Некрасова Екатерина Степановна
Писатели для народа из интеллигенции

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Очерк первый. Князь Владимир Федорович Одоевский. (1803-1869).

   

ПИСАТЕЛИ ДЛЯ НАРОДА ИЗЪ ИНТЕЛЛИГЕНЦІИ.

   

ОЧЕРКЪ ПЕРВЫЙ.
Князь Владиміръ Ѳедоровичъ Одоевскій.
(1803--1869).

   Въ послѣдніе годы больше и громче, чѣмъ когда-либо, дѣлается вызовъ интеллигенціи на служеніе народу, намѣчаются задачи, указывается самое дѣло; между прочимъ много говорится о необходимости улучшенія и обновленія литературы для народа интеллигентными силами. И интеллигенція охотно откликается на этотъ важный призывъ. Русская интеллигенція въ лицѣ нѣкоторыхъ своихъ представителей давно смотрѣла на дѣло народнаго просвѣщенія, народнаго развитія, какъ на свою кровную обязанность. Она давно взяла на себя иниціативу этого служенія безъ всякихъ постороннихъ вызововъ.
   Еще въ началѣ 40-хъ годовъ цѣлая группа писателей вышла на служеніе народному просвѣщенію, воодушевляемая и руководимая однимъ изъ выдающихся общественныхъ дѣятелей, княземъ Владиміромъ Ѳедоровичемъ Одоевскимъ, нѣкогда близко стоявшимъ къ нѣкоторымъ изъ декабристовъ.
   Имя князя Одоевскаго хорошо извѣстно въ нашей литературѣ, какъ имя выдающагося писателя первой половины нынѣшняго столѣтія и какъ высокогуманнаго, развитаго и добрѣйшаго человѣка. Въ біографіяхъ Гоголя, Пушкина, Кольцова, Грибоѣдова, графини Ростопчиной, Глинки, Даргомыжскаго, Кирѣевскаго, Погодина, Каратыгина и т. д. князь Одоевскій выступаетъ, какъ добрый совѣтчикъ, помощникъ, устроитель, ходатай. Онъ хоть и принадлежалъ по рожденію къ потомкамъ Рюрика, но водилъ знакомство преимущественно съ литераторами, художниками, музыкантами, актерами, и ихъ художественные, музыкальные, литературные интересы почиталъ для себя такъ-же близкими, какъ свои собственные. Кому неизвѣстны были въ Петербургѣ его субботы, на которыхъ собиралось самое разношерстное общество? Сюда приходилъ и только что начинающій литераторъ, и самъ Пушкинъ, и неизвѣстный музыкантъ, и всѣмъ извѣстный Глинка, который тутъ-же знакомилъ публику съ своимъ новымъ твореніемъ, тутъ можно было встрѣтить и знаменитаго Каратыгина -- и рядомъ съ нимъ молодого юношу, мечтающаго поступить на сцену... Всѣхъ этихъ людей манилъ сюда привѣтливый и дружелюбный хозяинъ, у котораго каждый гость чувствовалъ себя, какъ дома, и который самъ былъ музыкантъ. художникъ, литераторъ, ученый, писатель.
   Сочиненія кн. Одоевскаго -- Повѣсти, Пестрыя сказки, Русскія ночи -- вышли въ свѣтъ въ 1844 году въ трехъ томахъ. Всѣ они имѣютъ дидактическую подкладку, направлены на осмѣяніе и искорененіе тѣхъ или другихъ пороковъ современнаго общества, на безобразное воспитаніе, невѣжество, взятки, картежную игру, которая тогда поглощала всѣ силы,-- на отживающія поколѣнія и т. д. Бѣлинскій говорилъ про сочиненія князя Одоевскаго, что они "проникнуты паѳосомъ истины", что "они -- не холодныя поученія, не резонерскія нападки на пороки людей, не риторическія похвалы добродѣтели: они пламенныя филиппики, исполненныя то грознаго пророческаго негодованія противъ ничтожности и мелочности положительной жизни, валяющейся въ грязи эгоистическихъ разсчетовъ, то молніеносныхъ образовъ надзвѣздной стороны идеала, гдѣ живутъ высокія чувствованія, свѣтлыя мысли, благородныя стремленія, доблестные помыслы. Ихъ цѣль пробудить въ спящей душѣ отвращеніе "къ мертвой дѣйствительности, къ пошлой прозѣ жизни и святую тоску по той высокой дѣйствительности, идеалъ которой заключается въ смѣломъ, исполненномъ жизни сознаніи человѣческаго достоинства".
   Я не буду останавливаться на всѣхъ произведеніяхъ князя Одоевскаго -- это не входитъ въ мои планы, такъ-же, какъ и претензія писать біографію, которая давно ждетъ своего создателя. Моя задача познакомить съ нимъ, какъ съ писателемъ для народа {Вотъ матеріалъ, которымъ я пользовалась: 1) "Кн. В. Ѳ. Одоевскій",-- Н. Ѳ. Сумцова. Харьковъ. 1884. 2) Книга Наума "О великомъ Божьемъ мірѣ", Мих. Максимовича. 1859. Москва. 3) Соч. Бѣлинскаго томъ IX. (Соч. кн. Одоевскаго); т. X. ("Сельское Чтеніе"); 4) "М. А. Максимовичъ" Пономарева. ("Ж. М. Н. П." 1871 г. CLVII. IX. X). 5) И. И. Панаева "Литературн. воспоминанія". Спб. 1876. 6) "Біографія кн. Одоевскаго". Пятковскаго (Ист. Вѣстн. 1880); 7) "Очерки умственнаго развитія нашего общества" статья Скабичевскаго ("От. Зап." 1870. XI); 8) "Соч. кн. Одоевскаго". 1844. 3 части; 9) "Письма кн. Одоевскаго къ Максимовичу". ("Кіевская Старина". 1883. апрѣль); 10) "Изъ бумагъ кн. Одоевскаго" ("Рус. Арх." 1874. 278 стр.); 11) "Записки В. А. Писарскаго". ("Рус. Ар". 1869); 12) "Сынъ Отечества" 1833. No 31. Разборъ зоологіи Максимовича, 13) Некрологъ В. Ѳ. Одоевскаго. ("Голосъ" 1869 г. No 67); 14) Общество попеченія о бѣдныхъ ("Рус. Арх.". 1870 г. стр. 927.}.
   

I.

   Князь Владиміръ Ѳедоровичъ Одоевскій учился въ московскомъ благородномъ пансіонѣ, гдѣ воспиталъ въ себѣ любовь къ литературѣ и ея интересамъ. По окончаніи курса онъ не переставалъ учиться, особенно усердно изучалъ философію, а въ 1824 и 1825 году вмѣстѣ съ Кюхельбекеромъ издавалъ "Мнемозину", которая закрылась вслѣдствіе исторіи 14 декабря. Послѣ этого событія князь Одоевскій переѣхалъ въ Петербургъ, гдѣ женился и поступилъ на службу подъ начальство графа Блудова.
   Еще въ Москвѣ князь Одоевскій созналъ и почувствовалъ въ себѣ отсутствіе общаго образованія. Для пополненія замѣченныхъ пробѣловъ онъ сталъ слушать лекціи по анатоміи. Но знакомство съ этой наукой указало на недостаточность его знаній по физикѣ, физіологіи, которыя въ свою очередь потребовали изученія химіи. Послѣднею князь Одоевскій занялся, уже переселившись въ Петербургъ, гдѣ сталъ слушать лекціи профессора Гессе. Онъ не ограничивался только однѣми лекціями и устроилъ у себя дома небольшую лабораторію, гдѣ усердно занимался различными опытами, и пріобрѣтенныя знанія химіи прилагалъ, гдѣ могъ, даже къ дѣлу кулинарнаго искусства.
   Никто не зналъ, что побуждало князя къ такому усердному и основательному занятію этой наукой. Разъ онъ самъ разъяснилъ эту загадку -- и разъяснилъ самымъ неожиданнымъ образомъ.
   "Можетъ быть, вы слышали уже,-- писалъ онъ въ 1833 году М. А. Максимовичу,-- что я теперь прилежно занимаюсь естественными науками и въ особенности химіею; я здѣсь весь прошедшій годъ бралъ уроки у академика Гессе (ужаснаго атомистика.-- но того-то мнѣ и надобно было) ей цѣлью написать народную химію".
   Князь Одоевскій изучаетъ науки, дѣлается энциклопедистомъ ради того, чтобы съумѣть просвѣщать народъ. Онъ задумывается о просвѣщеніи народа, о книгахъ для него, задумывается тогда, когда самъ народъ находится еще подъ гнетомъ крѣпостного права и когда народная школа представляетъ еще. необычайное, рѣдчайшее явленіе. Что-же натолкнуло Владиміра Ѳедоровича на мысль о народѣ?
   Припомнимъ, что то было время тридцатыхъ годовъ, а извѣстно, что этотъ періодъ отмѣченъ въ нашей литературѣ огромнымъ интересомъ къ нѣмецкой философіи. Мы знаемъ, что не чуждъ былъ этого интереса и самъ кн. Одоевскій. Онъ усердно изучалъ нѣмецкихъ философовъ, слушалъ лекціи по отвлеченнымъ предметамъ. Нѣмецкая философія, взволновавъ спавшую до того времени русскую мысль, сдѣлала ее способной чутко отнестись ко всему, что происходило въ просвѣщенныхъ странахъ запада. Результатомъ всего этого, какъ бы отголоскомъ западнаго движенія, отголоскомъ тѣхъ же философскихъ идей, которыя требовали для каждаго народа своего самостоятельнаго индивидуальнаго развитія, мы видимъ пробужденіе у насъ въ 30-хъ годахъ интереса къ народу, заботу о немъ. Это народническое движеніе выступаетъ во всей силѣ собственно въ 40-е годы. Въ 30-е же годы видны пока проблески этого движенія; оно выступаетъ въ лицѣ нашихъ лучшихъ общественныхъ представителей, писателей, къ числу которыхъ всецѣло слѣдуетъ отнести и кн. Одоевскаго. "Поклоняясь просвѣщенію какъ святынѣ", кн. Одоевскій рѣшилъ лѣчить имъ народъ отъ всѣхъ золъ матеріальныхъ и нравственныхъ. Онъ былъ патріотъ въ хорошемъ смыслѣ слова. Любя родину, онъ не закрывалъ глазъ на ея недостатки, вѣрилъ въ русскій народъ, въ его умъ, понятливость. Онъ признавалъ въ народѣ только одно ужасное зло -- невѣжество.
   "Чудная понятливость русскаго народа, возвышенная умозрительными науками, могла бы произвести чудеса", говоритъ онъ въ своихъ замѣткахъ. Онъ видѣлъ, что другіе народы превосходятъ нашъ народъ знаніемъ. "Нѣмецъ ученьемъ беретъ, говоритъ онъ, а у русскаго ученья не хватаетъ, а то нѣтъ способнѣе русскаго человѣка во всей Европѣ". И для лучшей иллюстраціи своей мысли кн. Одоевскій разсказываетъ случай состязанія, какой былъ между русскими и англичанами на счетъ лошадей: какія лошади лучше въ Европѣ -- донскія или англійскія.
   "Англичане выписали нарочно изъ Англіи стараго, опытнаго жокея-доку,-- разсказываетъ кн. Одоевскій,-- русскіе достали молодого парня. Англичанинъ выдержалъ изъ долговременной практики діэту; русскій парень передъ скачкою напился молока вдоволь. Сколько помнится, на пари была положена 26-ти или 30-ти верстная дистанція. Жокей поѣхалъ шагомъ; парень поскакалъ съ первой минуты, но черезъ нѣсколько минутъ долженъ былъ остановиться, молоко подѣйствовало; такихъ остановокъ было нѣсколько. Да на бѣду посадили парня на непривычное сѣдло: на половинѣ дороги онъ его сбросилъ, увѣряя, что безъ сѣдла лошади легче. Между тѣмъ скачка продолжалась; жокей придавалъ, когда уже русская лошадь начинала уставать. На дорогѣ англичане поставили своихъ агентовъ, верхомъ, съ губками, намоченными въ уксусѣ и спиртѣ; они приставали къ своей лошади и прыскали ей въ ноздри изъ губки: лошадь освѣжалась, чихала. Русскимъ и въ голову не пришло это освѣжительное средство. У флага голова англійской лошади на нѣсколько линій опередила донскую. Русское пари было проиграно. Тутъ-то русскіе охотники догадались, что не такъ они распорядились; но уже поздно. Предлагали повторить пари; англичане не согласились, а жокей объявилъ, что онъ ни за какіе фунты стерлинговъ не пойдетъ другой разъ въ такую пытку... Въ этомъ анекдотѣ -- прибавляетъ князь -- вся исторія нашей борьбы съ иноземцами. Наши неудачи просто слѣдствіе нашего незнанія".
   Здѣсь онъ прямо высказывается противъ того крайняго мнѣнія нѣкоторыхъ славянофиловъ, что народъ нашъ не нуждается ни въ какой чужеземной наукѣ, вмѣщая самъ въ себѣ всю мудрость житейскую и отвлеченную. Не признавая за наукой возможности какой бы то ни было національной окраски, считая науку одинаково принадлежащею всѣмъ народамъ и будучи самъ искреннимъ поклонникомъ этой науки, онъ въ ней полагалъ исцѣленіе всѣхъ нашихъ національныхъ недуговъ. Искренно, горячо убѣжденный въ силу просвѣщенія, онъ рѣшается подѣлиться своими знаніями съ простолюдинами, которыхъ -- надо замѣтить -- Одоевскій зналъ не по наслышкѣ только и видалъ не изъ окна кареты. Кн. Одоевскій признавалъ, далеко до освобожденія крестьянъ, равенство между собой и крестьяниномъ и при первой возможности, стать ближе съ народомъ, сближался съ нимъ, призывалъ къ себѣ, напримѣръ, деревенскаго мужика, угощалъ его. Такъ, извѣстно, что живя лѣтомъ въ своемъ маленькомъ имѣніи Ронгасѣ, которое находилось въ Выборгской губерніи, онъ занимался постройкой, самъ слѣдилъ за работой и часто бесѣдовалъ съ русскими плотниками, а старшій плотникъ даже пріобрѣлъ его исключительную симпатію. Князь каждый день приглашалъ его придти выпить съ нимъ шампанскаго. Разсказываютъ, когда плотникъ первый разъ осушилъ бокалъ, князь его спросилъ: "Хорошо-ли?" Плотникъ, разглаживая бороду, отвѣчалъ: "Знатно. Только чудно, право -- холодное, а кипитъ".
   Всѣ эти столкновенія, личное сближеніе съ народомъ только еще болѣе убѣждали кн. Одоевскаго въ его завѣтной мысли: дайте русскому народу просвѣщеніе -- и посмотрите, что изъ него выйдетъ.
   Подходить къ осуществленію этой завѣтной мечты кн. Одоевскій началъ еще въ началѣ 30-хъ годовъ. Это почти первый русскій образованный человѣкъ, который пошелъ на встрѣчу русскому народу съ своей грамоткой, съ своимъ поучительнымъ словомъ и наукой. Но боясь, чтобы отвлеченная наука не показалась нашему практическому народу, стоящему лицомъ къ лицу съ жизнью, пустословіемъ, кн. Одоевскій въ первый разъ заводитъ рѣчь съ простолюдиномъ о наукѣ на почвѣ мастерства, производства и говоритъ о ней по стольку, по скольку избранная наука примѣнима въ данномъ мастерствѣ.
   Первая статья для народа была написана кн. Одоевскимъ въ 1833 г. по вопросамъ химіи. Она носила названіе: ".Краткое понятіе о химіи, необходимое для свѣчныхъ мастеровъ" и была помѣщена въ "Журналѣ общеполезныхъ свѣдѣній" за 1833 годъ.
   Въ журналѣ помѣщалось много статей для свѣчныхъ заводчиковъ, но ни одна не дышетъ той простотою, вразумительностью, научностью, обстоятельностью, умѣньемъ говорить просто, какъ статья кн. Одоевскаго, которая -- какъ видно по заглавію -- предназначалась простолюдинамъ.
   Статья начинается съ опредѣленія понятія, что такое тѣло. "Все, что человѣку встрѣчается, все, что мы видимъ, обоняемъ, осязаемъ, всѣ вещи, которыя занимаютъ какое-нибудь мѣсто (пространство), называются тѣломъ или тѣлами (веществомъ, матеріею, составомъ), а потому: камень, дерево, вода, воздухъ, сало -- суть тѣла. Всякому извѣстно, что тѣла въ природѣ весьма различны между собою: одни плотны, грубы, тяжелы; другія жидки, нѣжны, мягки и т: п.; на иныя изъ нихъ, чтобы увѣриться, что они дѣйствительно существуютъ, стоитъ только взглянуть, или прикоснуться къ нимъ рукою, какъ, напримѣръ, камень, напротивъ того, другія для насъ совершенно невидимы, хотя также подлинно существуютъ; таковы, напр., воздухъ,-- его не видимъ; помахавъ на лицо рукою, ты почувствуешь, что что-то прикасается къ лицу, хотя ты до лица и не дотрогиваешься рукою". Далѣе дается понятіе о жидкихъ тѣлахъ, говорится о томъ, чему учитъ химія, о составѣ, о разложеніи тѣлъ.
   Любопытна та манера, тѣ пріемы, которые употребляетъ кн. Одоевскій въ этомъ новомъ и крайне трудномъ дѣлѣ поучать народъ. Я приведу то мѣсто, гдѣ онъ хочетъ дать понятіе о сложности каждаго тѣла.
   "Тотъ былъ смышленный человѣкъ,-- говоритъ онъ,-- кто вздумалъ дерево раздѣлять на деготь и на уголь; деревомъ колесъ не намажешь и въ кузницѣ такого жара деревомъ, какъ угольями, не сдѣлаешь. Но вѣдь, не одно дерево на свѣтѣ и не одно дѣло у человѣка, чтобы колеса мазать. Того, что нужно человѣку и изъ чего человѣкъ можетъ получить прибыль, не сочтешь. Для сего-то Богъ и окружилъ человѣка различными веществами, въ которыхъ, кто умѣетъ ихъ разлагать, найдетъ тысячу новыхъ веществъ, изъ коихъ каждое идетъ въ свое дѣло; такъ бываетъ и съ саломъ: кажется на видъ одно вещество, но смышленные люди его раздѣлили и нашли въ немъ два вещества: стеаринъ и олеинъ, и изъ стеарина дѣлаютъ свѣчи, которыя не хуже восковыхъ".
   Нельзя не отмѣтить въ приведенныхъ рѣчахъ умѣнье, доходящее до таланта, подбирать пояснительные примѣры, вполнѣ доступные для мужика. Какой-же мужикъ не знаетъ, что дерево можно превратить въ уголь и что изъ дерева добывается деготь? Авторъ поясняетъ и уясняетъ непонятное съ помощью того, что хорошо знаетъ самъ народъ, что ему вполнѣ доступно, къ слову и къ дѣлу умѣетъ ввернуть въ свою рѣчь и имя Бога, его силу, его значеніе,-- думать о чемъ простолюдинъ привыкъ съ дѣтства... Все это дѣлаетъ писанія кн. Одоевскаго чѣмъ-то феноменальнымъ для 30-хъ годовъ, когда большинство интеллигентныхъ людей и понятія не имѣло о народѣ,-- и тѣмъ выше поднимается значеніе кн. Одоевскаго, какъ народнаго писателя.
   Давъ въ коротенькой статейкѣ понятіе о химіи и указавъ ея важное и притомъ спеціальное значеніе для людей занимающихся составленіемъ тѣлъ, онъ отсылаетъ читателей для болѣе подробнаго изученія науки химіи къ обстоятельнымъ, хорошо извѣстнымъ въ то время руководствамъ, которыя тутъ-же и перечисляетъ. "Всего же лучше -- прибавляетъ онъ -- кто хочетъ знать химію, тотъ пусть ходитъ учиться въ технологическій институтъ на лекціи химіи, читаемыя безденежно для публики отъ экономическаго общества".
   Кн. Одоевскій, выступающій передъ народомъ съ своей первой лекціей, представляетъ умилительное явленіе. Онъ взошелъ на каѳедру народнаго учителя не потому, что туда шли всѣ: онъ представлялъ въ этомъ случаѣ счастливое и -- можно сказать -- рѣдкое явленіе. Кн. Одоевскій шелъ потому, что именно туда, на этотъ путь влекла его добрая, искренняя душа, полная любви къ народу и непреодолимой вѣры въ живительную силу просвѣщенія. И слова этого перваго народнаго учителя изъ интеллигенціи знаменательны и незабвенны! Вотъ почему я такъ подробно остановилась на этой первой лекціи, обращенной интеллигентнымъ человѣкомъ къ народу,-- она должна быть увѣковѣчена, какъ тропинка, ведущая къ памятнику кн. Одоевскаго, этого симпатичнѣйшаго изъ русскихъ людей.
   

II.

   Одновременно съ кн. Одоевскимъ, но независимо отъ него и совершенно самостоятельно, обратилъ свою ученую рѣчь къ народу другой интеллигентный человѣкъ 30-хъ годовъ,-- извѣстный профессоръ московскаго университета и первый ректоръ кіевскаго университета, Михаилъ Александровичъ Максимовичъ. Какъ и кн. Одоевскій, Максимовичъ соединялъ въ себѣ самыя разнообразныя знанія -- и естественно-математическаго, и филологическаго факультетовъ: въ Москвѣ онъ былъ профессоромъ ботаники, въ Кіевѣ читалъ лекціи по каѳедрѣ исторіи русской литературы. Подобно князю Одоевскому, онъ былъ другъ многихъ писателей и ученыхъ того времени, особенно Погодина и Гоголя.
   Максимовичъ тотчасъ-же по окончаніи университетскаго курса выказалъ стремленіе къ популяризаціи научныхъ знаній. Вмѣстѣ съ профессоромъ Гольдбахомъ онъ предпринялъ изданіе естественной исторіи для университетскихъ слушателей. Въ 1824 г. онъ написалъ для этого изданія зоологію, которая обратила на себя вниманіе многихъ, между прочимъ и кн. Одоевскаго, и тогдашняго любимаго профессора университета, М. Г. Павлова, проповѣдника философіи Шеллинга, хотя самъ онъ преподавалъ такія науки, какъ физика и сельское хозяйство. Кн. Одоевскій тогда-же написалъ разборъ зоологіи Максимовича въ "Сынѣ Отечества", гдѣ сказалъ, что эта книга "принадлежитъ къ рѣдкимъ явленіямъ въ нашемъ ученомъ мірѣ"... "Въ маленькой книжкѣ его читатели найдутъ болѣе полезныхъ свѣдѣній, нежели во многихъ многотомныхъ изданіяхъ по сей части". Написавши такой лестный отзывъ и не подписавши своей фамиліи, кн. Одоевскій пошелъ разъискивать автора въ кандидатскихъ университетскихъ номерахъ, а разъискавъ, ввелъ въ кружокъ литераторовъ.
   Черезъ девять лѣтъ послѣ этого событія Максимовичъ своимъ новымъ трудомъ снова привлекъ къ себѣ вниманіе кн. Одоевскаго. Занятый просвѣщеніемъ народа, распространеніемъ въ народной средѣ здравыхъ и полезныхъ знаній, кн. Одоевскій приходитъ въ неописанный восторгъ при видѣ въ 1833 году вышедшей новой книжки Максимовича: "Книга Наума о великомъ Божьемъ мірѣ".
   Максимовичъ, увлеченный естествознаніемъ, проникся, подобно князю Одоевскому, мыслью, что знаніе этихъ наукъ можетъ принести большую пользу народу, и съ этою цѣлью вырабатываетъ планъ цѣлой серіи книжекъ для народа. Собственно всѣхъ книгъ онъ предполагалъ издать шестъ: 1) О великомъ Божьемъ мірѣ; 2) Объ огнѣ, который грѣетъ и свѣтитъ; о воздухѣ, водѣ и землѣ и о томъ, что въ нихъ происходитъ; 3) О полезныхъ и любопытныхъ растеніяхъ, и о всякихъ животныхъ на землѣ и въ водѣ, и о томъ, какъ они ростутъ и живутъ; 4) О природѣ и жизни человѣческой и о разныхъ народахъ на землѣ, различнаго вида и нрава, различными языками говорящихъ и различную жизнь ведущихъ; 5) О нравственномъ, великомъ и сильномъ государствѣ русскомъ, какъ оно было и какъ оно есть; въ 6-ой книгѣ "говорится кратко да ясно о различныхъ художествахъ и дѣлопроизводствахъ, полезныхъ для хозяйства и прибыли, и не всякому еще извѣстныхъ". Таковъ былъ широкій и обстоятельный планъ задуманныхъ работъ Максимовича. Пока кн. Одоевскій былъ занятъ вопросомъ о составленіи "народной химіи", для-чего слушалъ лекціи по этой наукѣ, Максимовичъ широко взглянулъ на настоятельную нужду знаній въ народѣ. Народъ во всемъ былъ круглымъ невѣждой, въ полномъ смыслѣ человѣкомъ темнымъ, поступающимъ во всемъ вкривь и ощупью, и Максимовичъ, какъ человѣкъ серьезныхъ и систематическихъ знаній, вырабатываетъ планъ цѣлой системы, какъ бы родъ народной энциклопедіи, которая должна собою охватить и астрономію, и физику, и зоологію, и ботанику, и географію, и этнографію, и исторію вообще, и русскую исторію и географію въ частности, и, наконецъ, въ довершеніе всего, рядъ профессіональныхъ свѣдѣніи въ области наукъ и художествъ.
   Изъ всѣхъ шести намѣченныхъ книгъ напечатана была только одна первая: Книга Наума о великомъ Божьемъ мірѣ.
   Въ предисловіи авторъ знакомитъ съ личностью крестьянина Наума. "Въ одномъ селѣ былъ крестьянинъ, по имени Наумъ (такъ начинается предисловіе). Богъ умудрилъ его разумомъ. Разумъ свой просвѣтилъ онъ наукою. Наумъ любилъ труды и работу. Много онъ видѣлъ свѣта, много зналъ, много дѣлалъ добра, а съ виду былъ такой же крестьянинъ, какъ и другіе. Кромѣ книгъ, у Наума было все то же, что и у другихъ крестьянъ; но только все, и въ полѣ, и въ домѣ -- было какъ-то лучше, чѣмъ у другихъ. И всѣ люди не только въ селѣ, но и въ сосѣдствѣ, почитали и любили Наума; всѣ были довольны имъ; никто и теперь не поминаетъ лихомъ его добраго имени... Наумъ охотно училъ дѣтей, и говорилъ имъ такъ: "Братцы! ученье свѣтъ, а неученье -- тьма".
   "Когда ты добръ, честенъ и правдивъ, тогда можешь быть разуменъ и знающъ. Въ злохудажную душу премудрость не внидетъ.
   "Потому всѣмъ сердцемъ любите истину и правду...
   "Будьте добрыми въ душѣ и на дѣлѣ...
   "Кто обманетъ разъ, тому не повѣрятъ сто разъ; а кому не вѣрятъ, тому плохо жить на свѣтѣ. Потому береги честь смолоду, а давъ слово, сдержи его свято и праведно...
   "Старайся, чтобы совѣсть твоя была чиста и слушайся ея; ибо добрая совѣсть есть гласъ Божій...
   "Ни васъ учу тому, что пригодно умному человѣку для жизни въ нашемъ быту.
   "Вѣкъ живи, вѣкъ учись; но учись доброму; тогда и дурное въ умъ не пойдетъ.
   "Что написано перомъ, того не вырубишь топоромъ. Потому Наумъ писалъ на бумагѣ то, о чемъ говорилъ дѣтямъ и чему училъ ихъ".
   Первая книга Наума изложена въ видѣ вопросовъ и отвѣтовъ между Наумомъ и Иваномъ. Отсюда деревенскій читатель получаетъ понятіе о физической географіи, о странахъ свѣта, о находящихся въ нихъ государствахъ, о планетахъ. Всѣ свѣдѣнія излагаются толково, но съ такимъ обиліемъ цифръ и собственныхъ именъ, что трудно представить, чтобы народъ сталъ читать книжку внѣ школы. Это одинъ изъ самыхъ важныхъ недостатковъ книги Наума, которая имѣетъ, помимо этого, массу достоинствъ. Такъ напримѣръ, авторъ, сообщая научныя свѣдѣнія по тому или другому вопросу изъ физической географіи, никогда не упускаетъ случая остановиться на существующемъ въ народѣ по затронутому вопросу суевѣріи и со всею силою старается разбить его съ помощью того же знанія. Останавливаясь на вопросѣ о кометахъ, онъ прибавляетъ: "Говорятъ также, будто звѣзда съ хвостомъ предвѣщаетъ войну, моръ, голодъ и разныя невзгоды. Говорятъ такъ, но и то несправедливо. Много бывало невзгоды на землѣ; не разъ являлись звѣзды съ хвостомъ, а никакого несчастья на землѣ не приключалось. Если же иногда звѣзда съ хвостомъ на небѣ, а важное дѣло на землѣ и случались въ одно время, то это еще не бѣда. Мало ли чего въ одно время дѣлается на землѣ и хорошаго и дурного".Но чтобы всѣ астрономическія сообщенія автора не оказались какъ-нибудь въ противорѣчіи съ исторіей ветхаго завѣта, онъ тутъ же упоминаетъ о сотвореніи міра въ томъ видѣ, какъ разсказываетъ священное писаніе, приправляя разсказъ отчасти научными теоріями своего времени. "Богъ открылъ пророку Моисею, какъ онъ сотворилъ міръ, и повелѣлъ ему пересказать о томъ людямъ, чтобы они то знали. И пророкъ Моисей написалъ книгу Бытія, изъ которой видно, какимъ образомъ было сотвореніе міра.
   "Въ началѣ сотворилъ Богъ небо и землю.
   "Небесами здѣсь называется тотъ тайный и непонятный для насъ міръ, въ которомъ живутъ ангелы-и блаженныя души, и который невидимъ теперь для очей нашихъ, такъ какъ невидима наша душа.
   "Земля сначала была невидима и не устроена, ибо во всемъ мірѣ сначала было смѣшеніе, въ которомъ ничего нельзя было различить. Въ томъ смѣшеніи было все, изъ чего состоитъ міръ; но все было безъ вида и порядка; воздухъ, вода, земля -- и все было смѣшано во-единот все было темно и невидимо. Сіе смѣшеніе называется бездною, ибо оно было такъ велико, что ему не было ни границы, ни мѣры... "
   Трудно вѣрится, чтобы простолюдинъ могъ тутъ что-нибудь понять, да и вообще кажется, мало къ чему можетъ быть пригодно такое толкованіе, которое, безъ сомнѣнія, смутно было и для самого автора: затемняя смыслъ, оно ничего не объясняетъ изъ библейскаго сказанія о созданіи міра.
   Но, не смотря на указанные недостатки, книга Наума сама по себѣ была величайшею новостью для своего времени. Она вызвала самые шумные, самые дружественные восторги. "Молва" говорила: "Книгу Наума почитаемъ мы разсвѣтомъ утѣшительной будущности для нашего народнаго просвѣщенія; въ приходскихъ и деревенскихъ школахъ она должна быть ручнымъ класснымъ пособіемъ"; хвалили книгу, какъ за содержаніе, такъ и за изложеніе; таковъ былъ единодушный отзывъ журналовъ.
   Можно себѣ представить ту радость при видѣ первой хорошей, разумной книги для народа, которую долженъ былъ испытать кн. Одоевскій, крѣпко занятый вопросомъ о просвѣщеніи народа, независимо отъ Максимовича. "Поздравляю и благодарю васъ отъ всего сердца, любезный Михаилъ Максимовичъ {По ошибкѣ, вмѣсто Александровичъ.}, писалъ ему 10-го іюня 1833 года кн. Одоевскій; я отъ вашей книги Наума безъ ума отъ восхищенія, и доказательствомъ тому можетъ служить то, что я пишу къ вамъ,-- дѣло, на которое, какъ вы сами знаете, я рѣдко покушаюсь... И это письмо есть письмо полудѣловое; знаете ли вы, что мы встрѣтились съ вами на дорогѣ литературной". Тутъ кн. Одоевскій сообщаетъ о своихъ планахъ написать для народа химію, упоминаетъ о статьѣ по химіи, написанной для свѣчныхъ мастеровъ, и охотно предлагаетъ Максимовичу свое сотрудничество въ его изданіи книгъ для народа. Здѣсь во всей цѣльности выступаетъ вся преданность кн. Одоевскаго просвѣщенію народа. Онъ не знаетъ, какъ и чѣмъ ободрить Максимовича, въ дорогомъ для него дѣлѣ: онъ готовъ помогать ему не только своимъ трудомъ, безъ всякаго вознагражденія, но, если хватитъ средствъ, помочь ему въ изданіи даже деньгами. Едва-ли когда издатель для народа получалъ письма, полныя такой горячей, такой искренней любви! "Я могу помочь вамъ и въ издержкахъ изданія, прибавлялъ въ томъ же письмѣ кн. Одоевскій, а если Богъ поможетъ мнѣ въ нѣкоторыхъ моихъ предпріятіяхъ, то мнѣ возможно будетъ взять на себя и всѣ издержки на печатаніе безъ возврата; это вамъ дастъ способъ пустить книгу дешевле, что мнѣ кажется необходимо".
   Вотъ какъ давно кн. Одоевскій понималъ уже необходимость важнѣйшаго условія народной книги -- дешевизну, ту дешевизну, на которой среди интеллигентныхъ изданій для народа настоялъ такъ недавно другой современный намъ великій писатель народный, Л. Н. Толстой. Для того далекаго времени это тѣмъ болѣе кажется поразительнымъ, что книжка Максимовича и безъ того продавалась по невысокой цѣнѣ: за 15 к., а для училищъ сотня стоила 12 руб. Но истинный знатокъ народа и деревенской жизни съ ея достатками, прекрасно понималъ, что 15 к., не смотря на свою незначительность, все-таки высокая цѣна для деревенской книги и готовъ былъ-настаивать на ея уменьшеніи хотя бы въ ущербъ себѣ: онъ предлагалъ свое даровое сотрудничество и издержки собственныхъ денегъ на изданіе, усердно просилъ Максимовича въ такомъ дѣлѣ не церемониться, говорить прямо, такъ какъ это дѣло имѣетъ въ виду общую пользу, и тутъ же предлагалъ Максимовичу рядъ услугъ, чтобы помочь распространенію его книжки.
   Кромѣ доброй идеи служить народу въ распространеніи знанія, книга Наума восхитила кн. Одоевскаго искусствомъ своего изложенія. "Она вообще прекрасна, писалъ онъ Максимовичу, вы совершенно попали на тонъ, необходимый въ семъ родѣ книгъ; но боюсь, будетъ ли книга ваша совершенно понятна, по странному стеченію обстоятельствъ вы пропустили именно то, что мнѣ казалось необходимымъ выяснить въ моей химіи свѣчныхъ мастеровъ, а именно: увѣрить ихъ, что воздухъ есть дѣйствительно тѣло. А напротивъ, мнѣ и въ голову не входило, что можно сдѣлать краткую географію столь занимательною для простолюдина, какъ ее сдѣлалъ г. Наумъ. Слава и честь ему! Это самое навело меня на умъ, что въ дѣлѣ такого рода соединеніе трудовъ можетъ бытъ полезно больше, нежели въ чемъ другомъ, ибо, что не придетъ на мысль одному, то придетъ другому".
   Взявъ у Максимовича нѣсколько экземпляровъ его книги, кн. Одоевскій старался распространить ее и познакомить съ ней людей, власть имѣющихъ, и вскорѣ ему удалось добиться того, что она была принята въ школы канцелярскихъ служителей, и отъ Максимовича было сдѣлано затребованіе. Кн. Одоевскій не ограничился одними обѣщаніями Максимовичу на словахъ. Въ слѣдующемъ же письмѣ онъ сообщаетъ: "я много приготовилъ (для Наума), а еще болѣе пріискалъ"...
   Но этому доброму начинанію Максимовича, по невѣдомымъ для насъ причинамъ, пришлось замереть на первой же книжкѣ, объ успѣхѣ которой свидѣтельствуютъ постоянныя переизданія вплоть до семидесятыхъ годовъ; само министерство народнаго просвѣщенія пріобрѣло книгу въ собственность для употребленія въ начальныхъ училищахъ. Въ семидесятыхъ годахъ книга Наума вышла уже одиннадцатымъ изданіемъ, а всѣхъ вышедшихъ экземпляровъ надо считать десятками тысячъ.
   

III.

   Если Максимовичу пришлось ограничиться въ своихъ широкихъ планахъ только одной первой книгой Наума, то кн. Одоевскій, еще больше подбодренный успѣшнымъ опытомъ Максимовича, теперь былъ уже не въ силахъ разстаться съ своей завѣтной мечтой -- пролить свѣтъ знанія въ деревенскія избы. Къ тому же благопріятно сложились и обстоятельства его жизни. Въ 1838 г. при министерствѣ государственныхъ имуществъ учреждена была ученая коммисія, на обязанности которой лежала забота объ учрежденіи въ деревняхъ школъ. Кн. Одоевскій дѣлается членомъ этой коммисіи, задачи которой давно были близки его сердцу и совершенно гармонировали съ его планами о необходимости и обязанности интеллигентныхъ людей заботиться о просвѣщеніи народа.
   И вотъ тутъ-то князь Одоевскій со всей страстью предается любимому дѣлу. Въ это время онъ написалъ "нѣсколько книгъ для народнаго чтенія, отличающихся большими достоинствами, а также учебники грамматики, ариѳметики, исторіи и географіи для сельскихъ школъ вѣдомства министерства государственныхъ имуществъ".
   Изъ всего перечисленнаго {Ни одной изъ перечисленныхъ книгъ не оказалось не только въ книгохранилищахъ московскаго университета и Румянцевскаго музея, но и въ публичной библіотекѣ Петербурга.} до насъ дошелъ только нашъ извѣстный первый народный журналъ: "Сельское чтеніе", который кн. Одоевскій издавалъ вмѣстѣ съ А. П. Заблоцкимъ.
   Всѣхъ книжекъ "Сельскаго Чтенія" вышло четыре. Первая, въ 1843 г. была составлена изъ трудовъ: А. Ѳ. Вельтмана, H. С. Волкова, С. С. Гадурина, В. И. Даля, П. И. Иванова, М. Н. Загоскина, П. И. Побѣдина, К. Ѳ. Энгельке. За несомнѣнный успѣхъ ея достоинствъ. говорило появленіе въ тотъ же годъ второго изданія книги. Вторая книга, на которой уже не было выставлено именъ сотрудниковъ, вышла въ 1844 г.; въ слѣдующій 1845 годъ вышла третья, а четвертая въ 1848 г. Вплоть до семидесятыхъ годовъ всѣ четыре книги не переставали издаваться, подобно книгѣ Максимовича, въ десяткахъ тысячъ экземпляровъ.
   Я не буду останавливаться на значеніи этого перваго народнаго журнала,-- объ этомъ я уже говорила въ статьѣ: "Народные журналы", помѣщенной въ "Сѣверномъ Вѣстникѣ" {1889 г. NoNo 5, 6 и 7.}; я только постараюсь по книжкамъ "Сельскаго Чтенія", которыя, замѣчу, въ Москвѣ составляютъ величайшую рѣдкость,-- прослѣдить характеръ кн. Одоевскаго, какъ писателя для народа.
   Онъ и Заблоцкій были главными сотрудниками журнала, хотя они и привлекли для совмѣстной работы много другихъ даровитыхъ писателей. Припомнимъ, что писалъ кн. Одоевскій къ Максимовичу: "Это самое навело меня, что въ дѣлѣ такого рода соединеніе трудовъ можетъ быть полезно больше, нежели въ чемъ другомъ, ибо, что не придетъ на мысль одному, то придетъ другому". Зная общительный нравъ кн. Одоевскаго, его громадное знакомство и дружбу съ литераторами, писателями, не трудно представить себѣ, что онъ скоро нашелъ сотрудниковъ для любимаго дѣла. Вокругъ него, какъ центра, собирается цѣлый кружокъ народныхъ писателей, имена которыхъ красуются на первой книжкѣ "Сельскаго Чтенія". Кн. Одоевскій составляетъ душу кружка -- онъ главный иниціаторъ этого дѣла,-- онъ сплачиваетъ, дружитъ, поднимаетъ вопросы, двигаетъ дѣло впередъ и, конечно, ведетъ все на свои личныя средства.
   Какъ давно мечтавшій объ изданіи книгъ для народа, давно собиравшій и подготовлявшій матеріалъ для книгъ Наума, кн. Одоевскій намѣчаетъ для своего журнала рядъ вопросовъ, которые ему слѣдуетъ разработать. Такъ какъ для народа всякій вопросъ долженъ быть новъ, то выборъ вопросовъ сдѣлать нелегко,-- можно потеряться въ обиліи ихъ. И кн. Одоевскій рѣшаетъ ограничиться въ своихъ статьяхъ по преимуществу предметами, близкими къ жизни народа, имѣющими для него важное практическое значеніе,-- каковы вопросы гигіены, преслѣдованіе пьянства, суевѣрій, совѣты о посѣвѣ и косьбѣ, сообщеніе свѣдѣній о барометрѣ въ связи съ крестьянской жизнью и работами, наставленіе, какъ уберечься отъ пожара, указаніе, въ чемъ состоятъ ошибки деревенскаго неразумнаго воспитанія, вопросъ о сельскихъ выставкахъ, объ устройствѣ локомотива, парохода, газоваго освѣщенія...
   Какъ видимъ, почти все, что затрогиваетъ въ своихъ народныхъ статьяхъ кн. Одоевскій, имѣетъ обязательно утилитарный характеръ, отвѣчаетъ тѣмъ или другимъ деревенскимъ нуждамъ, соотвѣтствуетъ знаніямъ мужика. Рѣдко, весьма рѣдко кн. Одоевскій сообщаетъ знанія только ради одного умственнаго развитія.
   Вотъ перечень статей кн. Одоевскаго, помѣщенныхъ въ книжкахъ "Сельскаго Чтенія" {Четвертой книжки "Сельскаго Чтенія" мнѣ не. удалось розыскать въ Москвѣ.}: 1) "Что крестьянинъ Наумъ твердилъ своимъ дѣтямъ, наставляя ихъ на доброе"; 2) "Что такое чертежъ земли, иначе планъ, карта, и на что все это пригодно"; 3) "Грамотки дяди Иринея": а) Кто такой дядя Иреней, о чемъ его парни спрашивали и откуда пошли его грамотки; б) О чемъ дядя Ириней спрашивалъ у пріѣзжихъ и что они ему разсказывали; в) О томъ, что дядя Иреней видѣлъ въ своей печкѣ и какъ онъ о томъ разсказывалъ; 4) "Сказка о томъ, кто былъ Ванька Ротозѣй, отчего ему такое прозванье пошло, какъ онъ клада искалъ и гдѣ кладъ нашелъ"; 5) "Кто такой дѣдушка Крыловъ"; б) "Что такое выставка сельскихъ произведеній, на что она и какая отъ нея польза, и что было на прошедшей выставкѣ"; 7) "Разсказъ дяди Иренея о томъ, что вокругъ человѣка и о человѣкѣ"; 8) "Записки для памяти"; 9) "Какъ дядя Ириней разсказывалъ о томъ, что такое чистота и къ чему она пригодна"; 10) "Отчего крестьянинъ Демьянъ себѣ ноги ознобилъ и на вѣкъ калѣкой пошелъ"...
   Изъ приведенныхъ заглавій видно, какъ разнообразны были вопросы, которые развивалъ для народа кн. Одоевскій, проводя всюду свой гуманный взглядъ. Кн. Одоевскій любилъ мужика за его быстрый умъ, понятливость, сметку, онъ вѣрилъ, что мужикъ русскій всѣмъ можетъ заитересоваться; только съумѣйте заговорить съ нимъ, чтобы онъ понялъ, о чемъ вы завели рѣчь, и мужикъ не отойдетъ отъ васъ. Поэтому кн. Одоевскій затрогиваетъ самые разнообразные вопросы, заводитъ рѣчь изъ области всевозможныхъ наукъ. Отличаясь самъ энцикйопедичностью знаній, кн. Одоевскій больше и лучше, чѣмъ кто-либо, могъ справиться съ популярной разработкой самыхъ разнообразныхъ вопросовъ, и онъ дѣйствительно справляется съ поразительнымъ мастерствомъ, можно сказать, артистически. Его. статьи для народа по своей удобопонятности и удачности изложенія, могутъ быть образцомъ, пожалуй, и для настоящаго времени, и съ этой стороны ихъ недурно прештудировать всякому, кто вздумаетъ толковать съ народомъ о мудреныхъ вещахъ.
   

IV.

   Статьи кн. Одоевскаго въ первой книжкѣ "Сельскаго Чтенія" еще носятъ слѣды невольнаго вліянія Максимовича. Не Иринеемъ онъ величаетъ себя въ этой книжкѣ, не тѣмъ именемъ, которое сдѣлалось на всю жизнь его литературнымъ псевдонимомъ, начиная съ выхода въ свѣтъ "Пестрыхъ сказокъ" (1833 г.), въ которыхъ онъ выступаетъ подъ именемъ Иринея Модестовича Гомозейки. Будучи подъ сильнымъ вліяніемъ книги Максимовича для народа, кн. Одоевскій принимаетъ имя крестьянина Наума, того самого Наума, который въ книжкѣ Максимовича поучаетъ о великомъ Божьемъ мірѣ. Этого мало: первая книжка "Сельскаго Чтенія" даже прямо начинается словами, которыя говоритъ Наумъ у. Максимовича: "Вѣкъ живи -- вѣкъ учись; но учись доброму, тогда и дурное на умъ не пойдетъ", и даже вся первая статья князя Одоевскаго: "Что крестьянинъ Наумъ твердилъ своимъ дѣтямъ, наставляя ихъ на доброе",-- 'есть какъ-бы повтореніе добрыхъ наставленій въ родѣ тѣхъ, какія мы встрѣтили въ книгѣ Наума: "Первый долгъ: не дѣлай зла другому; второй долгъ: дѣлай добро другому". "Дѣлай добро не изъ корысти, да и не изъ чванства. Сдѣлалъ добро -- благодари за то Бога, что онъ помогъ тебѣ сдѣлать добро, ибо Богъ вложилъ тебѣ въ.-душу добрыя мысли; безъ Божьей помощи, ты бы самъ добра не выдумалъ... "
   Но голыя сентенціи, безъ прямаго отношенія къ жизни, недолго останавливаютъ на себѣ вниманіе автора,-- онъ тотчасъ рвется встать на почву практической жизни: "Хорошо тотъ дѣлаетъ, кто наблюдаетъ посты, какъ ихъ православная церковь установила. Но не забывай, что должно поститься не однимъ тѣломъ, но и духомъ. Кто по средамъ и пятницамъ ѣстъ постное, а въ то-же время ближняго обижаетъ, говоритъ неправду, лжесвидѣтельствуетъ, другого на грѣхъ наводитъ, тому и постъ не въ постъ, а въ осужденіе. Ты постъ держи своимъ чередомъ, да и всякій другой христіанскій долгъ исполняй, тогда и постъ тебѣ будетъ душѣ въ отраду и въ оправданіе передъ Господомъ".
   Въ этой-же статьѣ авторъ затрогиваетъ вопросъ воспитанія дѣтей, который гораздо подробнѣе развиваетъ во 2-й книжкѣ "Сельскаго Чтенія". "Если Богъ благословилъ тебя дѣтьми, то знай, что ты за ихъ душу Богу отвѣтъ дашь; а потому воспитай ихъ въ благочестіи, вѣрѣ и страхѣ Господнемъ; старайся научить ихъ, чему самъ гораздъ; а чтобы другихъ учить, надобно самому научиться; а учиться никогда не поздно и не стыдно, хоть-бы и въ старости. Стыднѣе до старости дожить, да ничему не научиться". Тутъ-же авторъ ловко подъискиваетъ случай упомянуть о картофелѣ, который тогда вводился въ Россіи и противъ котораго возставалъ нашъ народъ и ни за что не хотѣлъ его признавать за Богомъ данную пищу. Эта практичность, это постоянное напоминаніе и обращеніе къ окружающей дѣйствительности и нуждамъ народа, сильно выдѣляютъ писанія кн. Одоевскаго изъ всей группы другихъ. Онъ постоянно помнитъ о настоящей минутѣ и ея нуждахъ, говоря отъ лица Наума, вѣчно дающаго наставленія народу и отражающаго на себѣ вліяніе Максимовича; но еще болѣе живой струей вѣетъ отъ его писаній,-- когда крестьянинъ Наумъ исчезаетъ и на мѣсто его передъ народомъ выходитъ дядя Ириней.
   Но прежде чѣмъ перейти къ этому послѣднему, надо покончить съ первой книжкой "Сельскаго Чтенія", гдѣ помѣщена еще другая статья кн. Одоевскаго: "Что такое чертежъ земли, иначе планъ, карта, и на что все это пригодно";
   Какъ видимъ, вліяніе Максимовича сказалось здѣсь даже, въ выборѣ темы: кн. Одоевскій желаетъ дать подготовительныя свѣдѣнія къ изученію географіи, которой посвящена собственно большая часть книжки Максимовича. Но въ самомъ толкованіи, что такое планъ, въ самой манерѣ уяснять -- сказывается уже полная самостоятельность кн. Одоевскаго; онъ выступаетъ тутъ настоящимъ артистомъ. Онъ не объясняетъ прямо, отвлеченно -- приложеннаго рисунка карты, а останавливается опять на жизненномъ примѣрѣ. "Положимъ,.-- говоритъ, онъ,-- что у тебя родные на дальней сторонѣ; ты къ нимъ пріѣхалъ повидаться; вотъ дядя у тебя и спрашиваетъ: "а что, Ванюша, какъ поживаешь? я слышалъ, тебѣ, по милости начальниковъ, новую избу выстроили; разскажи-ка, какъ у тебя что, гдѣ что стоитъ? сперва, гдѣ святыя иконы у тебя стоятъ, а потомъ скажи, гдѣ у тебя столъ, гдѣ печка съ палатями, гдѣ поставецъ, гдѣ окошко?" И вотъ Ванюша даетъ отвѣтъ, беретъ уголь и бумагу и начертываетъ линіями внутренность избы, отмѣчая кружечками стоящіе тамъ предметы.
   "Дядя понялъ: хорошо, говоритъ, ты живешь, все у тебя на порядкахъ; благодари Господа Бога и своихъ набольшихъ; только я не вижу, гдѣ у тебя закутъ, гдѣ хлѣвокъ для скотинки, гдѣ дворъ, гдѣ колодецъ и все, что для хозяйства потребно".
   И Ванюша стираетъ первый чертежъ или беретъ другую бумажку и чертитъ на ней все пространство занимаемой подъ его избой земли, и отмѣчаетъ на немъ кружечками избу, хлѣвъ, колодецъ и т. д.
   И такъ постепенно -- отъ маленькаго пространства дѣло доходитъ до плана всей Россіи.
   Пользу отъ этого плана, такъ толкуетъ кн. Одоевскій, опять-таки примѣняясь къ нуждамъ и потребностямъ деревни: кромѣ того, что по плану узнать всякій городъ, всякую деревню можно,-- вдругъ зайдетъ споръ, сколько у какой деревни десятинъ лѣса? тогда "стоитъ только по плану смѣрить: сколько на планѣ вершковъ, столько на землѣ десятинъ"...
   Тутъ же, такъ сказать попутно, дается понятіе объ общемъ межеваніи земли. И нельзя надивиться, читая эту статью, на умѣнье Одоевскаго такъ просто, такъ толково и понятно говорить съ народомъ. Это умѣнье, разумѣется, нельзя ужъ объяснить вліяніемъ и удачнымъ примѣромъ Максимовича. Примѣръ могъ только натолкнуть на мысль, указать путь, а умѣлое выполненіе всецѣло относится къ таланту и доброй водѣ кн. Одоевскаго, который и безъ Максимовича горѣлъ желаніемъ помочь просвѣщенію народа.
   

V.

   Но начиная со второй книги "Сельскаго Чтенія", въ писаніяхъ кн. Одоевскаго мы встрѣчаемъ замѣтную разницу. Здѣсь совсѣмъ исчезаетъ личность Наума;-- кн. Одоевскій выступаетъ учителемъ подъ покровомъ своего литературнаго псевдонима -- Иринея. Но такъ какъ поучать приходится крестьянъ, то Ириней является здѣсь не тѣмъ ученымъ мужемъ Иринеемъ Модестовичемъ Гомозейкой, который выступаетъ въ Пестрыхъ Сказкахъ, а деревенскимъ мужикомъ "дядей Иринеемъ".
   Вторая книга "Сельскаго Чтенія" содержитъ "Грамотки Иринея". Но прежде чѣмъ знакомить съ самыми грамотками, авторъ предварительно знакомитъ съ личностью дяди Иринея.
   "Кто знаетъ дядю Иринея, вотъ что живетъ въ селѣ Ивановкѣ?.. Изба у него такая славная, съ красными окошками и росписными ставнями, на окошкѣ пѣтухъ, а по навѣсу разукрашено рѣзьбою до чрезвычайности. Не знаете? Такъ я вамъ разскажу про него; человѣкъ онъ не старый, да и не молодой, но такой здоровенный; самъ работаетъ, да и батраковъ нанимаетъ,-- потому что человѣкъ безсемейный; были у него жена и дѣти, да Богъ прибралъ, остался сирота сиротою; некуда было головы преклонить; вотъ ужъ лѣтъ десять, какъ онъ взялъ землишку на оброкъ подъ Ивановкой и поселился на ней; сперва сосѣди на него поглядывали искоса, какъ на пришлаго, и посмѣивались, что землишку взялъ плохую, да смекали, что "не долго наживетъ". Такъ они говорили, да не такъ вышло. А Ириней устроился умно, узналъ, что вблизи есть помѣщикъ, хорошій хозяинъ, у него и сохи, и плуги разные, и молотилки, и вѣялки. Пошелъ Ириней учиться къ помѣщику, многое у него перенялъ и приложилъ къ своему хозяйству. За это надъ нимъ много смѣялись мужики: думали, что онъ непремѣнно разгорится. А вышло иное. Ириней скоро выстроилъ новую избу и просторный хлѣвъ, и "огородъ учредилъ". На огородѣ и на пашнѣ у него урожай. Передній дворъ ѣсегда чистый, потому онъ всякую дрянь свозилъ на задній дворъ: а тамъ, на заднемъ дворѣ, валитъ навозъ въ одну кучу, "а къ этой кучѣ изъ хлѣвовъ стокъ проведенъ, да такъ искусно, что у дяди Иринея навоза, кажись, на всю деревню достанетъ, оттого, и землишка Иринеева изъ послѣдней сдѣлалась, что не лучшая; съ четырехъ десятинъ онъ то собираетъ, что другому съ осьми не собрать".
   Таковъ умный крестьянинъ Ириней, таковъ хорошій хозяинъ, его и рѣчи, должны быть наставительныя и дѣльныя, ихъ охотно послушаетъ любой мужикъ, съ желаніемъ научиться чему-нибудь въ хозяйствѣ.
   Къ Иринею, какъ къ умному, хорошему хозяину шли съ нуждой за совѣтомъ и дѣти, и бабы, и мужики, онъ всегда могъ помочь добрымъ словомъ. А придетъ воскресенье, Ириней, вмѣсто того, чтобы въ кабакъ идти, сейчасъ за книжку.
   Разъ къ нему ребята пристали съ распросами, отчего у другихъ бываетъ неурожай, скотина болѣетъ, а у него всегда хорошо -- и скотина здорова, и онъ самъ здоровенный.
   "А у меня на то поговорка есть, отвѣчаетъ дядя Ириней, смѣючись".
   -- Какая поговорка? спрашивали ребята.
   "А вотъ хоть, напримѣръ: кто работаетъ, тому Богъ помогаетъ".
   Но ребята все-таки не понимали, почему у него все спорится, ему все удается,-- а имъ нѣтъ. Вотъ недавно двоихъ утопленниковъ вытащили,-- стали приводить въ чувство; они катали на бочкѣ, а дядя Ириней суконкой растиралъ, да въ горлѣ перомъ щекоталъ,-- а ихъ утопленникъ умеръ, его же живъ остался. Отчего?
   "И на то у меня есть поговорка, отвѣчаетъ дядя Ириней, смѣючись: мало что хотѣть, надобно знать, да умѣть".
   Имъ хочется также знать,-- отчего у него въ зиму меньше, чѣмъ у нихъ, дровъ вышло, а все-таки у него теплѣе.
   "Оттого,-- отвѣчаетъ дядя Ириней, что у меня и на то поговорка есть: новаго, да добраго знай не дичись, а чего не знйешь, тому учись.
   -- Да какъ же учиться? спрашиваютъ они.-- "А вотъ какъ, отвѣчаетъ дядя, по сторонамъ не зѣвай, что ни увидишь обо всемъ смекай, добрыхъ людей вопрошай, а ино мѣсто книжки читай!
   -- А что тамъ читать?
   "Да всякое,-- говоритъ дядя Ириней,-- тамъ написано, какъ утопшему помогать, какъ скотину отъ падежа охранять, какъ землю удобрять, написано и какъ печку топить тепло, а дровъ немного пожигать".
   Ребята просятъ разсказать имъ обо всемъ объ этомъ. Ириней обѣщаетъ только съ условіемъ, чтобы не скучали, если сначала покажется трудно.
   И съ тѣхъ поръ каждое воскресенье послѣ обѣдни начались бесѣды Иринея. Пришелъ писарь, принесъ перо и бумагу, и записалъ грамотки Иринея. Такъ онѣ и пошли по свѣту, "да и до насъ дошли, а мы вамъ ихъ передаемъ. Читайте да смекайте добрые люди; а что не въ домекъ, объ этомъ спрашивайте у насъ хоть на письмѣ; въ Питерѣ насъ всякій знаетъ, а мы вамъ отвѣтимъ, что Богъ на сердце положитъ".
   Вотъ какъ толково, хорошо и занятно съумѣлъ кн. Одоевскій повести рѣчь съ деревней! Онъ зналъ, что мужика, всецѣло стоящаго лицомъ къ лицу съ жизнью, на первыхъ порахъ можно заинтересовать главнымъ образомъ-жизненными вопросами. Кн. Одоевскій не повелъ рѣчи о наукѣ, не сталъ сообщать отвлеченныхъ знаній. Онъ зналъ, о чемъ хлопочетъ, чего желаетъ деревенскій мужикъ: чтобы урожай, былъ хорошъ, скотина-бы была здорова и не падала и т. д. Объ этомъ и заставляетъ авторъ завести рѣчь дядю Иринея.
   И уже въ этой сейчасъ приведенной статьѣ высказываются два важныя качества кн. Одоевскаго, какъ народнаго писателя: онъ первый показалъ, о чемъ прежде всего и настоятельнѣе всего надо говорить съ народомъ и какъ надо говорить. Въ книгѣ Наума хотя и говорится о полезныхъ знаніяхъ вообще, но пока эти знанія далеко отстоятъ отъ нуждъ мужика; притомъ, какъ ни старается авторъ упростить передачу, все-таки она въ книгѣ Наума выходитъ трудна, въ грамоткахъ-же дяди Иринея мы поражаемся умѣньемъ выбора и не менѣе того -- умѣньемъ передачи.
   Но даже и самыя "Грамотки Иринея", изъ которыхъ мужикъ узнаетъ въ своей захолустной деревнѣ о первой въ Россіи желѣзной дорогѣ, о преимуществахъ передвиженія этимъ способомъ, объ устройствѣ локомотива, о парѣ, объ его двигательной силѣ, о пароходѣ, наконецъ, о газѣ, объ его способности горѣть, о газовомъ заводѣ и т. д., всѣ эти грамотки также не представляютъ сухого изложенія, напоминающаго современныя научныя изданія для народа, смахивающія на сухіе учебники. Всѣ эти свѣдѣнія сообщаются въ видѣ живой бесѣды дяди Иринея съ тремя парнями -- Игнаткой, Петрушкой и Никиткой, которые ходили на заработки въ столицу и привезли съ собой разсказы о видѣнномъ. Ихъ-то и распрашиваетъ дядя Ириней. Разсказъ ведется такъ живо, что не замѣтно, какъ перелистываются страницы одна за другой, и мужикъ безъ всякаго труда по немногу накопляетъ совершенно новыя знанія, узнаетъ то, что могъ-бы видѣть, только съѣздивъ въ столицу, и не замѣтно пріобрѣтаетъ знанія изъ физики, незатемненныя никакими терминами и названіями. Разсказъ Петрушки о томъ, какъ онъ ѣздилъ по желѣзной дорогѣ въ Павловскъ, не имѣя самъ ни малѣйшаго понятія ни о локомотивѣ, ни о движущей силѣ,-- превосходенъ не только, какъ толковая передача новыхъ свѣдѣній въ удобопонятной формѣ, но и какъ занятный, интересный разсказъ. Личность Петрушки съ его деревенской наивностью, русской любознательностью и конфузомъ выходитъ, какъ живая. Вотъ какъ онъ передаетъ свои впечатлѣнія, когда двинулся поѣздъ:
   "Вотъ слышу вокругъ толкуютъ: "машина въ шестьдесятъ силъ! Нѣтъ! въ осемьдесятъ!" Ну, подумалъ я, эка мудрость, что скачутъ -- шесть десятковъ лошадей запрягли! Вотъ, видно, кони утомились, колымага тише пошла; смотрю, на дорогѣ подкова лежитъ, да такая, кажись, новая, я и вскрикнулъ: "постойте, ребята, дай подкову подниму! и ужъ занесъ было ногу, чтобы соскочить, какъ, слышь ты, вокругъ меня хохотъ поднялся, да такой, что святыхъ вонъ вынеси, а землякъ меня за-полу: "что ты, говоритъ, хлебнулъ что-ли черезъ край! Голову сломить, что-ли хочешь?" И т. д. Тутъ помимо сообщеніи новыхъ явленій, того, что дѣлается на свѣтѣ, читателя заинтересовываютъ самый разсказъ, разсказчикъ, подробности его похожденій, а знанія вбираются по немногу, какъ мелкія подробности того-же интереснаго путешествія.
   Понятно, что такого рода грамотки могли оказаться такими удачными не въ силу только разумно и удачно выбраннаго плана; тутъ главное талантъ, которымъ былъ надѣленъ кн. Одоевскій отъ природы, и его умѣнье говорить съ простолюдиномъ, способность знать, съ чего начать, какъ повернуть предметъ, чтобы онъ сразу же для крестьянина сталъ интереснымъ.
   Такимъ же путемъ онъ знакомитъ и съ устройствомъ барометра, термометра, указывая ихъ пригодность для деревенскаго хозяйства, для деревенской жизни. Такъ какъ онъ избралъ главнымъ собесѣдникомъ, передающимъ знаніе деревнѣ, дядю Иренея или же другихъ мужиковъ, то этимъ самымъ гарантировалъ себя отъ употребленія принятыхъ въ наукѣ терминовъ, отъ употребленія такихъ словъ, которыя не входятъ въ деревенскій словарь. Мы видѣли уже, какъ Петрушка при видѣ вагона даетъ ему сейчасъ же русское и совершенно подходящее названіе -- колымага. И такъ поступаетъ кн. Одоевскій, сообщая каждое новое понятіе. Такимъ путемъ онъ совсѣмъ избѣгаетъ иностранныхъ словъ, научныхъ терминовъ, замѣняя ихъ чисторусскими словами. И какую массу новыхъ, полезныхъ свѣдѣній, пригодныхъ въ деревенскомъ быту, сообщаетъ кн. Одоевскій и изъ области медицины, гигіены, сельскаго хозяйства, и т. д. Онъ говоритъ съ мужикомъ и о необходимости чистоты, и о пользѣ сельскохозяйственныхъ выставокъ, и о томъ, какъ выгоднѣе складывать печь въ избѣ -- и каждый разъ Говоритъ толково, ясно и интересно.
   Но такъ какъ кн. Одоевскій смотрѣлъ на русскаго мужика, какъ на вполнѣ способнаго ко всестороннему развитію, одареннаго отъ природы большими силами, то, рядомъ съ чисто-практическими знаніями, онъ не прочь иногда ввести его и въ области литературы; такова статья: "Кто такой дѣдушка Крыловъ"?
   Приступая къ бесѣдѣ о Крыловѣ, кн. Одоевскій прекрасно понимаетъ, что отъ мужика къ литературѣ надо протянуть раньше необходимый мостъ, чтобы возможно было завести съ мужикомъ рѣчь о Крыловѣ. И какъ умѣло онъ строитъ этотъ мостъ!
   "Есть на свѣтѣ люди,-- начинается статья о Крыловѣ,-- которые книжки читаютъ, вотъ хоть примѣромъ сказать, какъ вы, добрые люди, а есть и такіе люди, которые тѣ книжки.пишутъ или сочиняютъ; такихъ людей зовутъ сочинителями. Сочинители учатся, сами въ книжкахъ читаютъ, добрыхъ людей слушаютъ, а потомъ подумаютъ маленько, да и пишутъ на бумагѣ, что имъ Богъ на сердце положитъ. Потомъ, что они пишутъ перомъ, то печатается". Далѣе, тутъ же онъ знакомитъ съ книгопечатаніемъ, потомъ переходитъ къ баснѣ и Крылову. О Крыловѣ собственно говорится мало,-- ни біографіи, ни характера баснописца нѣтъ. Говорится преимущественно о праздникѣ, устроенномъ въ честь баснописца, которымъ, безъ сомнѣнія, былъ сильно заинтересованъ кн. Одоевскій и о которомъ горѣлъ желаніемъ сообщить что либо деревнѣ. При статьѣ приложены портретъ Крылова и три басни: 1) Крестьянинъ въ бѣдѣ; 2) Совѣтъ мышей и 3) Лягушки и волъ. Къ каждой баснѣ приложена маленькая картинка.
   Все сообщеніе о праздникѣ Крылова, какъ ни кратко оно само по себѣ, разумѣется, весьма неумѣстно въ народной книжкѣ, въ особенности отдѣльныя подробности праздника. Какъ могъ интересоваться народъ литературнымъ торжествомъ въ честь писателя, о которомъ самъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія, также и о томъ, что такое за штука литература сама по себѣ? Но князь Одоевскій самъ былъ такъ сильно заинтересованъ торжествомъ, что, не смотря на свою всегдашнюю чуткость въ подобныхъ вопросахъ, не замѣтилъ неумѣстности этого сообщенія.
   Самой слабой статьей изъ всѣхъ названныхъ статей ки, Одоевскаго для народа оказывается "Сказка о томъ, кто былъ Ванька Ротозѣй, отчего ему такое прозваніе пошло, какъ онъ клада искалъ и гдѣ кладъ нашелъ".
   Здѣсь самый разсказъ имѣетъ какъ-бы второстепенное значеніе. Вся же суть сказки сводится къ тому, чтобы указать крестьянамъ на неразумность существующаго у нихъ воспитанія дѣтей. Крестьяне не воспитываютъ, а колотятъ, не растолковывая, за что и почему бьютъ, причемъ въ то время, какъ отецъ колотитъ, мать жалѣетъ и пряниковъ даетъ. А подросъ немного сынъ, вмѣсто того, чтобы его въ школу отдать, гдѣ онъ можетъ научиться полезному,-- мать голосить начинаетъ: "Охъ, ты, свѣтъ мой, батюшка, Агафонъ Спиридоновичъ, (такъ зовутъ ея мужа), что тебѣ на умъ пришло дѣтище мучить? дѣтище молодое, дѣтище неразумное, гдѣ ему грамоту понять? вотъ погоди подростетъ, самъ научится". Агафонъ слушается бабы, оставляетъ малаго дома, не посылаетъ въ школу,-- а самъ то и знай безъ дѣла то бьетъ его, то на него покрикиваетъ. И изъ мальчика выходитъ одно слово -- дурень, ротозѣй, который ничего не умѣетъ сдѣлать -- ни въ хозяйствѣ, ни по дому.
   По мысли эта сказка, разумѣется, такая-же добрая вещь, какъ и все, что исходило изъ-подъ пера В. Ѳ. Одоевскаго, но самое выполненіе здѣсь вышло менѣе удачно. Сказочнаго ничего не чувствуется, а съ первыхъ-же строкъ бросается въ глаза настойчивое желаніе автора вдолбить деревнѣ, что она неразумно относится къ ростущему среди нея молодому поколѣнію, и этимъ себѣ-же готовитъ гибель. Авторъ совѣтуетъ въ обращеніи съ дѣтьми быть разумными: съ молоду учить дитя въ школѣ, пріучать къ труду,-- въ этомъ все крестьянское богатство. И этой нравоучительной сторонѣ принесенъ въ жертву собственно весь интересъ разсказа, чѣмъ такъ рѣдко грѣшитъ кн. Одоевскій въ своихъ другихъ статьяхъ для народа.
   

VI.

   Пылъ кн. Одоевскаго къ просвѣщенію народа не остылъ вплоть до конца жизни. Какъ народный писатель, онъ счастливо соединялъ въ себѣ и энциклопедичность знанія, и беллетристическій талантъ, и потому то изъ-подъ его пера выходили такіе, неподражаемые по своей занятности и удобопонимаемости, беллетристическіе разсказы, всѣ переполненные массой новыхъ свѣдѣній изъ физики, химіи, медицины, ботаники и т. д. Кн. Одоевскій самъ хорошо былъ знакомъ съ этими науками; ихъ изученіе -- мы знаемъ -- было связано у него съ тайнымъ желаніемъ служить знаніями народу, помочь ему въ его избѣ, въ его нуждѣ, въ его бѣдномъ хозяйствѣ притомъ невѣжествѣ, которымъ мужикъ -- надо замѣтить -- отличается и до сихъ поръ. Кн. Одоевскій ждалъ великихъ результатовъ для самой русской жизни отъ просвѣщенія мужика. Этимъ и объясняется та энергія, съ которой онъ работалъ въ томъ направленіи, состоя членомъ ученаго комитета при министерствѣ государственныхъ имуществъ. Онъ вложилъ въ книжки для народнаго чтенія весь свой талантъ, всѣ свои знанія, все умѣнье.
   Любовь кн. Одоевскаго къ народу опиралась на признаніе, что каждый мужикъ есть такой-же человѣкъ, какъ и баринъ, что въ немъ заложена надлежащая способность къ развитію, которою стоитъ позаняться. До сороковыхъ годовъ онъ преимущественно писалъ для интеллигенціи, за исключеніемъ вышеупомянутой статьи по химіи для свѣчныхъ мастеровъ и разсказа "Не обойденный домъ", который хоть и не предназначался спеціально для народа, но вполнѣ для него пригоденъ и доступенъ. Здѣсь въ видѣ стариннаго преданія разсказывается, какъ одна старушка никакъ не могла дойти до монастыря, куда спѣшила къ обѣднѣ: пойдетъ, пойдетъ,-- думаетъ -- вотъ сейчасъ и у цѣли, а глядитъ -- опять къ тому-же дому пришла. Въ домѣ жили разбойники. Каждый разъ ее встрѣчалъ одинъ и тотъ-же разбойникъ, но она его не узнавала -- потому что онъ съ каждымъ разомъ на нѣсколько десятковъ лѣтъ становился старше, а она думала, что всего какихъ нибудь нѣсколько часовъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ она его видѣла.
   Все сказаніе написано въ высшей степени поэтично и превосходно рисуетъ добродушіе русскаго человѣка, его христіанскую способность прощать: старушка прощаетъ разбойнику, когда узнаетъ, что онъ убилъ ея сына и дочь, и даже обѣщаетъ молиться за него. Превосходно обрисованъ и образъ сказочнаго разбойника, который, при способности колоть и рѣзать людей, не заглушилъ въ себѣ мягкаго чувства состраданія къ человѣку: у него просыпается жалость къ старушкѣ при видѣ ея усталости, изъ жалости онъ ей сперва квасу даетъ, потомъ рушникъ выноситъ. И этотъ-же разбойникъ, какъ всегда бываетъ подъ конецъ жизни съ русскими былинными героями, чувствуетъ, какъ все его существо охватило раскаяніе, и онъ идетъ замаливать грѣхи: "съ молоду было много бито, много граблено,-- подъ конецъ надо душу спасти". Этотъ типъ удалаго разбойника, съ искрой человѣческаго чувства въ глубинѣ души, превосходно очерченъ въ этомъ преданіи.
   Съ сороковыхъ-же годовъ кн. Одоевскій сосредоточиваетъ свои литературныя силы преимущественно на народѣ. Издавши въ 1848 году четвертую книжку "Сельскаго Чтенія", онъ, видимо, не имѣлъ намѣренія этимъ и покончить съ своимъ народнымъ журналомъ. Въ его бумагахъ, найденныхъ и напечатанныхъ послѣ смерти, мы встрѣчаемъ статью, подготовленную, надо думать, для слѣдующей, пятой книжки журнала, которой, по неизвѣстнымъ намъ причинамъ, не суждено было выйти въ свѣтъ.
   Но пятая книжка подготовлялась, какъ видно, къ изданію уже послѣ совершившагося освобожденія крестьянъ и даже послѣ введенія гласнаго суда,-- когда освобожденный мужикъ больше, чѣмъ прежде, нуждался въ разумномъ наставленіи просвѣщеннаго человѣка и въ пріобрѣтеніи новыхъ юридическихъ, экономическихъ и сельско-хозяйственныхъ знаній. Князь Одоевскій, всю жизнь зорко слѣдившій и интересовавшійся народомъ, лучше, чѣмъ кто-либо, зналъ и понималъ это. Потому въ своей готовящейся для печати пятой книгѣ "Сельскаго Чтенія" онъ хотѣлъ въ статьѣ, подъ названіемъ: "Наши права и обязанности", говорить съ народомъ о законахъ.
   Статья эта состоитъ изъ пяти параграфовъ; она крайне любопытна. Князь Одоевскій сохраняетъ здѣсь прежнее умѣнье бесѣдовать съ простолюдиномъ, къ слову ввернуть какое-нибудь полезное, жизненное наставленіе, которое при такомъ способѣ передачи воспринимается и усваивается такъ-же незамѣтно и легко, какъ приправа въ кушаньѣ.
   1) "Всѣ мы ходимъ подъ закономъ,-- начинается статья. Законы установилъ государь императоръ. Передъ закономъ всѣ равны. Всѣ мы, какого-бы кто состоянія, званія и сословія ни былъ, обязаны повиноваться закону не только по вѣрноподданической присягѣ, но и за любовь.
   2) Повиноваться закону значитъ: не дѣлать того, что законъ запрещаетъ и исполнять то, что законъ повелѣваетъ.
   3) Не все то полезно, что закономъ прямо не запрещено. Такъ напримѣръ, законъ не запрещаетъ не ходить въ баню; но изъ этого не слѣдуетъ, что можно быть не чистымъ, не перемѣнять бѣлья и распространять вокругъ себя зловоніе и самому подвергаться коростѣ и другимъ болѣзнямъ, происходящимъ отъ неопрятности. Законъ запрещаетъ буйство въ пьяномъ или трезвомъ видѣ; но изъ сего не слѣдуетъ, что тотъ, кто пьяный не буянитъ, можетъ напиваться пьянымъ, сколько хочетъ, ибо такой человѣкъ мало-по-малу слабѣетъ, мысли его мѣшаются, и онъ въ помѣшательствѣ можетъ совершить преступленіе и попасть подъ судъ закона" и т. д. и т. д.
   Далѣе сообщается, что въ Россіи утвержденъ гласный судъ. Статья заканчивается наставленіемъ, что надо знать законы, которые будутъ поименованы въ концѣ книги.
   Трудно представить, какихъ только вопросовъ ни касался въ своихъ народныхъ книжкахъ князь Одоевскій! Стоитъ ему самому познакомиться съ какой-нибудь областью знаній, чтобы онъ сейчасъ-же несъ ее въ народную сокровищницу, на народную потребу. Юриспруденціей ему пришлось заняться, съ 1862 года, со времени своего переѣзда изъ Петербурга въ Москву, гдѣ онъ былъ назначенъ сенаторомъ въ московскій департаментъ. Находясь въ этой должности, онъ изучилъ юриспруденцію, и вотъ плодомъ этого является планъ новаго задуманнаго для народа трактата о законахъ.
   Хотя болѣе двадцати лѣтъ прошло со времени того, какъ написана была сейчасъ приведенная статья: "Наши права и обязанности", но она совсѣмъ не могла бы показаться запоздалой и для нашихъ дней. Недостатокъ въ такого рода книгахъ чувствуется до настоящаго времени... Но почему князь Одоевскій не издалъ этой задуманной книжки, остается неизвѣстнымъ, какъ и многое до сихъ поръ остается темно и непонятно въ біографіи этой въ высшей степени привлекательной, гуманной и высоконравственной личности.
   Чтобы дать хоть сколько нибудь понятія о князѣ Одоевскомъ съ этой стороны, я приведу нѣсколько разрозненныхъ, но въ высшей степени характерныхъ фактовъ, прекрасно рисующихъ этого феноменальнаго для того времени князя.
   Проповѣдуя равенство, гуманность, свободу, кн. Одоевскій не расходился съ этою проповѣдью и на дѣлѣ; у него слово и дѣло сливались въ полную гармонію, которая и была главной причиной -- кромѣ, разумѣется, таланта -- привлекавшей къ князю всѣ разнообразные слои русскаго общества, всѣхъ лучшихъ передовыхъ людей того времени, всѣ таланты. Достаточно видѣть, какъ кн. Одоевскій относится къ извѣстію о томъ, что великій князь Константинъ, по ходатайству барона Корфа (у котораго В. Ѳ. Одоевскій одно время служилъ помощникомъ въ публичной библіотекѣ) желаетъ вознаградить его чиномъ безкорыстное служеніе открытому по его иниціативѣ обществу посѣщенія бѣдныхъ, гдѣ онъ съ самаго начала состоялъ попечителемъ. Узнавъ объ этомъ кн. Одоевскій написалъ къ великому князю въ высшей степени характеризующее его письмо.
   Въ письмѣ онъ убѣдительно проситъ великаго князя Константина отклонить отъ него награду. "Общество, говоритъ онъ, хорошо поставило свои дѣла, не благодаря одному мнѣ; при особой мнѣ наградѣ въ моемъ лицѣ будетъ, соблазнительный примѣръ человѣка, который принялся за дѣло подъ видомъ безкорыстія и сроднаго всякому христіанину милосердія, а потомъ тѣмъ или другимъ путемъ, а все же достигъ награды, принадлежащей лишь заслугамъ на дѣйствительной службѣ. Быть такимъ примѣромъ противно тѣмъ правиламъ, коихъ я держался въ теченіи всей моей жизни; дозвольте мнѣ, вступивъ на 6-ой десятокъ, не измѣнить имъ"'.
   Такимъ искреннимъ, цѣльнымъ, безъ противорѣчій своимъ хорошимъ сторонамъ характера, выступаетъ кн. Одоевскій въ каждомъ общественномъ фактѣ, въ каждомъ поступкѣ. Фактъ предложенія себя въ гласные думы еще болѣе характеризуетъ его съ этой стороны.
   Разъ какой-то изъ дворянъ выразилъ неудовольствіе московскому городскому головѣ за то, что тотъ прислалъ ему грамоту на званіе обывателя: дворянинъ находилъ, что городской голова его оскорбилъ, унизилъ,-- его, который происходитъ отъ стариннаго дворянскаго рода Московской губерніи. Какъ бы въ противовѣсъ, въ нравоученіе этому глупо-кичливому своимъ родомъ дворянину, кн. Одоевскій послалъ тому же самому городскому головѣ просьбу удостоитъ его званіемъ городского обывателя. Вотъ какъ высоко стоялъ кн. Одоевскій въ своемъ развитіи, какъ чуждъ былъ аристократическихъ предразсудковъ.
   Но могутъ сказать: то, что дѣлается на виду у всѣхъ, даже и плохими людьми, дѣлается хорошо; другое дѣло факты, совершающіеся въ тиши... Но и тутъ обликъ князя выступаетъ въ томъ же свѣтѣ: и тутъ онъ является высокогуманнымъ человѣкомъ, съ рѣдкимъ, замѣчательнымъ сердцемъ. Сохранился въ его біографіи одинъ такой фактъ, который стоитъ сотни другихъ.
   Когда кн. Одоевскій былъ назначенъ на службу въ министерство внутреннихъ дѣлъ, вдругъ къ нему приходитъ чиновникъ Соколовъ, работавшій въ энциклопедическомъ словарѣ Плюшара. Этотъ чиновникъ давно хлопоталъ о томъ мѣстѣ, которое теперь получилъ князь Одоевскій. И вотъ, узнавши объ этомъ, "стѣсняемый бѣдностью", Соколовъ рѣшается на чрезвычайный поступокъ,-- онъ ѣдетъ къ князю Одоевскому и говоритъ ему прямо: "Ваше сіятельство! вамъ отдано мѣсто, на которое я разсчитывалъ. Для васъ оно ничто, для меня единственный кусокъ хлѣба. Вы -- князь богатый аристократическими связями; я -- бѣдный труженикъ, неимѣющій никакой подпоры. Скажите, справедливо-ли это"? И что же Одоевскій? что отвѣтилъ онъ на такую правдивую, прямую рѣчь безъ свидѣтелей. Кн. Одоевскій началъ извиняться: онъ ничего этого не зналъ. Тотчасъ велѣлъ заложить ка: рету, посадилъ въ нее Соколова и вмѣстѣ съ нимъ поѣхалъ къ министру выпрашивать свое мѣсто для Соколова.
   Послѣ этого было бы лишнее прибавлять еще что-нибудь къ нравственной характеристикѣ князя: справедливый любящій всѣхъ, всѣмъ готовый помочь. А между тѣмъ самъ Владиміръ Ѳедоровичъ былъ не только не изъ богатыхъ князей, но у него, кромѣ его небольшого имѣнія въ Выборгской губерніи, да дачи въ Лѣсномъ, ничего больше не было. Онъ жилъ только на жалованье, получаемое со службы, и на литературный гонораръ, такъ какъ до сороковыхъ годовъ онъ работалъ во всѣхъ извѣстныхъ Тогда журналахъ. Съ сороковыхъ же годовъ онъ, какъ мы видѣли, много пишетъ для народа. Каждое новопріобрѣтенное знаніе пускаетъ въ ходъ на пользу народа.
   Со времени переселенія въ Москву, онъ рядомъ съ юриспруденціей сильно занимается музыкой. Музыка всегда была его любимымъ занятіемъ; онъ очень любилъ также бесѣдовать о ней, въ особенности съ любителями, знатоками. Въ этомъ случаѣ его главнымъ собесѣдникомъ былъ нѣкогда Грибоѣдовъ, доводившійся ему родственникомъ.
   Въ Москвѣ Владиміръ Ѳедоровичъ устраивалъ у себя музыкальные вечера; на этихъ вечерахъ самъ читалъ о музыкѣ. Въ послѣдствіи всѣ эти лекціи о музыкѣ онъ издалъ, подъ названіемъ: "Музыкальная грамота для немузыкальныхъ". Это было уже только за годъ до смерти.
   Здѣсь же, въ Москвѣ, онъ очень хлопоталъ о введеніи въ народныя училища уроковъ пѣнія, особенно церковнаго, и по этому поводу тоже писалъ проекты и статьи.
   И такъ вплоть до конца жизни онъ не покидалъ заботы о народномъ образованіи. Образованіе массы русскаго народа было его свѣточемъ -- той путеводной звѣздой, которой должна была, по его мнѣнію, руководствоваться Россія. Въ просвѣщеніи простого народа онъ видитъ и сяаву, и счастье своей родины въ будущемъ. Свобода, уничтоженіе крестьянской неволи было къ этому пути только первою ступенью, но той важной, неизбѣжной ступенью, безъ которой немыслимъ бы былъ ни одинъ дальнѣйшій шагъ. Такъ вотъ почему такъ восторженно, съ такой невыразимой радостью отнесся къ освобожденію крестьянъ -- 19-го февраля 1861 года князь Одоевскій. Онъ назвалъ 19 февраля новымъ годомъ Россіи и положилъ съ 1861 г. всегда праздновать канунъ этого дня ужиномъ.
   Праздновалъ онъ этотъ день ужиномъ, по обычаю, и въ 1869 году, т. е. въ годъ своей смерти. Отпраздновавъ свой "новый русскій годъ", онъ продолжалъ посѣщать бывшія въ то время въ Москвѣ публичныя лекціи Профессора Любимова и очень былъ озабоченъ мыслью, какъ бы сдѣлать эти лекціи даровыми, т. е. доступными всѣмъ. У него мелькала мысль объ устройствѣ съ этой цѣлью складчины среди богатыхъ людей. Но этой доброй мечтѣ не удалось осуществиться -- въ томъ-же февралѣ 27 числа не стало князя Одоевскаго.
   Свои высокія теоріи о равенствѣ, братствѣ князь подтверждалъ всей своей жизнью. Даже похороны, его стояли съ этими теоріями въ полномъ согласіи. Ни балдахина, никакихъ позументовъ, ничего украшающаго не было видно на его гробѣ, когда останки князя двигались къ вѣчному пристанищу -- въ Донской монастырь. Похороны князя В. Ѳ. Одоевскаго были такъ же просты, какъ похороны каждаго мужика, заботой о которомъ была полна вся его жизнь и просвѣщенію котораго были посвящены его богатые умственныя силы и художественный музыкальный талантъ. И память о немъ, какъ о первомъ интеллигентномъ работникѣ для простого народа никогда не замретъ въ исторіи нашего просвѣщенія.

Е. Некрасова.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 2, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru