Плещеев Алексей Николаевич
Подснежник. Стихотворения для детей и юношества А. Н. Плещеева. Спб. 1878

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Подснѣжникъ. Стихотворенія для дѣтей и юношества А. Н. Плещеева. Спб. 1878.
   Трудно быть въ наше время поэтомъ. Проза заняла первенствующее положеніе и въ жизни и въ литературѣ, и гдѣ прежде съ купидонами сражалися цари, тамъ въ ваши времена живутъ чоботари. Не въ томъ дѣло, что современная дѣйствительность не даетъ поэту мотивовъ и тамъ, что, какъ жаловался Лермонтовъ, "Востокъ и Югъ давно описаны, воспѣты, толпу бранили всѣ поэты", а въ томъ, что современному поэту, въ самомъ ѣлѣ, надо обладать нетолько исключительно впечатлительными, но и исключительно крѣпкими нервами.
   
   Волю давъ лирическимъ порывамъ,
   Изойдешь слезами въ наши дни,
   
   писалъ умрающій Некрасовъ и эти слова не были пустыми словами. А съ другой стороны, не лишено значенія и то обстоятельство, что, какъ говоритъ г. Плещеевъ въ своей книжкѣ:
   
   На сердцѣ забота, какъ свинецъ, лежать,
   Поневолѣ пѣсня не поѣдетъ на ладъ (28).
   
   Конечно, ладъ ладу рознь. Собственно говоря, техническая сторона поэтическаго искуства усовершенствовалась и вмѣстѣ съ тѣмъ упростилась на столько, что теперь граматному человѣку, безъ сомнѣнія, гораздо труднѣе выучиться шить сапоги, нежели писать совершенно "ладныя" стихотворенія. Но то-то и горе, что платье еще не дѣлаетъ монаха. Въ любой книжкѣ любого журнала можно найти очень хорошо сшитые стихи, но надо стоятъ на одномъ уровнѣ развитія съ поручикомъ Пироговымъ, чтобы восхищаться тѣмъ, что они "на диво стачены". Такимъ образомъ, если у насъ и есть не мало, напримѣръ, такихъ счастливцевъ, у которыхъ "на сердцѣ, какъ свинецъ, лежитъ" единственная "забота" не опоздать, сообразно съ сезономъ, доложить читателю въ совершенно ладныхъ стихахъ, что "вотъ пришла, вотъ пришла золотая!", "вотъ идетъ, приближается красное!", "надвигается осень -- капъ! капъ!", "подступаетъ зима -- брръ! брръ! брръ!" или какъ-то эдакъ, то вѣдь это не значить, что у насъ поэтовъ также много, какъ сапожниковъ, а значить только, что у васъ много поэтовъ, напоминающихъ сапожниковъ.
   Если въ наше время трудно быть поэтомъ вообще, вслѣдствіе извѣстныхъ особенностей нашей эпохи, то писать стихи "для дѣтей и юношества", едва ли еще не труднѣе, даже помимо какихъ бы то ни было временныхъ и преходящихъ условій. Г. Плещеевъ очевидно, понималъ эту трудность и если не устранилъ, то довольно удачно обошелъ ее. Вообще говоря, онъ остался въ своей книжкѣ самимъ собою -- тѣмъ же задушевнымъ и искреннимъ лирикомъ, какимъ мы давно привыкли видѣть его-но мотивы его лиризма на этотъ разъ значительно видоизмѣнены имъ, въ виду спеціальныхъ потребностей его новой аудиторіи. Это очень естественно и совершенно резонно. Для насъ были понятны и сочувственны, напримѣръ, горькія сѣтованія поэта на то, что его "казнятъ палачъ неумолимый -- совѣсть", что онъ "въ книгѣ прошлаго съ стыдомъ читаетъ погибшей жизни повѣсть" и т. п. Мы понимаемъ теоретически и знаемъ по опыту тѣ общія причины, которыя привели его къ этому самобичеванію. Эти изліянія -- наши собственныя чувства и наша собственная исповѣдь -- въ большей или меньшей степени. Но, очевидно, ничего, кромѣ недоумѣнія они не могли бы возбудить въ тѣхъ, кто еще не вкусилъ отъ горькаго плода познанія добра и зла жизни. Вотъ почему, въ книжкѣ г. Плещеева господствуетъ -- если только философскую терминологію позволительно примѣнять къ произведеніямъ поэзіи -- индуктивный методъ. Авторъ даетъ факты, картины -- веселыя или мрачныя, радостныя или грустныя -- въ перемежку, какъ онѣ чередуются и въ дѣйствительности, причемъ, однако же, общій колоритъ всѣхъ этихъ картинъ, то свѣжее, теплое и нѣсколько наивное чувство, которое вообще такъ свойственно поэзія г. Плещеева, остается вездѣ неизмѣннымъ. Это качество -- искренность и задушевность лиризма-необходимое вообще для каждаго поэта, въ особенности драгоцѣнно въ той средѣ, гдѣ самодѣятельность мысли возникаетъ и развивается главнымъ образомъ вслѣдствіе воздѣйствія на непосредственное чувство. ѣло извѣстное, мысль ребенка можно разбудить прежде всего конкретными и живыми образами и г. Плещеевъ дѣлаетъ это, можно сказать, вдвойнѣ -- во-первыхъ, давая непосредственно описательныя бытовыя изображенія; во-вторыхъ, какъ лирикъ, онъ, такъ сказать, инсинуируетъ читателю свои собственныя чувства, тѣ впечатлѣнія, которыя возбуждаются въ немъ самомъ этими картинами. При всемъ томъ, г. Плещеевъ вовсе не изображаетъ собою лирическаго соловья, который, усѣвшись на свою вѣточку и крѣпко зажмурившись, высвистываетъ свои трели, не руководствуясь ничѣмъ, кромѣ желанія прочистить себѣ горло. Въ его стихахъ есть регулирующая тенденція -- пусть читатель, не пугается этого "страшнаго" слова. Тенденція г. Плещеева, опирается на ту почву общихъ понятій о злѣ и добрѣ, о ложномъ и истинномъ, которая нейтральна и обязательна вообще для всѣхъ людей безъ различія. Это, если угодно, не столько тенденція, сколько мораль, но не та мораль прописей о вредѣ праздности и т. п., которая своею безспорностью и добродѣтельностью наводить совъ на старыхъ и малыхъ, а та, которая есть ничто иное, какъ нравственный законъ человѣка. Въ роли морализатора г. Плещеевъ всегда остается поэтомъ: онъ морализируетъ образами, отнюдь не искажая ихъ и даже не располагая предумышленно свѣтотѣней, а просто, въ процессѣ передачи, невольно согрѣвая ихъ своимъ собственнымъ внутреннимъ чувствомъ. Онъ неравнодушенъ къ тѣмъ картинамъ, которыя рисуетъ, онъ самъ исповѣдуетъ то, чему наставляетъ и въ этомъ его сила, въ этомъ секретъ его задушевности.
   Въ книжкѣ г. Плещеева болѣе сорока стихотвореній, изъ которыхъ, приблизительно, половина оригинальныхъ, другая половина -- переводныхъ. Наши предыдущія общія замѣчанія о характерѣ книжки г. Плещеева относились, главнымъ образомъ, къ стихотвореніямъ первой категоріи -- къ оригинальнымъ. Лучшія изъ нихъ "Родина" (88), "На берегу" (32), "Зимній вечеръ" (36), "Житейское" (51), "Изъ жизни" (69) и пр. Что касается до переводныхъ пьесъ (изъ Соути, Теннисона, Гюго, Деруледа, Гамерлинга, Гейне и пр., и пр.), то, судя по пьесѣ Деруледа "Le bon gоte", въ которой переданъ совершенно точно только первый куплетъ, остальные же болѣе или менѣе видоизмѣнены, переводы г. Плещеева скорѣе передѣлки, чѣмъ собственно переводы. Но не въ томъ, однако же, дѣло, хотя и не лишнее замѣтить, что духъ, внутренній смыслъ стихотворенія Деруледа нисколько не пострадалъ отъ не вполнѣ точной передачи внѣшней формы. Важно то, что выборъ пьесъ произведенъ г. Плещеевымъ очень тщательно и, какъ ни разнохарактерны поэты, произведеніями которыхъ онъ пользовался, всѣ они, при полномъ сохраненіи своей индивидуальности, бьютъ въ одну и туже точку, производятъ одно и тоже общее впечатлѣніе. Даже Гейне (21), вѣроятно, къ своему собственному удивленію, оказался очень милымъ, очень добродушнымъ и покладистымъ дѣтскимъ собесѣдникомъ. Нѣкоторыя изъ этихъ стихотвореній, несмотря на свою простодушную форму, заключаютъ въ себѣ очень серьёзную мысль, до которой не доросли еще многіе изъ нашихъ взрослыхъ пишущихъ и политиканствующихъ дѣтей. Таково, напримѣръ, стихотвореніе Соути "Бленгеймскій бой". Какъ на единственное исключеніе, можно указать на "Легенду". переведенную г. Плещеевымъ съ англійскаго. Мысль этой аллегорической" "Легенды" темна, неопредѣленна и способна ввести въ недоразумѣніе. Эта "Легенда" -- не то обыкновенное "жалкое слово" на битую и перебитую тэму, въ поэтическомъ отношеніи, правда, благодарную, но положительно нездоровую; не то -- просто издѣліе фанатическаго ханжества, отъ котораго избави Богъ и взрослыхъ и дѣтей. Ужъ если говорить съ дѣтьми притчами, то необходимо, чтобы нравственный смыслъ этихъ притчей былъ ясенъ и недвусмысленъ.

"Отечественныя Записки", No 5, 1878

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru