хозяйка мирно почиваетъ,
   Иль притворяется, что спитъ.
   Онъ входитъ, ищетъ (?), отступаетъ --
   И вдругъ упалъ къ ея ногамъ.
   Она . . . (23, 24)
  
   Поетъ не столько милостивъ для читательницъ: онъ проситъ Петербургскихъ дамъ, съ ихъ позволенья, самимъ
  
   Представить ужасъ пробужденья
   Натальи Павловны....
   И разрѣшить, что дѣлать ей. (24)
  
   Это не совсѣмъ вѣжливо! Можетъ быть, многія изъ нашихъ Московскихъ дамъ, не бывавши въ такихъ случаяхъ, не будутъ и умѣть дополнить сами собою этотъ пробѣлъ. Но -- тс!.. что-то будетъ дальше?...
  
   Она, открывъ глаза большіе,
   Глядитъ на Графа -- нашъ герой
   Ей сыплетъ чувства выписныя
   И дерзновенною рукой
   Уже руки ея коснулся .... (25)
  
   Hélas!...
  
   Но -- тутъ опомнилась она; (ib.)
  
   Слава Богу!...
  
   Гнѣвъ благородный въ ней проснулся
   И честной гордости полна,
   А впрочемъ, можетъ быть, и страха,
   Она Тарквинію съ размаха. . . . (ib.)
  
   Уфъ!...
  
   Даетъ пощечину, да! да!
   Пощечину, да вѣдь какую! . . . (ib.)
  
   Вотъ истинно Высокое Поезіи!... Какой безпредѣльный Океанъ вскрывается для взора и слуха читателя!... Здѣсь живопись сливается съ музыкою; краски мѣшаются со звуками... и у меня по сію пору мерещится въ глазахъ этотъ бѣдный Нулинъ, облизнувшійся какъ лысый бѣсъ, и отдается въ ушахъ эта звонкая пощечина, разбудившая даже косматаго Шпица и вѣрную Парашу. Чудаки покачиваютъ головою и говорятъ сквозь зубы: "все это такъ! все это правда! все это вѣрный снимокъ съ натуры!... Да съ какой натуры?... Вотъ тутъ-то и закавычка!... Мало ли въ натурѣ есть вещей, которыя совсѣмъ не идутъ для показу?... Дай себѣ волю... пожалуй, залетитъ и -- Богъ вѣсть! -- куда! -- отъ спальни недалеко до дѣвичьей; отъ дѣвичьей -- до передней; отъ передней -- до сѣней; отъ сѣней -- дальше и дальше!... Мало ли есть мѣстъ и предметовъ, еще болѣе вдохновительныхъ, могущихъ представить новое неразработанное и неистощимое поле для трудолюбивыхъ дѣлателей!... Немудрено дождаться, что насъ поведутъ и туда со временемъ! -- Что-жъ касается до повѣсничествъ и безпутствъ, то имъ нѣсть числа!... Выставлять ихъ на показъ, значитъ оскорблять человѣческую природу, которая не можетъ никогда выносить равнодушно собственнаго уничиженія. Почему и желательно было бы, чтобъ онѣ не выходили никогда изъ того мрака, въ коемъ обыкновенно и совершаются!" -- C'est bon, Messieurs les Camtschadales! C'est bon!-- Правду сказать, не льзя не признаться, что ваши опасенія имѣютъ видъ справедливости. Сцена, происшедшая между Графомъ и Натальей Павловной, безъ сомнѣнія, очень смѣшна. Можно легко повѣрить, что ей отъ всего сердца
  
   Смѣялся Лидинъ, ихъ сосѣдъ,
   Помѣщикъ двадцати трехъ лѣтъ. (31)
  
   Я и самъ, хоть не помѣщикъ, но завалившись недавно еще за двадцать три года, но могу не раздѣлить его смѣха, хотя и не имѣю на то особыхъ причинъ, какія вѣроятно имѣлъ онъ. Но каково покажется это моему почтенному дядюшкѣ, которому стукнуло уже пятьдесятъ, или моей двоюродной сестрѣ, которой невступно еще шестнадцать; если сія послѣдняя (чего Боже упаси!), соблазненная демономъ дѣвическаго любопытства, вытащитъ потихоньку изъ незапирающагося моего бюро это сокровище?.. Грѣха не оберешься!.. Съ другой стороны однако должно согласиться, что пѣвецъ Нулина не совсѣмъ еще отрѣшился отъ узъ приличія и умѣетъ иногда полагать границы своевольному своему генію. Такъ напр. при подробномъ описаніи ночныхъ утварей, которыми аккуратный Monsieur Picard снабдилъ отходящаго ко сну Графа:
  
   Monsieur Picard ему приноситъ
   Графинъ, серебряной стаканъ,
   Сигару, бронзовой свѣтильникъ,
   Щипцы съ пружиною, будильникъ... (20)
  
   Кто не чувствуетъ, что послѣднее слово есть вставка, замѣнившая другое равно созвучное, но болѣе идущее къ дѣлу, слово, принесенное Поетомъ съ истинно героическимъ самоотверженіемъ въ жертву тиранскому приличію?... То же самое чувство благородной снисходительности къ людскимъ предразсудкамъ выражается въ полумімическомъ отвѣтѣ Графа на вопросъ Натальи Павловны:
  
   "Какъ тальи носятъ?" -- Очень низко,
   Почти до... вотъ до этихъ поръ.
  
   Какая любезная скромность!... Поэтъ заставилъ героя своего не сказать, а показать {Совсѣмъ иначе думалъ Превилъ (Prèville), отвѣчавшій одному поету: "mon d.... aussi est dans la nature, et pourtant je не le montre pas!" Я то правда однако, что вѣжливый Графъ Нулинъ показалъ не свое, а чужое!.. Соч.} то, для выраженія чего языкъ нашъ не имѣетъ книжнаго слова. Grand merci!...
   О стихосложеніи Графа Нулина и говорить нечего. Оно, по всѣмъ отношеніямъ, прекрасно {Строгіе метроманы нападаютъ на нѣкоторыя просодическія вольности, которыя позволялъ себѣ иногда пѣвецъ Нулина. Они особенно цитуютъ сей стихъ, съ мрачнымъ неудовольствіемъ:
  
   И мамзель Марсъ, увы! старѣетъ. (15)
  
   Но тоническое насиліе, оказанное здѣсь слову: мамзель, есть дѣло совсѣмъ постороннее для трибунала Русской просодіи. Оно не наше, а Французское. Французскому же языку -- по дѣламъ и мука! Отъ него произошло не мало бѣдъ для нашей несчастной литтературы. Соч.}. Стихи гладкіе, плавные, легкіе, какъ бы сами собою сливаются съ языка у Поэта. Это -- nugae canorae! Увлекаясь ихъ плѣнительною гармоніею, невольно иногда негодуешь и спрашиваешь: "За чѣмъ эти прекрасные стихи имѣютъ смыслъ? За чѣмъ они дѣйствуютъ не на одинъ только слухъ нашъ?" Истинно завидна участь Графа Нулина! За проглоченную имъ пощечину, Его Сіятельство купилъ счастіе быть воспѣтымъ въ прелестныхъ стихахъ, которыми не погнушались бы знаменитѣйшіе герои.
   Кончимъ разсмотрѣніе наше общимъ замѣчаніемъ объ обѣихъ повѣстяхъ, насъ занимавшихъ. Это суть прыщики на лицѣ вдовствующей нашей литтературы! Они и красны и пухлы и зрѣлы: но...
  
   Che chi ha i duo, occhi il veda!...
  
   Съ Патріаршихъ
   прудовъ.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru