Г. Елизаветина 
   
                                  Н. П. Огарев 
   
  ----------------------------------------------------------------------------
       Н.П. Огарев. Избранное
       М., "Художественная литература", 1977
  ----------------------------------------------------------------------------
   
       Поэт, мыслитель, революционер Огарев принадлежал  к  плеяде  тех,  кого
  Добролюбов  называл  "людьми  будущего",  "перед   которыми   с   изумлением
  преклонится всякое поколение". "Эти люди, - писал Добролюбов,  -  почерпнули
  жизненный опыт в своей непрерывной борьбе и  умели  его  переработать  силою
  своей мысли; поэтому они  всегда  стояли  в  уровень  с  событиями"  {Н.  А.
  Добролюбов. Собр. соч. в 9-ти томах, т.  4.  М.-Л.,  Гослитиздат,  1962,  с.
  72.}.
       Судьба их была нелегкой.
       Ближайший друг  и  соратник  Герцена,  Огарев  прожил  жизнь,  смысл  и
  содержание которой составляли революционное дело н поэзия.
   
       Николай Платонович Огарев родился 24 ноября (6  декабря)  1813  года  в
  Петербурге, в одной из самых богатых и знатных семей России, из поколения  в
  поколение  поставлявшей  государству  крупных   чиновников   и   гвардейских
  офицеров. Отец Огарева, Платон  Богданович,  продолжал  традиции  семьи.  Он
  достиг высоких ступеней служебной лестницы и пошел бы, вероятно, еще дальше,
  если бы не бросил службу, потрясенный  постигшим  его  несчастьем  -  ранней
  смертью жены. О матери Огарева, Елизавете Ивановне,  урожденной  Баскаковой,
  известно мало. Она умерла, когда ее сыну не было и двух лет. Добрая,  умная,
  образованная, она навсегда осталась для  сына  воплощением  женственности  и
  любви. После смерти матери семья поселилась в родовом имении  Старое  Акшено
  Писарского уезда Пензенской губернии. Здесь прошло раннее детство Огарева.
   
                     Богатый дом и сад! оранжереи...  
                     Полсотня слуг...  
                     Сестра с своей мадамой безотлучной...  
                     И сам отец, который с нами в день  
                     Беседовал три раза очень важно  
                     И коротко, - а на ночь подходил  
                     К постелям - дать свое благословенье,  
                     И исчезал, как царственная тень.  
                     Знакомый, но какой холодный образ! 
                                  ("Исповедь лишнего человека") 
   
       Атмосфера родного дома была тягостна, "дом мне был тюрьмой", -  напишет
  позже Огарев ("Вы выросли, любя отца и мать..."). Платон Богданович  был  не
  злым, а лишь самым заурядным человеком, весьма далеким от рано  проснувшихся
  поэтических и умственных интересов сына. В 1820  году  Огаревы  переехали  в
  Москву, но уклад жизни не изменился: строгая чинность, традиционный семейный
  деспотизм отца, молебны и царящая надо всем тоска.  "Все  это,  -  вспоминал
  Огарев, - вызывало во  мне  сильное  противодействие  и  отрывало  от  этого
  удушающего мира" ("Записки русского помещика"),
       В  противоположность  стоячему  быту  с  большой   интенсивностью   шла
  внутренняя жизнь подростка. Через гувернантку Анну  Егоровну  Горсеттер,  ее
  подругу Елизавету  Евгеньевну  Кашкину  и  некоторых  учителей  доходили  до
  Огарева запрещенные стихи и отзвуки передовых идей  времени.  Но  переломным
  моментом жизни стало для него восстание декабристов. "Да! - восклицал Огарев
  в своей исповеди, -1825 год имел для  России  огромное  значение.  Для  нас,
  мальчиков, это было нравственным переворотом и  пробуждением.  Мы  перестали
  молиться на образа и молились только на  людей,  которые  были  казнены  или
  сосланы. На этом чувстве мы и выросли".
       Через два месяца после событий на Сенатской площади скончалась  бабушка
  Огарева. Гувернер мальчика отвел его в дом дальнего родственника Огаревых И.
  А. Яковлева и попросил "воспитанника" Яковлева,  а  в  действительности  его
  незаконного сына Александра Герцена, развлечь Ника, как называли  Огарева  в
  интимном кругу. Этот день,  14  февраля  1826  года,  стал  началом  дружбы,
  прошедшей через всю жизнь обоих - Огарева и Герцена.
       Полные решимости продолжить дело декабристов, юноши летом 1826 или 1827
  года "в виду всей Москвы", на Воробьевых горах, дают клятву осуществить свои
  свободолюбивые  мечты.  Решение  пожертвовать  "жизнью  на  избранную  <...>
  борьбу" {А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах,  т.  VIII.  М.,  Изд-во  АН
  СССР, 1956, с. 81.} явилось для  них  "днем  сознания  своей  дороги"  ("Моя
  исповедь"),
   
       К университетским годам Огарев подошел с  немалым  уже  литературным  и
  философским багажом. Пушкин, Рылеев, Руссо, Шиллер; Монтескье,  Локк  давали
  богатую пищу для размышлений и укрепляли  свободолюбивые  настроения  юноши.
  Огарев набрасывает  планы  философских  статей,  увлекается  музыкой,  пишет
  стихи, но главным для него тогда было не это -  главными  были  политические
  теории и проекты.
       Огарев поступил в Московский  университет  на  правах  вольнослушателя,
  посещая     лекции      на      физико-математическом,      словесном      и
  нравственно-политическом отделениях. Его основным занятием, по желанию отца,
  считалась служба: в  1832  году  Огарев  был  зачислен  в  Московский  архив
  Государственной  коллегии  иностранных  дел.  Но,  как  свидетельствуют  его
  служебные документы, делом он "занимался мало".
       Необыкновенная человеческая привлекательность Огарева, его отзывчивость
  и такт очень скоро  сделали  его  вместе  с  Герценом  своеобразным  центром
  притяжения студенческого кружка, чаще всего  и  собиравшегося  в  доме  отца
  Огарева, на Никитской.
       Общественно-политические вопросы стали главными интересами кружка, хотя
  никакой ясной программы действий  пока  еще  не  было.  "Что  мы  собственно
  проповедовали, - вспоминал Герцен в "Былом в думах", - трудно сказать.  Идеи
  были смутны, мы проповедовали декабристов  и  французскую  революцию,  потом
  проповедовали сен-симонизм и ту же революцию, мы проповедовали конституцию и
  республику... Но пуще всего проповедовали ненависть  к  всякому  насилью,  к
  всякому правительственному произволу" {А. И. Герцен. Собр. соч.,  т.  X,  с.
  318.}.
       Друзья не скрывали своих убеждений: собирали деньги в помощь  сосланным
  членам кружка Сунгурова, которые считали себя  последователями  декабристов,
  приезжали прощаться со ссыльными, носили трехцветные шарфы  (цветов  знамени
  французской революции 1789 г.). Между тем шло тягостное для России  время  -
  время николаевского царствования, когда подавлялось малейшее  свободолюбивое
  движение,   каждая   сколько-нибудь   прогрессивная   мысль,   когда   людей
  арестовывали и ссылали по одному подозрению в том, что они разделяют взгляды
  казненных и  сосланных  в  Сибирь  декабристов.  Московский  же  университет
  казался царю особенно  опасным,  был  в  его  глазах  настоящим  рассадником
  "вредных" идей. Кружок Герцена - Огарева скоро привлек  к  себе  пристальное
  внимание властей. Летом 1833  года  за  Огаревым  был  установлен  секретный
  полицейский надзор, а в ночь на 10 июля 1834 года он был арестован.
       Благодаря хлопотам влиятельных родных первый арест Огарева  продолжался
  недолго: через несколько дней его взяли  на  поруки.  Но  после  тщательного
  разбора отобранных у него бумаг, среди которых оказались письма,  написанные
  "в конституционном духе", 31  июля  он  был  арестовав  вторично.  Несколько
  ранее, 21 июля, аресту был подвергнут и Герцен.
       На допросах в Следственной комиссии  Огарев  проявил  незаурядную  силу
  духа, никого не выдал, никого не запутал. Позже, в поэме "Тюрьма", он писал:
  
                           Мне не забыть во век веков 
                           Безумно-сладостных часов, 
                           Когда царя тупая сила 
                           Во мне живую жизнь будила. 
   
       Объявленный 31 марта 1835 года приговор гласил, что Огарев ссылается  в
  Пензу. Выбор именно этого  города  был  и  счастьем  и  несчастьем  Огарева.
  Счастьем, потому что неподалеку, в одном из своих имений, жил тяжело больной
  отец, которого Огарев любил, и несчастьем, потому что никто  не  прикладывал
  столько  усилий,  чтобы  сломить  волю  юноши,   сколько   приложил   Платон
  Богданович. В доме были постоянные гости, старик заставлял выезжать и самого
  Огарева, делалось все, чтобы отвлечь его от политических интересов и прежних
  друзей. "Моя душа здесь, как в погребе, - писал Огарев друзьям, - ее обклали
  льдом, и ее внутренняя теплота борется с окружающим холодом  и  исчезает.  О
  боже! как я несчастлив" {Н. П. Огарев.  Избранные  социально-политические  и
  философские произведения, т. II. М., Госполитиздат, 1956, с. 270.}.
       Но все усилия окружающих приводили только к тому, что Огарев все больше
  замыкался в себе, все настойчивее  искал  знаний,  которые  помогли  бы  ему
  действовать. Особое значение он придавал разработке собственной  философской
  системы: она должна была стать теоретическим обоснованием его  деятельности.
  "Узнай точку, на которой ты поставлен в мире, - писал Огарев в 1835 году,  -
  и  твоя  будущность  ярко  разовьется  пред  тобою"  {Там  же,   с.   273.}.
  Самодовлеющее значение,  которое  в  эти  годы  Огарев  придавал  философии,
  усиление   религиозного   настроения   Огарева   свидетельствовали   о   его
  теоретической незрелости, но даже и в это  время  увлечения  идеалистической
  философией и  христианским  вероучением  тенденции  "реализма",  как  обычно
  называл материализм Огарев, были сильны в его мировоззрении. "Первый шаг наш
  в области мышления, - писал позже Огарев, - был не  исканием  абстракта,  не
  начинанием с абсолюта, а был  столкновением  с  действительным  обществом  и
  пробудил  жажду  анализа  и  критики"  {Там  же,  с.  23.}.  Столкновение  с
  действительностью в ссылке и  привело  к  тому,  что  социально-политические
  взгляды Огарева в этот период обгоняли его философские построения.  Так,  он
  задумывает и разрабатывает план  улучшения  положения  крепостных  крестьян.
  План хотя и страдающий некоторой наивной умозрительностью, но, тем не менее,
  основанный на целом ряде экономических преобразований, от которых можно было
  ждать реального результата.
       Огарев остро ощущает свое одиночество в это время:  от  друзей  он  был
  оторван,  переписка  с  Герценом   стала   в   силу   необходимости   крайне
  нерегулярной. Он искал единомышленников и, казалось, нашел. В Марии  Львовне
  Рославлевой Огарев  увидел  женщину,  которая,  как  он  думал,  станет  его
  соратницей  и  подругой.  Мария   Львовна   была   племянницей   пензенского
  губернатора Панчулидзева и жила у него в  доме.  Не  слишком  красивая,  она
  умела нравиться, была образованна  и  обладала  своевольным  и  увлекающимся
  характером. Нет оснований думать,  что  Мария  Львовна  лицемерила,  убеждая
  жениха в готовности принести свою жизнь в жертву всеобщему благу.  Вероятнее
  всего, она не предполагала, что мягкий и бесконечно любящий  ее  поэт  будет
  так тверд в своих  убеждениях.  Вскоре  после  свадьбы  обнаружилось  полное
  несходство их жизненных  позиций...  Став  женой  богатого  человека,  Мария
  Львовна с присущей ей страстностью  и  безудержностью  желаний  бросилась  в
  светскую жизнь. Состоявшаяся в 1838 году, с разрешения Панчулидзева, поездка
  на Кавказ показала Огареву, как далека от него его жена.
       Во время этой поездки произошла встреча, о которой Огарев помнил долгие
  годы, - с сосланными на Кавказ декабристами. "Я стоял лицом к лицу с  нашими
  мучениками, - вспоминал Огарев, - я - идущий по их дороге,  я  -  обрекающий
  себя на ту же участь... это чувство меня не покидало"  ("Кавказские  воды").
  Особенно сблизился он с поэтом-декабристом А. И. Одоевским. Под впечатлением
  встречи Огаревым было написано стихотворение "Я видел вас, пришельцы дальних
  стран...". А почти  через  сорок  лет  Огарев  посвящает  памяти  Одоевского
  стихотворение "Героическая симфония Бетховена":
   
                      Я вспомнил вас, торжественные звуки, 
                      Но применил не к витязю войны, 
                      А к людям" доблестным, погибшим среди муки 
                      За дело вольное народа и страны. 
   
       В ноябре 1838 года умер отец Огарева, оставив  сыну  большие  земельные
  владения  и  свыше  четырех  тысяч  ревизских  душ.  Огарев   приступает   к
  осуществлению плана освобождения принадлежащих  ему  крепостных.  В  октябре
  1840 года с доверенными выборными лицами от крестьян он подписывает договор,
  по которому 1800 крепостных села Белоомут  за  небольшой  выкуп  становились
  свободными. Договор долго не  утверждался  царем,  окончательное  завершение
  дела состоялось лишь в 1846 году.
       Жена  Огарева  не  одобряла  его  действий.   С   помощью   влиятельных
  родственников добившись возвращения мужа из ссылки,  она  после  переезда  в
  Москву в 1839 году не только сама целиком ушла в светскую жизнь, но и тянула
  в нее Огарева, стараясь оторвать его от друзей и прежде всего от Герцена.
       Встреча во Владимире, где Огарев и Мария  Львовна  навестили  ссыльного
  Герцена в марте 1839 года, показала ей, как  неразрывна  связь  друзей,  как
  многое она определяет в жизни  Огарева.  И,  стараясь  повернуть  эту  жизнь
  по-своему, Мария Львовна вступила в борьбу  с  Герценом  и  другими  членами
  московского  кружка  за  влияние  на  мужа.  Борьба  оказалась  роковой  для
  семейного счастья Огаревых.
   
       Конец 30-х - начало 40-х годов в  истории  русской  общественной  мысли
  были временем, когда почти полная  невозможность  практической  деятельности
  для людей мыслящих обратила всю их энергию на деятельность интеллектуальную.
  Изучение и знание философии становилось потребностью, то или иное  понимание
  философских  вопросов  сводило  и  разводило   людей.   Герцен,   Белинский,
  Грановский, Бакунин жадно  читают  философские  труды  Гегеля.  "Все  в  нас
  кипело, - вспоминал участник московского кружка тех лет В. П.  Боткин,  -  и
  все требовало ответа  и  разъяснения"  {XXV.  1859-1884.  Сборник,  изданный
  Комитетом общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884,
  с. 500.}.
       Огарев, мучаясь общественными  и  личными  противоречиями,  пытается  в
  философии  найти  путь  к  гармонии.  Но  уже   через   несколько   лет   он
  разочаровывается в Гегеле и  обращается  к  философии  Фейербаха,  Конта,  к
  изучению экономических вопросов. "Мир с жизнью посредством  науки,  -  пишет
  Огарев в 1840 году, - и любовь к жизни посредством поэзии -  вот  пароль  на
  пропуск через  60  лет,  которые  мы  проживем"  {Н.  П.  Огарев.  Избранные
  социально-политические и философские произведения, т. II,  с.  313.}.  Мысль
  Огарева  мучительно  бьется  над  разрешением  важнейших   мировоззренческих
  проблем.
       В 1841 году он уезжает за границу, где пробыл с  небольшими  перерывами
  до 1846 года.
       Со времени возвращения из ссылки все большее  место  в  ягазнв  Огарева
  занимает поэтическое творчество.
       Писать  он  начал  рано.  Юношеским  стихотворениям   Огарева   присуще
  романтическое восприятие мира.  Лирический  герой  его  поэзии  не  приемлет
  окружающей действительности, он несоизмерим с нею и презирает ее. Но поэт не
  отстраняется от мира, он пристально вглядывается в него, замечая  социальные
  противоречия  и  ища  выхода  из  них.  Романтизм  Огарева  носил  активный,
  революционный характер, в нем уже были заложены тенденции,  позже  приведшие
  Огарева в русло реалистического направления русской литературы.
       В мае 1840 года одно  из  стихотворений  Огарева  было  опубликовано  в
  "Отечественных записках". Оно называлось "Старый дом". Дом И.  А.  Яковлева,
  где уже никто не жил и где так часто прежде бывал Огарев,  навещая  Герцена,
  наводит его на воспоминания о невозвратном прошлом. В  действительности  все
  обитатели дома  тогда  еще  были  живы,  но  Огареву  важна  здесь  мысль  о
  необратимости  времени,  о  быстропреходящей   жизни,   и   он   заканчивает
  стихотворение нотой глубокой печали:
   
                        И мне страшно вдруг стало. Дрожал я, 
                        На кладбище я будто стоял, 
                        И родных мертвецов вызывал я, 
                        Но из мертвых никто не восстал. 
   
       В октябре того же 1840 года "Отечественные записки" публикуют еще  одно
  стихотворение  -   "Деревенский   сторож".   Тема   одиночества,   усиленная
  изображением окружающей героя зимней вьюжной ночи,  звучит  с  пронзительной
  силой.
       Огарев начинает регулярно посылать свои произведения  в  "Отечественные
  записки", лучшее тогда  периодическое  издание,  журнал,  критический  отдел
  которого вел  в  это  время  Белинский.  Стихотворения  Огарева  приобретают
  известность.
       Страстный  почитатель  поэзии  Пушкина  и  Лермонтова,  воспитанный  на
  произведениях Шиллера, увлекающийся терпкой  иронией  стихов  Гейне,  Огарев
  широко использует в своем творчестве их мотивы. Однако не  подражания  и  не
  переводы определяют  поэтическое,  лицо  Огарева.  Его  лирический  герой  -
  человек 40-х голов, размышляющий о жизни, ищущий пути ее улучшения, верящий,
  что они есть, но пока не находящий их.
       В 1842 году Огарев пишет жене: "Философия примиряет в мысли -  так!  да
  факт-то, дело-то нам надо, подавай сюда счастье действительной жизни,  да  и
  только. А где оно? Что делать! Как вытащить страдающих из  страданий?  <...>
  Где вера? Где надежда? Разорванность - вот еще черта нашего времени" {Н.  П.
  Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т.  II,
  с. 334.}.
       Душевные противоречия, терзающие Огарева и его современников,  отражены
  им в стихотворениях "Разлад", "Разорванность",  "Хандра"  и  многих  других.
  Герцен  писал,  характеризуя  творчество   друга:   "Поэзия,   печальная   и
  меланхоличная, в которой переплетаются скептицизм и верное  ощущение  нашего
  положения при Николае, нашла своего истинного представителя в  Огареве"  {А.
  И. Герцен. Собр. соч., т. XXVI, с. 98.}.
       Поэтические произведения Огарева появились в печати в то  время,  когда
  поэзия  переживала  трудный  период.  На  первый  план  в  литературе  вышли
  прозаические  жанры  с  более  широкими  возможностями  отражения   реальной
  действительности, быта и обстоятельств жизни простого человека.  Нужна  была
  новая поэзия, ярчайшим представителем которой позже  стал  Некрасов.  Огарев
  ощущал веяние времени. В таких его стихотворениях 40-х  годов,  как  "Зимняя
  ночь", "Кабак", "Изба", разработаны темы, которые станут  определяющими  для
  Некрасова и его поэтической школы. С этими стихотворениями Огарева в  поэзию
  входит  бедный  "прозаический"  быт,  простые  люди,  чье  счастье  и   горе
  определяются не роком и высокими страстями, а их  имущественным  положением.
  Нечего и думать посвататься к любимой, если  у  тебя  "скверная  избушка"  и
  нечем платить оброк ("Кабак"). Не спит девушка, но не потому,  что  мечты  и
  грезы не дают ей уснуть, а потому, что надо прясть на всю семью ("Изба").
       В этих стихотворениях не ощущается романтической струи, как  во  многих
  других произведениях Огарева той поры; поэтическое  "я"  Огарева  становится
  голосом наблюдателя,  внешне  объективного  и  бесстрастного,  но  внутренне
  негодующего и оскорбленного представшими перед ним картинами.
       Для Огарева, как до него для Пушкина и для Лермонтова, родная страна  -
  это одновременно и самый дорогой на свете край, и место, где он больше всего
  перенес гонений и страданий:
   
                          Благодарю за день рожденья, 
                          За ширь степей и за зиму, 
                          За сердцу сладкие мгновенья, 
                          За горький опыт, за тюрьму... 
                           
                                   ("Прощанье с краем, откуда я не уезжал...") 
   
       Огарев - тонкий и проникновенный поэт природы, хотя пейзажные зарисовки
  в его произведениях никогда не носят самостоятельного характера,  не  даются
  сами по себе, они всегда повод к философским размышлениям о человеке  и  его
  судьбе.  В  таких  стихо*  творениях,  как  "Туман  над  тусклою  рекой...",
  "Полдень", "Весна" природа - напоминание о полноте жизни,  о  ее  красоте  и
  гармонии. И в то же время природа полна загадок и  непонятного  величия.  Но
  человек не теряется в ней, не чувствует себя ничтожным и жалким, напротив  -
  грандиозность явлений природы возвышает его душу:
   
                         Гуляю я в великом божьем мире 
                         И жадно впечатления ловлю, 
                         И все они волнуют грудь мою, 
                         И струны откликаются на лире. 
                          
                                     ("Гуляю я в великом божьем мире...") 
   
       В лучших своих произведениях Огареву удается передать то - не всегда  и
  выразимое словами - чувство, которое овладевает человеком в минуты  душевной
  взволнованности и подъема. Белинский очень точно передал впечатление от этой
  особенности дарования поэта. В обзоре "Русская литература в  1841  году"  он
  писал: "Вероятно, читатели  "Отечественных  записок"  обратили  внимание  на
  стихотворения г. Огарева, отличающиеся особенною внутреннею  меланхолическою
  музыкальностию; все эти пьесы почерпнуты из столь глубокого, хотя  и  тихого
  чувства, что часто, не обнаруживая в себе прямой и определенной  мысли,  они
  погружают душу именно в невыразимое ощущение того чувства, которого сами они
  только как бы невольные отзывы, выброшенные переполнившимся  волнением"  {В.
  Г. Белинский. Полн. собр. соч. в 13-ти томах, т.  V.  М.,  Изд-во  АН  СССР,
  1954, с 579-580.}.
       Особое место в творчестве Огарева 40-х годов занимает любовная  лирика.
  К тому времени его отношения с Марией Львовной  становятся  мучительны.  Она
  увлекается другими, уезжает от мужа и не скрывает, что для нее важны  только
  те денежные средства, которые он обязан, по ее  понятиям,  предоставить  ей.
  Огарев долго не может поверить, что былой любви не  вернешь.  Стихотворения,
  обращенные к Марии Львовне,  полны  горячего,  но  становящегося  все  более
  безнадежным  чувства.  Во  всем  виня  себя  ("Тебе  я  счастья   не   давал
  довольно..."), он просит лишь одного - не омрачать памяти о прошлом:
   
                           Я будущность широко мерил, 
                           Мой мир был полон и глубок! 
                           Но замер он среди печали; 
                           И кто из нас виновен в том, 
                           Какое дело - ты ли, я ли, 
                           Его назад мы не вернем. 
                            
                                        (К*** (М. Л. Огаревой)) 
    
       Огарев вспоминает тех, кем увлекался прежде ("Стучу - мне  двери  отпер
  ключник старый..."), свою первую любовь ("К подъезду!  -  Сильно  за  звонок
  рванул я..."), он воссоздает случайные встречи,  напоминающие  ему  о  былой
  любви:
   
                        И я желал, чтоб нам еще далеко, 
                        Далеко было ехать; чтобы нас 
                        Без отдыха везла, везла карета, 
                        И не имел бы этот путь конца, 
                        И лучшие я пережил бы лета, 
                        Смотря на очерк этого лица! 
                         
                                              ("Дилижанс") 
   
       Из потребности любви вырастает нежная привязанность Ога"  рева  к  юной
  Евдокии  Васильевне  Сухово-Кобылиной,  сестре  знаменитого  драматурга.  Он
  создает цикл стихов, посвященных ей, назвав его  "Buch  der  Liebe"  ("Книга
  любви"). В  стихах  цикла  нет  страстности,  они  полны  тихого  любования,
  восхищения красотой девушки, чей облик напомнил поэту мадонну. Эта любовь не
  нуждается  в  осуществлении,  она  лишь  "мечта",  "сновиденье",  еще   одно
  воплощение вечно ускользающей от поэта любви:
   
                       Ведь я уже не раз любил, - и что же? 
                       Горела, гасла, длилась, гасла вновь 
                       На сны, в ночи бродячие, похожа 
                       Моя тревожная любовь. 
   
       Евдокия Васильевна узнала об этой любви лишь после смерти поэта.
       Один из часто используемых Огаревым  жанров  -  дружеское  послание.  В
  стихотворениях "Друзьям",  "Т.  Н.  Грановскому",  "Искандеру"  раскрывается
  перед нами история духовных поисков поэта, приведших его к  самым  передовым
  для его времени, материалистическим убеждениям. Не все друзья Огарева смогли
  принять их и отошли от него:
   
                     Моя судьба во мне. Ни скорбь, ни скука 
                     Не утомят меня. Всему свой срок. 
                     Я правды речь вел строго в дружнем круге - 
                     Ушли друзья в младенческом испуге. 
                      
                                               ("Искандеру") 
   
       Всю жизнь увлекавшийся музыкой, Огарев вводит в поэзию ее жанры, создав
  свои "Nocturno" с нх тревожным,  "ночным"  настроением  (nocturne  по-франц.
  ночной).
       Музыкальность присуща не только таким стихотворениям,  как  "Serenade",
  но  и  тем,  в  которых  Огарев  сам  подчеркивал  повествовательное  начало
  "Обыкновенной  повести",  например,  полной  удивительного  музыкального   и
  поэтического изящества. Через много лет другой поэт и писатель, И. А. Бунин,
  признавался, что чтение именно этого  стихотворения  послужило  импульсом  к
  созданию одного из самых его лиричных рассказов  -  "Темные  аллеи"  {И.  А.
  Бунин. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 9. М., Гослитиздат, 1967, с. 371.}.
       "Умением умолчать, недоговорить и самой недомолвкой сказать так полно и
  много, как не сказалось бы в самом красноречивом  рассказе,  воспользовались
  поэты  следующих  поколений,  -  пишет  один  из  исследователей  творчества
  Огарева. - Стоит вспомнить превосходные стихи  гр.  А.  Толстого:  "То  было
  раннею весной...", чтобы тотчас  почувствовать,  как  сильно  воспользовался
  автор манерой Огарева и особенно его стихотворением  "Обыкновенная  повесть"
  {Е. С. Некрасова. Н. П. Огарев. - "Почин". М., 1895, с. 86-87.}.
       Вместе с тем Огарев был поэтом не только жизни  сердца,  но  и  борений
  разума, развивая  вслед  за  Пушкиным,  Лермонтовым,  Тютчевым,  Баратынским
  философское  начало  в  поэзии.  В  середине  40-х  годов   Огарев   создает
  поэтический цикл "Монологи", сделавший его имя популярным в  широких  кругах
  читателей. "В потребности публики, - писал Белинский  еще  в  1843  году,  -
  поэзия мысли"  {В.  Г.  Белинский.  Полн.  собр.  соч.,  т.  VII,  с.  65.}.
  Интеллектуализм был в высшей степени свойствен  творчеству  Огарева.  Поэзия
  Огарева по насыщенности мыслью, по философской культуре, которую она несет в
  себе, справедливо  может  быть  отнесена  к  особому,  по  выражению  Н.  А.
  Добролюбова, "философическому роду" {Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 6,  с.
  217.}.
       Сфера мысли была для людей 40-х годов не чем-то отвлеченным и  далеким,
  но тем, что определяло жизнь, и в этом  смысле  поэзия  Огарева  чрезвычайно
  характерна. В "Монологах" мысль становится грозной  силой,  меняющей  судьбу
  героя:
   
                Мысль! мысль! как страшно мне теперь твое движенье. 
                     Страшна твоя тяжелая борьба! 
                Грозней небесных бурь несешь ты разрушенье, 
                     Неумолима, как сама судьба. 
   
       Смятенность, мучительное  рефлектирование,  характерные  для  состояния
  внутреннего мира человека этой эпохи, выразились в  "Монологах".  "Сомнением
  испытанный боец", - говорит здесь о себе поэт. Но его сомнения -  творческая
  сила, помогающая верить в преобразование жизни, во "всесильный дух  движенья
  и созданья".
       Обращался Огарев и к большим поэтическим  формам.  В  30-40-е  годы  он
  создает поэмы "Дон", "Царица моря", первую  и  вторую  части  поэмы  "Юмор",
  которая стала значительным  событием  в  эволюции  поэта.  Огарев  рисует  в
  "Юморе" широкую картину действительности  и  вместе  с  тем  дает  детальный
  анализ внутреннего мира героя. В письмах, относящихся ко времени работы  над
  поэмой,  Огарев  подчеркивает  важность  и  необходимость   в   литературном
  произведении "гражданского элемента" и героя, "который был бы все  во  всем"
  {См.: М. О. Гершензон. Образы прошлого. М., 1912,  с.  415.}.  В  результате
  достигается то самое отражение "истории в человеке", о котором как об  одном
  из важнейших творческих принципов говорил в "Былом и думах" Герцен.
       Пробует себя Огарев и  в  жанрах  прозы:  кроме  философских  статей  и
  написанных в 30-е годы прозаических произведений "Толпа" и "Три  мгновения",
  Огарев начинает повести "История одной проститутки", "Саша", "Гулевой".  Все
  они остались незавершенными.
       Литература для Огарева - общественная деятельность, а не "уголок,  куда
  можно от жизни спрятаться" {Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и
  философские произведения, т.  II,  с.  380.}.  Вот  почему  личное  и  общее
  нерасторжимы в его творчестве, а скорбь не повод уйти в  себя,  а  призыв  к
  действию. "Надо действия, - писал Огарев друзьям. -  У  меня  как-то  уж  не
  вмещается в уме различие личной и общей жизни. Все есть личная  жизнь"  {Там
  же, с. 338.}.
   
       Вернувшись в Россию в начале 1846 года, Огарев через несколько  месяцев
  покидает Москву и надолго поселяется в деревне. Кратковременное пребывание в
  Москве показало, какие глубокие разногласия наметились у Огарева и Герцена с
  остальными   членами    московского    кружка    в    понимании    важнейших
  мировоззренческих    проблем.     Философско-материалистические     взгляды,
  выработанные  к   тому   времени   Герценом   и   Огаревым,   их   понимание
  социально-политических   вопросов,   позже   приведшее   к    революционному
  демократизму, оказались неприемлемы для Грановского, Кетчера, Корша, Боткина
  и других. Разрыв был неминуем. Поясняя его важность и  неизбежность,  Герцен
  писал в "Былом и думах": "Вся наша деятельность  была  в  сфере  мышления  и
  пропаганде наших убеждений... Какие же могли быть уступки на  этом  поле?.."
  {А. И. Герцен. Собр. соч., т. IX, с. 212.}
       Оставшись один после отъезда Герцена за границу, Огарев решает заняться
  практически-реформаторской  деятельностью  в  своих  имениях.  Его   главной
  задачей становится уничтожение барщины и введение вольнонаемного труда.  Для
  достижения своей цели Огарев пытается  внедрить  фермерский  способ  ведения
  хозяйства  на  принадлежащих  ему  землях,  строит  суконную  и  приобретает
  Тальскую писчебумажную фабрику. Но социальный оптимизм Огарева скоро  терпит
  крах.   Утопические   начала,   положенные   им   в   основу   хозяйственных
  преобразований, оказались несостоятельными в условиях  России  середины  XIX
  века.
       Действия Огарева начинают снова привлекать внимание  властей.  Причиной
  тому послужили и некоторые обстоятельства его  личной  жизни.  В  1849  году
  происходит его сближение с Натальей Алексеевной Тучковой, дочерью его соседа
  и друга. Между  тем  Мария  Львовна  наотрез  отказала  в  разводе.  Это  не
  остановило Наталью Алексеевну.  Не  считаясь  с  моральными  нормами  своего
  времени, против  желания  родных  она  поселяетея  с  Огаревым.  Лишь  через
  несколько лет, после смерти  первой  жены,  Огарев  оформляет  свой  брак  с
  Тучковой. Но до тех пор их совместная жизнь была вызовом обществу, тем более
  что пензенским губернатором по-прежнему оставался  Панчулидзев,  дядя  Марии
  Львовны. На Огарева поступают доносы в III Отделение.  Панчулидзев  сообщает
  министру внутренних дел о "вольнодумии"  и  "безнравственности"  Огарева.  В
  феврале 1850 года Огарев был арестован и препровожден в Петербург.
       Обвинение было признано необоснованным, но жизнь  в  России  стала  для
  Огарева нестерпимой. В 1856 году, после нескольких лет  хлопот  и  напрасных
  ожиданий, Огарев с Натальей Алексеевной уезжают в Англию, к Герцену.
       В том же 1856 году произошли два  события,  важные  для  Огарева-поэта:
  вышел первый сборник его стихотворений  и  была  опубликована  одна  из  его
  лучших поэм - "Зимний  путь".  "Истинным  chef  d'oeuvre'ом,  в  котором  он
  совместил всю свою поэзию, всего себя со всей своей задушевной и  задумчивой
  прелестью", - назвал эту поэму И. С. Тургенев в письме к  П.  В.  Анненкову,
  добавив: "Мы с  Толстым  уже  три  раза  упивались  этим  нектаром"  {И.  С.
  Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми  томах.  Письма,  т.  II.  М.-Л.,
  Изд-во АН СССР, 1961, с. 328.}.
       Поэма    состоит    из    десяти     глав.     Объединенные     образом
  героя-путешественника, эти главы представляют  собой  ряд  эпизодов  русской
  жизни, поданных иногда в лирических, иногда в  трагических,  а  иногда  и  в
  саркастических  тонах.  Выгоревшая  нищая  деревня,  запустение   дворянской
  усадьбы, загубленная  жизнь  бедняка-учителя  -  и  рядом  вечно  прекрасная
  природа, роща, где
   
                           Звонко пел во мгле ветвей 
                           Печаль и счастье соловей. 
   
       Тонкий лиризм в сочетании со строгим реализмом в изображении  жизненных
  явлений сделали поэму Огарева заметным явлением в литературной жизни.
       Выход в свет поэмы и сборника был отмечен  периодической  печатью  того
  времени.  Либеральная  критика  подчеркивала  в  творчестве  Огарева  мотивы
  грусти, безысходности, тоски. Огарев представал поэтом, понятным лишь узкому
  кругу  читателей.  "Воспоминание   о   чем-то   милом,   слабом,   грустном,
  мечтательном, - писал, например, А. Дружинин, - как-то поневоле сливается со
  всяким отзывом о даровании <...> г. Огарева. Картины, им изображаемые, могли
  трогать только  записных  любителей  поэзии,  масса  читателей  не  могла  с
  особенным радушием на них любоваться" {"Библиотека для чтения",  1856,  май,
  отд. "Критика", с. 19.}.
       Наличия в поэзии  Огарева  настроений  скорби,  печали  не  отрицала  и
  революционно-демократическая  критика  ("Каждый  стих  мой  плачет"  {М.  О.
  Гершензон. Образы прошлого, с.  454.},  -  писал  сам  Огарев),  но  она  не
  ограничивалась лишь констатацией этого факта и не сводила его  объяснение  к
  свойственной  человечеству  во  все   времена   неудовлетворенностью   своим
  положением в  мире,  как  это  делали  В.  П.  Боткин  или  Н.  Ф.  Щербина.
  Чернышевский в рецензии на сборник Огарева подчеркивал, как и Герцен в своих
  отзывах, типичность его настроений для определенной эпохи.  Поэзия  Огарева,
  пишет Чернышевский, "принадлежит истории" {Н. Г. Чернышевский.  Полн.  собр.
  соч. в 16-ти томах, т. III. M., Гослитиздат, 1947, с. 563.}. Тесно  связывая
  имя Огарева с именем Герцена, которого  назвать  по  цензурным  соображениям
  Чернышевский не мог, он подчеркивает в своей рецензии значение  деятельности
  друзей для русского освободительного движения и утверждает,  что  творчество
  Огарева займет "одну из самых блестящих и чистых  страниц  в  истории  нашей
  литературы" {Там же.}.
       Встреча с Герценом в Лондоне после  десятилетней  разлуки  ознаменовала
  собой  новый  этап   в   жизни   Огарева.   На   первый   план   выдвигается
  публицистическая,  издательская  деятельность.  Огарев  принимает   активное
  участие в работе  Вольной  русской  типографии,  созданной  Герценом,  пишет
  статьи  для  альманаха  "Полярная  звезда".  и,  наконец,   именно   Огареву
  принадлежит идея издания газеты "Колокол".
       Завершается формированне революционно-демократических взглядов Огарева.
  Революционная активность масс становится  для  Огарева  главным  действующим
  фактором истории. "Можно, - утверждал Огарев, - на целую  историю  взглянуть
  как   на   ряд   неудавшихся   революций"   {Н.   П.    Огарев.    Избранные
  социально-политические и философские статьи, т.  II,  с.  212.}.  Приблизить
  побеждающую революцию становится задачей Огарева-революционера.
       В эти  годы  развернулось  его  дарование  публициста  и  общественного
  деятеля.  При  активном  участии   Огарева   в   России   создается   тайное
  революционное общество "Земля и воля", ему принадлежит около двухсот  статей
  в  "Колоколе",  вместе  с  Герценом  он  публикует   разоблачающие   русское
  самодержавие документы и произведения,  запрещенные  в  России.  К  сборнику
  "Русская потаенная  литература  XIX  столетия"  Огарев  пишет  вступительную
  статью,  в  которой  излагает  свой  взгляд  на  "гражданское   движение   в
  стихотворной литературе". Статья эта, близкая в  своих  основных  положениях
  знаменитой статье Герцена "О развитии революционных идей в  России",  рисует
  картину развития русской общественной мысли и ее отражение в поэзии Пушкина,
  Рылеева, Полежаева, Кольцова, Лермонтова, Некрасова и других. "Живая связь с
  жизнью", по  Огареву,  -  основа  действенности  поэтического  произведения.
  "Новое дело, - пишет Огарев,  -  создаст  новое  слово".  Заканчивая  статью
  обращением к будущим поэтам, Огарев утверждает: "Новая жизнь  создаст  своих
  поэтов".
   
       Не прекращается в  этот  период  и  поэтическая  деятельность  Огарева.
  Память об оставленной родине, неумирающая связь с ней продолжают питать  его
  поэзию. В стихотворении "Коршу" воссоздается образ той России, ради  которой
  звонил "Колокол", "края бедных, битых  и  забитых".  Воспоминания  о  смраде
  нищих  изб,  голодных  детях,  избиваемых  бедняках  и   людях,   равнодушно
  проходящих и проезжающих мимо,  в  воображении  поэта  предстают  как  "хаос
  жизни",  "водоворот",  "кружение  бесовской  пляски".  Безотрадность   жизни
  порождает и безотрадность стиха, "мрачность настроенья".
       Огарев создает целый ряд стихотворений, посвященных тем, кто отдал  все
  силы делу освобождения народов: "Ворцель", "Памяти Рылеева", "Михайлову". Их
  подвиг труден, но поэт не считает его бесплодным: погибших помнят,  за  ними
  идут новые поколения. Обращаясь к Михайлову, Огарев пишет:
   
                           Твой подвиг даром не пропал - 
                           Он чары страха разорвал; 
                           Иди ж на каторгу бодрей, 
                           Ты дело сделал - не жалей! 
   
       Новые оттенки приобретает теперь образ поэта. В  "Письмах  деревенского
  жителя", созданных еще в России, Огарев замечает: "Если поэт и  не  созидает
  новых условий жизни, тем не менее слово его сильно колеблет неправду" {Н. П.
  Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т.  II,
  с. 20.}. Теперь это убеждение получает развитие в поэзии Огарева. Поэт может
  влиять на жизнь, слово - могущественная сила:
   
                           Забудь уныния язык! 
                           Хочу - помимо произвола, - 
                           Чтоб ты благоговеть привык 
                           Перед святынею глагола. 
                            
                                            ("Напутствие") 
   
       Во многих стихотворениях Огарев размышляет об итогах своей жизни, о  ее
  смысле. Свобода - вот что вбирает в себя все его стремления и определяет всю
  его деятельность (стихотворение "Свобода").
       Гражданские мотивы звучат в поэзии Огарева в эти годы еще сильнее,  чем
  в предшествующие, но и теперь рядом с ними продолжает  существовать  мягкая,
  интимная лирика.
   
                               По краям дороги 
                               В тишине глубокой 
                               Темные деревья 
                               Поднялись высоко; 
                               С неба светят звезды 
                               Мирно сверх тумана... 
                               Сердце? Сердце просит 
                               Нового обмана. 
                                
                                       ("По краям дороги...") 
   
       Личная жизнь Огарева сложилась трагически. Наталья Алексеевна  не  дала
  ему счастья.  Полюбив  Герцена,  она  стала  его  женой,  хотя  формально  и
  продолжала носить фамилию  Огарева.  Никогда  ни  единым  словом  Огарев  не
  попрекнул ни друга, ни оставившую его женщину. Нравственная высота  Огарева,
  его спокойное мужество и доброта были удивительными, единственными  в  своем
  роде.
       Только осознав это, можно  понять  всю  правоту  Герцена,  повторявшего
  своим детям, что они  безошибочно  могут  считать  хорошим  то  что  считает
  хорошим Огарев, и плохим то, что находит плохим он. Сойдясь после разрыва  с
  Тучковой  с  женщиной  из  самых  низов  Лондона,  Мэри  Сэтерленд,   Огарев
  воспитывал, как родного, ее сына и до самых последних дней  своей  жизни  не
  оставлял ее. "Я хочу быть добрым без всякой награды, - писал Огарев в  одном
  из писем к Мэри. - Я хочу душевной красоты в этой жизни" {"Архив Н. А. и  Н.
  П. Огаревых". М.-Л., Гослитиздат, 1930, с. 114.}.
       Параллельно "Былому и думам" Герцена Огарев пишет свои воспоминания:  в
  стихотворной  форме  ("Воспоминания  детства",  "Бабушка",   "Exil")   и   в
  прозаической.  Автобиографическая  проза  Огарева  представляет  собой  лишь
  фрагменты - "Кавказские воды", "Моя исповедь", "Записки русского помещика" -
  задуманного большого полотна. Но в этих отрывках нашли  отражение  важнейшие
  этапы жизни Огарева: встреча с сосланными декабристами в "Кавказских водах",
  становление  революционных  убеждений,  тщательно   прослеженное   в   "Моей
  исповеди".
       Автобиографический элемент значителен и в поэмах Огарева.  "Юмор",  над
  которым он продолжал работу,  "Тюрьма",  "Матвей  Радаев"  воссоздают  образ
  человека  передовых  убеждений,  ищущего  пути  борьбы  с  самодержавием   и
  крепостничеством.
       Многие поэмы Огарева остались незаконченными, тем не менее их  место  в
  творчестве поэта важно. Проблематика поэм, отражавшая идейные искания лучшей
  части  русского  общества,  в  сочетании   с   реалистическим   изображением
  действительности и своеобразием  творческого  метода,  позволившего  Огареву
  дать в поэмах органический синтез лирики, сатиры, иронии, сделали его  поэмы
  заметным явлением в развитии русской  поэзии  середины  прошлого  века.  Они
  широко распространялись в списках,  отрывки  из  них  заучивались  наизусть,
  перекладывались на музыку.
       Присущее всему творчеству Огарева  стремление  к  постановке  важнейших
  общественных вопросов, пафос революционности, понимание необходимости  связи
  с народными массами для победы того дела, которому всю жизнь служил  Огарев,
  заставляло его искать новые поэтические формы. В  таких  произведениях,  как
  "Восточный вопрос в панораме", "Гой, ребята, люди  русские...",  "За  столом
  сидел седой дедушка", "Песня русской няньки  у  постели  барского  ребенка",
  Огарев использует разнообразные формы народной поэзии:  раешник,  речитатив,
  приемы народных зрелищ, например, панорамы.
       Эпиграммы,  такие  стихотворения,  как  "Отступнице",   демонстрировали
  возможности не только Огарева-лирика, но и Огарева-сатирика.
       Эволюция взглядов Огарева, приведшая его от дворянской  революционности
  к революционному  демократизму,  сказалась  в  его  творчестве  четкостью  и
  определенностью   политических   оценок,   непримиримостью   в   борьбе    с
  самодержавием и всеми формами угнетения человека.
       Пережив  в  1870  году  смерть  Герцена,  оставшись  одиноким,   Огарев
  продолжал  работать,  движимый  верой  в  будущность  своей   -   родины   и
  необходимостью деятельности для ее блага. За год  до  смерти  Огарев  писал:
  "Хотелось бы на Русь. В самом деле, я новый социальный элемент вижу  там,  и
  только там" {Н. П. Огарев. Избранные  социально-политические  и  философские
  произведения, т. II, с. 551.}. 31 мая (12 нюня) 1877 года Огарев скончался в
  английском городе Гринвиче. В 1966 году прах Огарева был перенесен в Москву.
       Судьба  творческого  наследия  Огарева  не  проста.  В  течение  многих
  десятилетий при жизни Огарева и особенно после его смерти бытовала легенда о
  нем как о "самом мрачном из русских поэтов" {П. П. Перцов. Н. П. Огарев. - В
  кн.: "Философские течения русской  поэзии".  СПб.,  1899,  с.  172.},  певце
  безнадежности, лишь волею случая оказавшемся в стане политических борцов.  В
  то же время всегда  существовало  и  другое  понимание  жизни  и  творчества
  Огарева. Белинский, Некрасов,  Добролюбов,  Чернышевский  видели  в  Огареве
  самобытного общественного деятеля, замечательного поэта,  человека  "высшего
  разбора".
       В  ярком,  созвездии  русских  поэтических  имен  имя  Огарева   светит
  скромным, но самостоятельным  светом.  Его  произведения,  полные  надежд  и
  скорби, разочарования и порывов к будущему, были  для  его  современников  и
  остаются для нас примером неустанной работы духа, ищущего и мужественного  в
  своих исканиях.
  









Оставить комментарий
Огарев Николай Платонович
 (yes@lib.ru)
Год: 1977
Обновлено: 25/04/2017. 54k. Статистика.
Статья: Критика










Оценка: 4.85*12


 Ваша оценка: 

шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать








Связаться с программистом сайта.