Перцов Петр Петрович
В Религиозно-философском обществе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ (ПЕТРОГРАДЕ)

История в материалах и документах.

СЕЗОН 1908/09

   

Из газетных отчетов

В Религиозно-философском обществе

   Был на первом собрании Религиозно-философского общества. Насколько идея этих собраний отвечает "нуждам времени", лучше всего показывал вид большого зала Географического общества, переполненного до давки. И это еще при полусложившейся организации общества, на его премьере...
   Но я слишком помню старые Религиозно-философские собрания 1901-1903 гг., чтобы не пожалеть, при сравнении, об их составе, энтузиазме, надеждах, даже о внешнем их виде. Ибо самый состав тех собраний, наполовину светский, наполовину духовный, делал их уже эстетически прекрасными. За большим столом стеной сидело в широких своих одеяниях и высоких клобуках черное духовенство, и эта монастырская стена чернела твердо и неподвижно. Напротив -- белое, уже затронутое миром, более встревоженное, глумливое духовенство. Вокруг -- миряне, "совопросники мира сего", философы, поэты, "декаденты", тогда еще новые и мятежные, "взыскующие града". Самая пылкость речей, "натиск пламенный" "ищущих" и "отпор суровый" черной стены раскрывали широкие горизонты, волновали подлинностью своих исповеданий. Необычайность тем, непривычная "апокалиптическая" терминология довершали впечатление. Чувствовалось что-то особенное, неслучайное, "входящее в историю": два мира -- мир предания и мир культуры -- сошлись, чтобы оглянуть друг друга и посчитаться.
   Я боюсь, что теперешним собраниям не хватает той значительности. На первом была обыкновенная "интеллигентная" толпа, в которой лишь кое-где были вкраплены скромные "белые" рясы. И они казались уже такой же "интеллигентской" одеждой, как сюртуки и пинджаки. Черное духовенство "блистало своим отсутствием". Одна из сторон очистила поле борьбы, разочаровавшись в себе ли, в противнике ли... Было впечатление обыкновенного "ученого" заседания с допущением "посторонних лиц". И уже в этих пределах заседание интересное, которое, увы,было оборвано, как у нас теперь водится, в момент наибольшего своего оживления, -- при переходе к прениям, -- бумажкой, внезапно врученной председателю и содержавшей запрещение этих прений.
   Любопытно бы узнать, как сами "запретители" мотивируют свое необъяснимое усердие? Чтобы "не было разговоров"? Но разговоры все равно будут -- на "частных квартирах", на улице, в вагоне трамвая, -- разговоры на те же темы и в том же "духе", но с понятным оттенком раздражения и негодования. Речи предполагались "неблагонамеренными"? Но из двух прочитанных рефератов один содержал нападение на социал-демократов, другой обвинял интеллигенцию в небрежном отношении к народным идеалам. Это, кажется, не сотрясает основ? А вокруг этих тем должны были развиваться и прения -- теоретического характера, с вполне "отвлеченных" точек зрения. Совершенно непонятно, почему в стране, где есть университеты и в них кафедры философии, нельзя диспутировать на философские темы в кругу людей, среди которых редкий (в мужской половине) не проходил университетского курса?
   Что такого неожиданно-злонамеренного и неведомо-"соблазнительного" могли внезапно изречь эти лица? И почему возможное во времена Плеве и Победоносцева оказывается невозможным при с позволения сказать "конституции"239? Впрочем, вернее всего, что это просто "запретительная" инерция: запретили прения на "славянских" собраниях, запрещают и на философских. Привычка просить "честью разойтись" при виде всякого сборища.
   И разошлись, конечно, "не солоно хлебавши" и поминая теплыми словами удобства "конституционного" строя. Прения обещали быть интересными уже по характеру тем, выдвинутых докладами. Первый (г. Баронова) был посвящен "Исповеди" Горького и тому своеобразному "обожествлению народа" (вернее бы сказать: рабочего класса), на котором Горький пытается теперь утвердить "мистически" свой социализм, видимо, разочаровавшись в достаточности его прежних "реальных" оснований. Докладчик справедливо указал на суррогатность такой мистики и ее внутреннюю несостоятельность, но в то же время отметил этот "религиозный уклон" писателя-материалиста, как характерный "признак времени". К сожалению, несколько наивный, "кружковый" тон доклада мешал его аргументации. Второй доклад -- известного поэта Александра Блока -- касался старой, но вечно новой в России темы о разрыве между интеллигенцией и народом. Докладчик, по следам Достоевского и Тютчева, призывал интеллигенцию к смирению и ожиданию слова, которое таит в себе народ и т.д., видя в то же время почему-то в М. Горьком представителя народной России (не "рабочей ли слободки?"). Впрочем, доклад был прочитан таким замогильным голосом (как читают псалтирь по покойнике), что многим стало слишком страшно и не все оттенки мыслей автора могли быть {В тексте: могли были.} уловлены...
   Прения, вероятно, разъяснили бы многое, но тут, как пишут провинциальные репортеры, "Дамоклов меч рассек Гордиев узел". Оставалось взять шапки и пойти домой...
   А все же жаль, что нет черной стены, неподвижно-молчащей...

П. Перцов

ПРИМЕЧАНИЯ

   Тексты отчетов печатаются по первым публикациям:
   Перцов П.П. В Религиозно-философском // Новое время. 1908.16 (29) ноября. No 11740. С. 5;
   
   239 ...возможное во времена Плеве и Победоносцева оказывается невозможным при с позволения сказать "конституции"? -- Прения по докладу были запрещены, несмотря на объявленную в Манифесте 17 октября 1905 г. "свободу собраний".
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru