Редько Александр Мефодьевич
Об "Океане" Леонида Андреева

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

Объ "Океанѣ" Леонида Андреева.

   Одно изъ философскихъ направленій разсматриваетъ проблемы мысли такими же навязчиво обязательными для человѣка какъ и проблемы совѣсти. Съ этой точки зрѣнія мысль такой же требовательный "когтистый звѣрь", какъ и совѣсть, по Шекспировскому сравненію.
   Вѣрно или не вѣрно это вообще, для насъ въ данномъ случаѣ безразлично. Но это вѣрно по отношенію къ Л. Андрееву. Самое обобщеніе это -- между совѣстью и логической потребностью -- точно создано для него, для критерія въ отношеніи его творчества.
   Проблемы мысли для него столь же навязчиво принудительны, какъ и проблемы совѣсти. Онъ долженъ ихъ разрѣшать, и каждый новый фазисъ въ интеллектуальныхъ переживаніяхъ русской интеллигенціи даетъ новый толчокъ.
   При этомъ Л. Андреевъ не знаетъ законченныхъ рѣшеній, какъ зналъ, напр., одно время, Максимъ Горькій. Этотъ пришелъ, увидѣлъ и побѣдилъ "ограждающаго входы", и отъ побѣды разбогатѣлъ, взыскавъ контрибуцію въ формѣ прочно установленной, очень простой, несложной истины. И долго, пьеса за пьесой, спокойно дѣлился этой прочно установленной, простой, несложной контрибуціей.
   Съ Л. Андреевымъ вышло иное. Онъ отвергъ всѣ найденные отвѣты, не исключая и тѣхъ, которые самъ давалъ -- въ своемъ творчествѣ.
   Рамки реалиста, тѣ изобразительныя средства, которыми онъ больше всего силенъ, давно не удовлетворяли Л. Андреева. Что могли дать ему отдѣльные человѣческіе типы, когда онъ хотѣлъ получить отвѣтъ на основные, общіе вопросы: гдѣ ложь и гдѣ истина въ мірѣ и жизни? гдѣ хоть маленькій, хоть скалистый, хоть безрадостный, но все твердый островокъ, твердая почва истины, въ безбрежномъ океанѣ жизни, неразличимомъ ни въ дали, ни въ глубинѣ?
   Обстоятельства ему, казалось, благопріятствовали. Въ русскую литературу пришла волна символизма и общихъ проблемъ. Андреевъ съ жадностью отдался этому теченію, такъ много лично ему обѣщавшему. И мы были свидѣтелями разныхъ проблемъ и вопросовъ, поставленныхъ и формулированныхъ въ универсальной формѣ:-- "Къ звѣздамъ", "Черныя маски", "Анатэма"...
   Тѣмъ не менѣе всѣ символическія пьесы Л. Андреева не были достаточно счастливы по формѣ.
   Онъ -- художникъ, которому средства символическаго изображенія нужны, какъ хлѣбъ насущный, о которомъ люди молятся: "даждь намъ днесь". Только этимъ путемъ онъ могъ бы успокоить когтистаго звѣря своей мысли, но настоящей формы для своихъ признаній-исканій Л. Андреевъ все еще не нашелъ, не находитъ.
   Это особенно видно на "Океанѣ".
   Въ другихъ вещахъ чрезъ схемы изъ "океана" -- жизни, прорывались струи живого одушевленія, волновавшія читателя, останавливавшія его вниманіе и принуждавшія искать ключъ къ данной новой вещи. Таковы были и "Черныя Маски" и "жизнь Человѣка".
   Въ "Океанѣ" изъ этого океана живыхъ человѣческихъ переживаній ничего не просочилось, ни вольно, ни невольно. Все -- сплошная схема, лишенная живыхъ образовъ. Все -- положенія, зашифрованныя въ видѣ носителей человѣческихъ именъ и даже соціальныхъ профессій, не въ видѣ людей, борющихся, страдающихъ и недоумѣвающихъ передъ загадками океана -- жизни.
   Авторъ точно забылъ, что онъ художникъ; забылъ, что ему мало абстракцій; забылъ, что ему никуда не уйти отъ ограниченности символовъ.
   Онъ ушелъ отъ реалистической органиченности, это -- правда. Но не ушелъ отъ символической ограниченности. И нельзя уйти вѣдь никому. Въ самомъ дѣлѣ, символизмъ говоритъ объ универсальныхъ стремленіяхъ души человѣка. Не мужской души; не женской души, а вообще человѣческой души. А между тѣмъ художникъ не можетъ вручить свой глаголъ чему-то безполому. Онъ долженъ дать образъ мужчины или образъ женщины, долженъ внести какія-то ограниченія и условность.
   Но разъ мужчина или женщина, разъ передъ вами символическій персонажъ -- въ платьѣ женскомъ или мужскомъ, нужно, чтобы вы принимали ихъ какъ мужчину или женщину, а не какъ нѣчто безликое.
   Но въ "Океанѣ" нѣтъ ни мужчинъ, ни женщинъ, а есть только мужскія и женскія имена.
   Есть тамъ и разбойникъ, есть тамъ и аббатъ. Но снова есть только слова, не заполненныя никакой художественной плотью.
   Въ "Океанѣ" не плаваютъ, а говорятъ, что плаваютъ; не страдаютъ, а говорятъ, что страдаютъ; не любятъ, а говорятъ, что любятъ; не убиваютъ, а говорятъ, что убиваютъ.
   Въ "Океанѣ" нѣтъ никакого океана; только говорятъ объ океанѣ.
   Къ сожалѣнію, Леониду Андрееву удалось остаться въ "Океанѣ" безупречнымъ схематикомъ. Онъ не ошибся нигдѣ, нигдѣ не впалъ въ реализмъ, въ психологію. И убилъ не аббата, а свое собственное произведеніе, свою исповѣдь о терзаніяхъ когтистаго звѣря мысли.
   И читателю скучно читать эту темную трагедію. Ибо книга Л. Андреева -- не въ образахъ, волнующихъ, единыхъ способныхъ волновать читателя. Это только собраніе схемъ, словесныхъ, безкровныхъ символовъ: все то же, что можно найти въ философской литературѣ, но безъ одѣванія символовъ въ костюмы для того или другого пола и въ "чужія слова".
   

II.

   Одинъ изъ друзей Ибсена недавно сообщилъ нѣсколько новыхъ подробностей о своеобразной боязни автора "Сольнеса" впасть въ чистую символику. Онъ часто "жаловался" -- разсказывается въ воспоминаніяхъ {Пользуемся статьей "Новыя воспоминанія объ Ибсенѣ" въ "Русск. Вѣдомостяхъ" (17 апр.).} -- на то, что публика хочетъ найти въ каждомъ словѣ его произведеній какой-то сокровенный смыслъ. Ибсенъ по поводу этихъ попытокъ говорилъ: "Я хочу, чтобы меня читали просто и безъ мудрствованія. Я не пишу символистически, я только описываю жизнь души такъ, какъ я ее знаю; я,-- если хотите, чтобы я такъ выразился,-- пишу психологію". Протестуя противъ исканій у него на первомъ планѣ символики, Ибсенъ постоянно утверждалъ, что онъ въ своихъ произведеніяхъ прежде всего стремится къ тому, чтобы рисовать людей такими, какими они являются въ дѣйствительной жизни. Но такъ какъ каждый выдающійся человѣкъ,-- а онъ охотнѣе всего изображаетъ именно такихъ людей,-- всегда является выразителемъ опредѣленныхъ идей современной ему эпохи, то этимъ объясняется, что въ его пьесахъ фигурируютъ общія проблемы и злободневные конфликты. Изображеніе душевной драмы выдающейся личности въ его произведеніяхъ поэтому можетъ казаться символистическимъ, но онъ никогда не стремился къ сочиненію символовъ. Свои типы онъ бралъ изъ дѣйствительной жизни и гордился тѣмъ, что умѣлъ мѣтко наблюдать и изучать людей.
   Утвержденіе автора "Сольнеса", что онъ "не пишетъ символистически", звучитъ, конечно, парадоксомъ, но этотъ парадоксъ только подчеркиваетъ истину, что символическое произведеніе должно быть въ то же время и реалистическимъ -- въ отношеніи психологическихъ построеній.
   Мы считали умѣстнымъ напомнить объ этомъ, говоря объ авторѣ "Океана", такъ какъ у него нѣтъ именно того, что требовалъ отъ себя Ибсенъ: "психологіи".
   Какъ мы увидимъ, содержаніе "Океана" далеко не такъ темно, какъ это сначала можетъ показаться. Если вы хорошо знакомы съ тѣмъ, что волнуетъ давно Л. Андреева, "Океанъ" даетъ -- то тамъ, то тамъ -- почти отчетливыя указанія на содержаніе символовъ.
   Но ихъ не хочется читателю искать. Авторъ не вызвалъ у читателя стремленія къ поискамъ.
   

III.

   Океанъ, конечно,-- жизнь человѣческаго духа, та сложная міровая жизнь, которая неизмѣнно привлекаетъ вниманіе Л. Андреева, заставляя ставить неизмѣнно одинъ и тотъ же вопросъ: что въ ней подлежитъ отрицанію и что допускаетъ возможность принять? что въ ней истина? гдѣ истина, которую столько лѣтъ жадно ищетъ онъ, безрадостно думающій и чувствующій?
   Какъ всегда, "Океанъ" отражаетъ вопросы дня -- въ жизни современной интеллигенціи. Попутно разрѣшается -- вѣрнѣе, впрочемъ, не разрѣшается, а только ставится -- вопросъ о роли стихійности въ душѣ человѣка, о роли моральныхъ ограниченій въ самомъ себѣ, о значеніи христіанства, объ отношеніи ко злу, какъ элементу человѣческой природы.
   Одни уходятъ въ "океанъ" -- въ даль -- и только здѣсь чувствуютъ себя вольно дышащими; другіе живутъ на берегу этого "океана"..
   Передъ нами типы отношенія къ жизни и типы взаимнаго отношенія между людьми, разно пріемлющими жизнь.
   Одни жадно цѣпляются за жизнь въ качествѣ рыбаковъ, добывающихъ себѣ средства жить, т. е. существовать. Это -- рыбаки побережнаго поселка, жалкіе и лживые -- "истомленные ожиданіемъ и страхомъ". Они уходятъ въ океанъ, но лишь на время рыбной ловли. Самъ по себѣ океанъ ихъ мало манитъ; они любятъ свои хижины, убогія, но спокойныя. Для нихъ существуютъ искренніе, преданные истинѣ люди, въ родѣ аббата, но самимъ имъ истина нужна не больше, чѣмъ океанъ. Вѣрнѣе, нужна только тогда, когда желанна по своимъ результатамъ. Они солгутъ сейчасъ же, какъ только это окажется полезнымъ и цѣлесообразнымъ съ точки зрѣнія ихъ маленькихъ страстей.
   И ихъ ненавидитъ за эту лживость, маленькую и неспокойную, главный герой пьесы -- разбойникъ Хаггартъ.
   Самъ онъ никогда не лжетъ, ни самому себѣ, ни другимъ: не лжетъ, т. е. вѣритъ себѣ, что не лжетъ.
   По его словамъ, люди выдумали для себя особую правду -- человѣческую правду, отличную отъ той правды -- свободы и независимости -- которою живетъ остальной міръ. Хаггартъ не признаетъ этой особой "человѣческой" правды, ограничивающей свободу души заботою о другихъ людяхъ:
   
   Мой отецъ училъ меня: эй, Нони, смотри! Одна правда и одинъ законъ у всѣхъ: и у солнца, и у вѣтра, и у волнъ, и у звѣря -- и только у человѣка другая правда. Бойся человѣческой правды.
   
   При этомъ Хаггартъ смѣлъ и никогда не прячется за догматы, какъ обитатели поселка. Эти просто живутъ не по догматамъ, которые исповѣдуютъ; они молятся на словахъ вмѣстѣ съ аббатомъ, но ихъ молитва -- простыя слова, ничего не значущія и ни къ чему не обязывающія. Подъ натискомъ любого маленькаго желанія они пойдутъ вслѣдъ этому желанію, но сейчасъ же солгутъ и скроютъ это отъ самихъ себя.
   Разбойникъ не знаетъ никакихъ ограниченій самого себя. Онъ идетъ подъ черными парусами на своемъ кораблѣ, устроенномъ для него одного и тѣхъ, кого онъ хочетъ взять съ собой.
   Онъ не скрываетъ ни отъ кого, что его корабль идетъ подъ черными угрожающими парусами. Пусть сторонятся, пусть считаются съ черными парусами.
   Въ лицѣ Хаггарта, очевидно, поставлена попутно тема о честности съ самимъ собою; о жизни подъ чернымъ парусомъ ницшеанства и "большого разума".
   Аббатъ -- символъ другого человѣкоотношенія, выросшаго на христіанской культурѣ, далекаго отъ разбойничества ницшеанства, но и далекаго отъ цѣлостной правды передъ тѣмъ, что символическій аббатъ считаетъ правдой. Онъ все-таки не знаетъ искренняго отношенія къ тѣмъ, ради кого устраиваетъ жизнь и трудится: его жизнь проходитъ въ умолчаніи правды передъ рыбаками -- правды о нихъ самихъ, своихъ мыслей о нихъ.
   У аббата есть дочь, Маріэтъ. Она тяготѣетъ въ сторону отъ морали береговыхъ жителей -- въ сторону чернопаруснаго корабля Хаггарта. Она -- жена Хаггарта. Она -- мать его ребенка. Маріэтъ вѣритъ ему и тяготѣетъ къ нему. Она готова разорвать связи съ берегомъ Толчкомъ является отвращеніе къ жалкимъ рыбакамъ, пережитое Маріэтъ при нападеніи разбойниковъ.
   
   Я видѣла трусливыхъ людей которые бѣжали, не защищаясь. Я видѣла цѣпкіе, жадные пальцы, скрюченные какъ у птицъ, Гартъ! и изъ этихъ пальцевъ, разжимая ихъ, вынимали золото. И вдругъ я увидѣла мужчину, который плакалъ -- ты подумай, Хаггартъ! У него брали золото, а онъ плакалъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Ну, ужъ нѣтъ! Подумала я. Ужъ это вовсе не мои братья!
   
   Сейчасъ же она, дочь аббата, готова идти за Хаггартомъ: куда -- угодно, хотя бы на кораблѣ подъ черными парусами. Теперь она не пугается этихъ парусовъ. Береговые жители ее больше пугаютъ.
   
   Послушай, Хаггартъ: я всегда боялась твоей силы, въ ней всегда было для меня что-то непонятное и страшное. Гдѣ его Богъ?-- думала, и мнѣ было страшно. Еще сегодня утромъ я боялась, а вотъ пришла ночь и пришелъ этотъ ужась и по чистой дорогѣ я прибѣжала къ тебѣ: я иду съ тобой, Хаггартъ.
   
   Она готова навсегда покинуть не только жителей берега, но и ихъ Бога, хотя онъ же Богъ ея отца. Она готова искать другого Бога вмѣстѣ (?) съ Хаггартомъ:
   
   Тотъ Богъ не Богъ, кто дѣлаетъ людей трусами! Пойдемъ искать новаго Бога.
   
   Хаггартъ единственный, что не лжетъ и не солжетъ.
   Но она ошиблась въ немъ. И онъ способенъ солгать, когда ему легче становится отъ лжи.
   Такой именно случай представился, и это явилось -- по трагедіи -- концомъ отношеній между Маріэтъ, жаждавшей увѣровать, и Хаггартомъ, единымъ заслуживавшимъ вѣры -- въ человѣчество.
   Почти противоположность разбойнику аббатъ. Его соединяетъ съ Хаггартомъ лишь чувство презрѣнія къ маленькимъ лжецамъ океанскаго прибрежья. Аббатъ такъ же невысоко цѣнитъ ихъ, какъ и Хаггартъ, но жалѣетъ ихъ. Онъ не уходитъ отъ нихъ, а живетъ съ ними и ради нихъ. Но, въ противность рыбакамъ, самъ онъ такъ же не способенъ солгать, какъ и разбойникъ Хаггартъ. Онъ не признаетъ ничего противорѣчащаго его внутренней правдивости. Онъ -- аббатъ и считаетъ себя аббатомъ, хотя аббату нельзя имѣть дочь, а у него есть дочь Маріэтъ, и онъ этого не скрываетъ. Папа, источникъ духовной благодати, отвергъ его я проклялъ. Въ отвѣтъ на это аббатъ самъ проклялъ папу, сочинивъ ему также формулу проклятія на латинскомъ языкѣ.
   Аббатъ благожелателенъ, но по существу и онъ далекъ отъ правды. Онъ тоже "прагматикъ" въ отношеній правды и будетъ уклоняться отъ нея не для себя, какъ рыбаки, а для другихъ -- для этихъ несчастныхъ; будетъ ради нихъ говорить то, что нужно, что приведетъ къ желанной цѣли.
   Разбойники отняли у рыбаковъ золото. Нужно облегчить ихъ горе, и честный аббатъ, никогда не плакавшій, плачетъ и, никогда не стоявшій колѣнопреклоненно, стоитъ передъ Хаггартомъ на колѣняхъ:
   
   Мнѣ жалко ихъ, подлецовъ! Вѣдь они такъ радовалась, подлецы: они расцвѣли какъ старый тернъ, у котораго остались одни только колючки, да ободранная кожа.
   
   Аббатъ въ "Океанѣ" не скрываетъ того, что онъ думаетъ о рыбакахъ. Но если это можетъ помочь его "бѣднымъ подлецамъ", онъ готовъ именовать Хаггарта не только "милымъ" разбойникомъ, ной "сыномъ" своимъ.
   Въ результатѣ душевной цѣльности аббатъ не вѣдаетъ и, сѣтуя на свою долю, молится Богу, которому служитъ:
   
   Господи! Зачѣмъ же ты далъ такое сердце, которое можетъ жалѣть убитаго и убійцу.
   

IV.

   Въ "Океанѣ" есть много любопытныхъ подробностей, интересныхъ и сами по себѣ, и по связи ихъ съ предшествующими вещами Леонида Андреева. Здѣсь и прибрежная "старая башня" отжившихъ вѣрованій, которымъ пробуетъ вернуть жизнь ницшеанство; здѣсь и "маякъ св. Креста" съ маленькимъ, еле брезжущимъ огонькомъ христіанства,-- маякъ, который почти не виденъ никому въ окружающей тьмѣ и который никого не спасаетъ во время душевныхъ бурь.
   Мы остановимся лишь на нѣкоторыхъ деталяхъ, характеризующихъ въ "Океанѣ" современныя умственныя теченія среди русской интеллигенціи: ницшеанство -- въ лицѣ Хаггарта; традиціонное жизнеотношеніе, основанное на лучшихъ завѣтахъ исторіи,-- въ лицѣ не признающаго ни папы, ни догматовъ аббата; жаждущее обновленія и гармоніи человѣчество -- въ лицѣ Маріэтъ; примитивное житейское человѣкоотношеніе -- въ лицѣ Хорре.
   Въ отношеніи ницшеанства характерно, какъ мы уже говорили, что оно представлено въ образѣ разбойника, плывущаго по вѣтру подъ черными парусами. Тѣмъ не менѣе этотъ разбойникъ не просто грабитель по влеченію; онъ гоняется по океану въ погонѣ за опредѣленной задачей. Онъ хотѣлъ бы догнать вѣчно убѣгающее солнце человѣческаго счастья и увѣренъ, что способенъ это сдѣлать.
   
   ...Я погнался бы за солнцемъ. И сколько бы ни ставило оно своихъ золотыхъ парусовъ, я нагналъ бы его на моихъ черныхъ. И заставилъ бы нарисовать на палубѣ мою тѣнь. И сталъ бы на нее ногой -- вотъ такъ!
   
   Но въ своихъ скитаніяхъ по океану онъ пока ничѣмъ не отличается отъ матроса-пирата Хорре, выняньчивтаго Хаггарта и руководящагося, при столкновеніяхъ съ людьми, однимъ единственнымъ правиломъ: "бей въ лобъ" врага и чужого, ибо это цѣлесообразнѣе всего.
   Тѣмъ не менѣе они все-таки разные въ душахъ.
   Здѣсь мы наталкиваемся на тему "Черныхъ масокъ". Какъ бы ни былъ чуждъ человѣкъ моральнымъ догматамъ, есть вещь, передъ которой онъ не можетъ устоять: это -- обаяніе подвига.
   Именно это и случилось съ разбойникомъ Хаггартомъ, который однажды убилъ взятыхъ въ плѣнъ.
   .
   ..Ахъ, дѣвушка!-- разсказываетъ онъ Маріэтъ.-- Я видѣлъ, какъ горѣлъ человѣкъ, привязанный къ мачтѣ, подумай, у него трещали волосы, а онъ пѣлъ и смѣялся, какъ на свадьбѣ.
   
   Пораженный этимъ, разбойникъ бросаетъ свои скитанія.
   Куда же онъ пойдетъ на берегу?
   Онъ селится на берегу въ старой почти обрушенной башнѣ, которая когда-то была нужна для защиты, но которая сейчасъ страшнѣе всего тому, кто попробуетъ подъ ней укрыться.
   Такъ оно и случилось. Башня въ скорости рухнула, и Хаггартъ, искатель солнца, спасся только потому, что его убѣдили уйти на берегъ.
   Кто же эти спасители дерзновеннаго? Аббатъ и Марріэтъ! искатели обновленной жизни, не порвавшіе еще съ береговой жизнью. Только у нихъ оказалось достаточно чутья, чтобы спасти отъ вѣрной гибели дерзновеннаго искателя солнца!
   Интересно отношеніе аббата къ Хаггарту. Онъ зоветъ его къ себѣ -- въ помощь и на помощь маленькимъ несчастнымъ рыбакамъ.
   
   -- А ты знаешь, кого ты зовешь къ себѣ?
   -- Нѣтъ не знаю. Я вижу, что ты молодъ и силенъ, а вижу, что лицо твое хоть и мрачно, но красиво, и я думаю, что ты можешь быть работникомъ не хуже, чѣмъ другіе...
   
   Здѣсь мы снова въ области темныхъ устремленій мысли автора, съ которыми мы знакомы по "Іудѣ" и "Анатэмѣ".
   
   Его привлекаетъ тема объ отношеніи зла и добра, какъ основныхъ влеченій человѣческой природы. Океанъ -- жизнь никогда не лжетъ, по словамъ Хаггарта. Но въ жизни злое начало -- неустранимый элементъ... Но въ такомъ случаѣ нѣтъ ли между ними моста, перехода черезъ "кажущуюся" бездну между этими "кажущимися" противоположностями? Вотъ, повидимому, то логическое основаніе, которое заставляетъ Л. Андреева искать логическаго сближенія между этими, какъ будто, несближаемыми движеніями человѣческой Души.
   
   -- О чемъ же печаль твоя и страданія твои, Хаггартъ?..-- задаетъ вопросъ "разбойнику неизвѣстный, мелькомъ появляющійся въ "Океанѣ".
   -- О жизни, господинъ,-- отвѣчаетъ Хаггартъ.-- Вотъ ваши благородные и печальные глаза смотрятъ туда же, куда и мои: въ эту страшную темную даль. Скажите же мнѣ; что движется тамъ? Что покоится и ждетъ, безмолствуетъ и кричитъ, и поетъ, и жалуется своими голосами? О чемъ эти голоса, которые тревожатъ меня и наполняютъ душу мою призраками печали и ни о чемъ не говорятъ? И откуда эта ночь? И откуда моя печаль?
   Во всякомъ случаѣ, въ "Океанѣ", какъ и въ "Іудѣ", какъ и въ "Анатэмѣ", нѣтъ вражды между олицетвореніемъ добра и зла. Глаза Хаггарта устремлены туда же, куда и глаза "неизвѣстнаго", олицетворяющаго доброе начало. Поэтому къ Хаггарту благожелательна не только Маріэтъ и аббатъ. Въ трагедіи выступаетъ, какъ мы уже отмѣтили, "неизвѣстный", повидимому, весьма близкій къ "страннику" Гауптмана въ "Ганнеле" и вообще къ разнымъ неназываемымъ персонажамъ въ беллетристикѣ богоискательской полосы. И этотъ неизвѣстный не только всепрощающъ по отношенію къ разбойнику, плавающему подъ черными парусами, но и любовенъ.
   А аббатъ считаетъ, какъ мы видѣли, работникомъ "не хуже другихъ", этого разбойника.
   Пересматривается въ "Океанѣ" и вопросъ о значеніи христіанства въ міровой жизни, съ точки зрѣнія объективныхъ результатовъ. Можетъ ли на немъ обосновываться увѣренность въ дальнѣйшемъ устроеніи жизни? Отвѣтъ въ "Океанѣ" немногимъ отличается отъ отвѣта, уже даннаго себѣ авторомъ "Анатемы".
   Сцена, о которой мы уже упоминали, происходитъ во тьмѣ на берегу океана. Вдали чуть брезжитъ огонекъ.
   
   Ты выросъ на морѣ, Хаггартъ, скажи мнѣ, что это за неяркій огонекъ направо?-- спрашиваетъ "неизвѣстный".
   -- Это -- маякъ св. Креста.
   -- Ага! Маякъ св. Креста. Я этого не зналъ. Но развѣ такой неяркій огонь можетъ помочь въ бурю?
   
   Вотъ и все значеніе христіанства -- въ "Океанѣ". Это -- огонь на маякѣ, видимый въ тихую ясную погоду на душѣ, и неразличимый въ бурю, когда маякъ всего нужнѣе. Во всякомъ случаѣ значеніе маяка совсѣмъ не то, какого ожидалъ "неизвѣстный", если судить по словамъ его: "Я этого не зналъ".

-----

   ...Аббатъ убитъ.
   Заслуживаетъ быть отмѣченнымъ, что аббатъ погибаетъ не отъ руки Хаггарта, а отъ руки Хорре. Ударъ смертельный приходитъ для исторической морали христіанства, но приходитъ не отъ дерзновеннаго Хаггарта, а отъ выняньчившаго его матроса Хорре, воплотителя разбойной обыденщины, не гоняющейся ни за какимъ солнцемъ, но умѣло всаживающей ножъ въ спину дѣйствительному служителю Бога на землѣ.
   Отношеніе Хаггарта къ убійству аббата негодующее. И тѣмъ не менѣе всѣмъ кажется, что велѣлъ убить онъ, Хаггартъ. Даже море шумомъ какъ бы подтверждаетъ это: велѣлъ убить какъ будто онъ, Хаггартъ. Почти отчаяніе охватываетъ его. Онъ хочетъ возмездія и въ порывѣ возбужденія приказываетъ казнить убійцу, хотя этотъ убійца -- его вѣрный слуга и нянька; это создаетъ ему окончательный ореолъ въ глазахъ Маріэтъ, дочери убитаго:
   -- Ты сильный и ты справедливый; я была безумна, когда я боялась твоей силы. Гартъ, можно мнѣ крикнуть морю: Хаггартъ справедливый!
   Но это былъ только порывъ непосредственнаго чувства у Хаггарта, порывъ, не имѣющій никакой опоры въ идеѣ справедливости. Хаггартъ не скрываетъ этого.
   
   -- Это -- неправда. Молчи, Маріэтъ, тебя дурманитъ кровь. Я не знаю, что такое справедливость.
   
   Въ конечномъ счетѣ толпа матросовъ-пиратовъ дѣлаетъ то, что хочетъ, и освобождаетъ убійцу, а Хаггартъ не прочь отказаться отъ мести за убитаго, притворившись, будто вѣритъ въ законность освобожденія Хорре отъ заслуженной кары.
   И это мѣняетъ сложившееся было окончательное отношеніе къ Хаггарту со стороны Маріэтъ: и Хаггартъ, значитъ тоже лжетъ
   Она остается на берегу; она не пойдетъ за Хаггартомъ, а онъ уходитъ съ берега, привѣтствуемый салютомъ съ бортовъ его корабля.
   Обманувшаяся Маріэтъ, повѣрившая въ справедливость "разбойника", проклинаетъ его. Она предрекаетъ судьбу уходящему: онъ приметъ кару отъ руки сына и умретъ "на реѣ" въ качествѣ разбойника! Теперь Хаггартъ для нея только разбойникъ.
   Каково же будущее отношеніе человѣчества къ жизни въ "океанѣ" собственныхъ душевныхъ движеній, ничѣмъ и никѣмъ не ограниченныхъ и движущихъ черные паруса души?
   Отвѣта нѣтъ. Сынъ Хаггарта, представителя разбойничающей философіи жизни, и Маріэтъ, жаждущей одновременно правды и свободы, еще не можетъ дать отвѣта. Онъ еще не сходитъ съ рукъ своей матери, искавшей и не нашедшей, куда пойти.
   Но за него даетъ отвѣтъ Маріэтъ, возбужденная фактомъ, что близкій ей человѣкъ не только не нашелъ въ себѣ желанія отмстить за правду -- за убитаго аббата, ея отца, но и солгалъ, притворился, что вѣритъ въ правду ложнаго заявленія, освободившаго его отъ защиты "справедливости".
   Въ моментъ, когда Хаггартъ уходитъ въ море и орудія торжественно салютуютъ ему, Маріэтъ поднимаетъ сына -- плоть отъ плоти его и ея -- и обращается къ нему съ завѣтомъ:
   
   Хаггартъ, оглянись! Да оглянись же, Хаггартъ! Тебя зоветъ Нони. Онъ хочетъ проклясть тебя, Хаггартъ. Оглянись! Смотри, Нони, смотри -- это твой отецъ. Запомни его, Нони. И когда выростешь, обойти всѣ моря и найди его, Нони. И когда ты найдешь его -- высоко на рею вздерни твоего отца, мой маленькій...
   

V.

   Такимъ образомъ авторъ "Анатэмы" и "Океана" снова пересмотрѣлъ опыты моральной и интеллектуальной жизни и снова ничего не захотѣлъ благословить.
   Какъ ни симпатиченъ и правдивъ лучшій представитель традиціонныхъ воззрѣній на то, что нужно людямъ,-- все-таки аббатъ не знаетъ безстрашія правды отношеній.
   Его антиподъ, Хаггартъ, отдавшійся на волю "большого разума", тоже не спасся отъ необходимости лгать. А цѣликомъ это жизнеотношеніе въ творчествѣ Л. Андреева опредѣляется фактомъ, что Хаггартъ -- разбойникъ. Это -- разбойная полоса въ философіи жизни.
   Маріэтъ, впитавшая лучшія стороны въ завѣтахъ отца и цѣнившая "океаническое" въ личности Хаггарта, въ концѣ концовъ отвергла его. И мало того: предрекла, что сынъ Хаггарта, когда вступитъ на корабль отца, прежде всего озаботится, чтобы отецъ оказался "на реѣ".
   Вотъ прогнозъ будущаго и оцѣнка настоящаго -- дерзновеній послѣдняго времени -- въ "Океанѣ".

-----

   Какъ видите, "Океанъ" достаточно обиленъ неспокойной Андреевской мыслью о томъ, что есть-совершается въ окружающей жизни.
   Нѣтъ въ "Океанѣ" только важнѣйшаго: художественнаго чуда -- превращенія этой неспокойной мысли въ образы живыхъ людей.
   Авторъ "Океана" -- чистый схематикъ, далекій отъ Ибсеновскаго правила: писать прежде всего "психологію", а потомъ уже -- сверхъпсихологіи -- давать символы.
   Въ трагедіи Л. Андреева, какъ мы уже говорили, нѣтъ ничего, кромѣ символовъ и символики.
   До какой степени авторъ "Океана" далекъ отъ отношенія къ своимъ персонажамъ, какъ къ живымъ людямъ; до какой степени онъ мыслитъ всѣ положенія въ "трагедіи" только какъ символическія схемы, видно -- съ особой отчетливостью -- на одномъ примѣрѣ.
   Автору понадобилось покарать одинъ символъ, и такъ какъ это только символъ, а не живой человѣкъ, то въ пьесѣ разыгрывается такая сцена. Подлежащій карѣ матросъ присуждается къ повѣшенію; палачи -- товарищи обманомъ спасаютъ осужденнаго; постановившій приговоръ притворяется, что онъ не замѣчаетъ обмана, и это вызываетъ взрывъ негодованія у женщины, символизирующей лучшія -- въ глазахъ автора -- исканія современной души, являющейся, по пьесѣ, матерью будущаго свободнаго гармоничнаго человѣчества! Этого, однако, недостаточно: женщина предрекаетъ, что ея сынъ -- т. е. будущее человѣчество -- въ свою очередь повѣситъ отца!
   Такъ какъ все это написано авторомъ "Разсказа о семи повѣшенныхъ", то объясненіе можетъ быть только одно: авторъ не чувствовалъ живыхъ людей передъ собой, а потому ему и не мѣшали символы, заимствованные изъ пережитковъ прошлаго, но приписанные современности и даже будущему!
   Это, конечно, деталь, но деталь характерная, "символизирующая" всю трагедію. Авторъ понималъ персонажей только какъ схемы. Но если такъ, понятно само собой холодное отношеніе читателя къ безкровнымъ героямъ -- схемамъ автора. Въ "Океанѣ" у него не оказалось живыхъ вѣстниковъ, способныхъ ярко и просто говорить въ качествѣ посредника между авторомъ-художникомъ и читателемъ.
   То, чѣмъ болѣетъ авторъ,-- близко читателю. Но то, что происходитъ въ трагедіи,-- отъ него, читателя, далеко.

А. Е. Рѣдько.

"Русское Богатство", No 5, 1911

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru