Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    XVII передвижная выставка в Москве.- Две картины г. Семирадского: "Фрина на празднике Посейдона" и "Перед купаньем".- Картина г. Брянского: "Богоматерь".- Три картины Франца Жмурко.- Малый театр: "Благотворительные дамы", комедия в 4 действіях г. Мансфельда; "Под властью сердца", драма в 4 действиях г. Ладыженского.- Большой театр: два спектакля в пользу капитала на памятник Гоголю.


   

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

XVII передвижная выставка въ Москвѣ.-- Двѣ картины г. Семирадскаго: Фрина на праздникѣ Посейдона и Передъ купаньемъ.-- Картина г. Брянскаго: Богоматерь.-- Три картины Франца Жмурко.-- Малый театръ: Благотворительныя дамы, комедія въ 4 дѣйствіяхъ г. Мансфельда; Подъ властью сердца, драма въ 4 дѣйствіяхъ г. Ладыженскаго.-- Большой театръ: два спектакля въ пользу капитала на памятникъ Гоголю.

   Святая недѣля -- обычное въ Москвѣ время выставокъ картинъ, и на этотъ разъ намъ особенно посчастливилось, если не качествомъ выставленныхъ произведеній, то количествомъ выставокъ. Кромѣ Постоянной выставки общества любителей художествъ (на Большой Дмитровкѣ), открыта XVII передвижная выставка въ школѣ живописи и ваянія на Мясницкой, на Кузнецкомъ Мосту одно благотворительное общество устроило выставку картинъ, принадлежащихъ частнымъ владѣльцамъ, въ Историческомъ музеѣ показываютъ двѣ картины Семирадскаго, въ Дворянскомъ собраніи (на Большой Дмитровкѣ) -- одну картину М. В. Брянскаго, въ Солодовниковскомъ пассажѣ -- три картины Франца Жмурко, наконецъ, въ домѣ государственнаго коннозаводства слѣдуютъ одна за другою продажи частныхъ коллекцій картинъ, по количеству и по достоинству не уступающихъ инымъ выставкамъ общества любителей художествъ. Начнемъ съ передвижной выставки. Два ея каталога, простой и иллюстрированный, по обыкновенію, не полны, составлены небрежно, продаются дорого, причемъ иллюстрированный, стоющій 1 руб. 10 коп., не можетъ служить пособіемъ для осмотра выставки потому, что въ немъ картины значатся не подъ тѣми нумерами, подъ которыми онѣ выставлены. На вопросъ нашъ, отчего произошла такая путаница, намъ было объяснено, что подъ нумерами, напечатанными въ каталогѣ, картины были выставлены въ Петербургѣ, для обзора же выставки въ Москвѣ слѣдуетъ купить простой, не иллюстрированный каталогъ, стоющій всего 10 коп. Мы купили. Объяснившій намъ это господинъ, принадлежащій къ администраціи выставки, добавилъ, что скоро нумера на картиныхъ будутъ переставлены по петербургскому каталогу, и тогда нумера будутъ сходиться съ большимъ каталогомъ, дешевый уже не будетъ годиться. Происходитъ это вотъ отъ чего: нумера на картинахъ выставлены сообразно алфавитному порядку фамилій художниковъ, причемъ въ петербургскомъ каталогѣ имѣется 186 нумеровъ, а въ московскомъ -- всего 130. Очевидно, что недостающія въ Москвѣ 56 картинъ куплены, сняты съ выставки и въ Москву не доѣхали. Мы не знаемъ, какія это были картины и много ли потеряла московская публика отъ того, что ихъ не видала, или же и совсѣмъ ничего не потеряла; но ни въ какомъ случаѣ снятія картинъ съ передвижныхъ выставокъ мы одобрить не можемъ. При такомъ порядкѣ, въ Москвѣ могутъ быть раскуплены и взяты съ выставки еще картины, въ другомъ городѣ можетъ произойти то же, потомъ -- въ третьемъ... передвижная выставка, по мѣрѣ передвиженія по Россіи, будетъ постепенно таять и, въ концѣ-концовъ, можетъ совсѣмъ растаять, не доѣхавши и до половины своего пути къ югу. Такимъ образомъ, передвижная выставка превращается въ передвижной базаръ картинъ, "товарищество" художниковъ -- въ разнощиковъ, торгующихъ "на посмотръ и на выносъ". Этимъ наносится существенный ущербъ прекрасной идеѣ, положенной въ основу учрежденія передвижныхъ выставокъ. Въ концѣ книжки приложены каталоги первыхъ пятнадцати передвижныхъ выставокъ. Каталогъ шестнадцатой неизвѣстно почему отсутствуетъ. Такимъ образомъ, оказывается ничѣмъ неоправдываемый пропускъ, напечатанные же 15 каталоговъ не сходятся съ тѣми, которые мы сохранили отъ выставокъ, бывшихъ въ Москвѣ, а потому считаемъ себя вправѣ сказать, что весь иллюстрированный каталогъ никуда не годится, а отбитъ дорого.
   Первое мѣсто на ХТИ выставкѣ занимаетъ, безспорно, картина И. Е. Рѣпина Святитель Николай. Высокоталантливымъ художникомъ изображено освобожденіе св. Николаемъ троихъ осужденныхъ на смертную казнь. Атлетъ палачъ готовъ занести мечъ надъ головою одного изъ приговоренныхъ къ смерти; но мечъ еще не занесенъ, палачъ примѣривается, гдѣ ему ударить, и вотъ-вотъ взмахнетъ орудіемъ казни. Но въ этомъ моментъ, т.-е. въ моментъ неподвижности руки палача, только еще приловчающагося, чтобы сразу отдѣлить голову отъ туловища, епископъ Игръ Ливійскихъ положилъ правую руку на рукоятку меча, другую -- на руку палача. Пальцы святителя переходятъ черезъ эфесъ и касаются остраго лезвія. Мы говоримъ объ этомъ такъ подробно и настаиваемъ особенно на моментѣ остановки въ движеніи палача потому, что находятся критики, ставящіе въ укоръ художнику то обстоятельство, что пальцы святаго мужа лежатъ на остріѣ и могутъ быть отрѣзаны или поранены. Они и были бы отрѣзаны въ томъ случаѣ, если бы святитель схватился рукою за мечъ тогда, когда мечъ опускался бы сверху внизъ на шею осужденнаго. Не совершивши чуда, своею старческою и физически слабою рукой епископъ не остановилъ бы движенія здоровеннаго палача. Критикъ, придравшійся къ этой подробности, не понялъ или не хотѣлъ понять, что мечъ остановленъ св. Николаемъ не послѣ взмаха, не во время движенія, а передъ взмахомъ, въ моментъ неподвижности, предшествующей взмаху. А понять это весьма не трудно,-- отбитъ только внимательно взглянуть на фигуру палача и на положеніе лѣвой руки святителя, препятствующей палачу взмахнуть мечомъ вверхъ. Высказанное нами подтверждается и фигурою палача, отнюдь не выражающею того движенія, которое должно соотвѣтствовать наносимому удару. Въ такомъ положены никакая опасность не угрожала рукѣ святителя. Но, помимо этого, если бы даже и была опасность, мы, чтущіе "образъ кротости" святаго епископа, убѣждены въ томъ, что никакая опасность не остановила бы его подвига на спасеніе несчастныхъ. Критикъ, о которомъ мы говоримъ, не понялъ или же опять-таки не захотѣлъ понять, что опасность, дѣйствительно, угрожала святителю и что объ этой опасностей говоритъ св. Николаю изображенный на картинѣ позади его чиновникъ, присланный съ отрядомъ солдатъ наблюдать за исполненіемъ приговора. Не физическая сила старца-епископа помѣшала совершенію казни, а великая сила духовная, съ удивительнымъ мастерствомъ выраженная художникомъ въ ликѣ и во всей фигурѣ святаго. Необыкновенно типиченъ упомянутый нами чиновникъ, пытающійся уговорить святителя не вмѣшиваться въ распоряженіе свѣтской власти. Такъ же характерна полная движенія фигура осужденнаго старика въ оковахъ, упавшаго на колѣни и простирающаго руки къ спасающему три жизни пастырю словеснаго стада Христова. Послѣднею изъ овецъ этого стада является третій осужденный, юноша, изнуренный тяжкимъ заключеніемъ, измученный нравственно до того, что онъ уже не совсѣмъ ясно понимаетъ смыслъ происходящаго передъ его глазами. Въ глубинѣ картины толпы народа, отъ мала до велика, съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдятъ за поразительною сценой, разыгрывающеюся на первомъ планѣ. Кто-то поднялъ надъ толпой ребенка, чтобы видѣлъ онъ, запомнилъ и передалъ бы, какъ очевидецъ, всѣ подробности великаго подвита человѣколюбія, явленнаго учителемъ стаду своему. На выставкѣ картина эта, какъ по мысли, такъ и по исполненію, занимаетъ первое мѣсто. Впечатлѣніе, производимое этою картиной, такъ сложно, что пишущій эти строки рѣшительно затрудняется, къ чему бы возможно было перейти непосредственно послѣ картины г. Рѣпина. О какой бы другой картинѣ мы ни заговорили, намъ приходится дѣлать скачокъ; а разъ уже мы поставлены въ такое положеніе, то и предпочитаемъ прямо отъ лучшаго произведенія перейти къ худшему на выставкѣ, къ картинѣ H. Н. Ге, изображающей Выходъ Христа съ учениками въ Геѳсиманскій садъ, послѣ Тайной вечери. На краски художникъ не расщедрился; вся картина представляетъ собою муруго-зеленый четырехъугольникъ, на которомъ темно-зеленою и совсѣмъ черною красками написано восемь фигуръ, сходящихъ съ лѣстницы, переднія четыре парами, слѣдующія за ними -- одна за другого. Христосъ не во главѣ учениковъ, не онъ ихъ ведетъ въ этотъ послѣдній земной путь, совершонный ими вмѣстѣ. Учитель остался позади всѣхъ и засмотрѣлся куда-то вверхъ, въ темно-зеленое пространство. Стоящій рядомъ ученикъ заглядываетъ ему въ лицо. Можно догадываться, что это любимый ученикъ, Іоаннъ, на евангеліе котораго сдѣлано указаніе въ каталогѣ. По рукояткѣ ножа, торчащей изъ-подъ мышки предшествующаго имъ человѣка, можно предполагать, что это апостолъ Петръ. А затѣмъ уже лицъ нельзя разобрать, хотя два и выдвинуты на первый планъ,-- все зеленое, все сплошное пятно, все -- не только некрасиво, по прямо антихудожественно. И, наоборотъ, въ картинѣ А. Д. Литовченки, носящей длинное названіе: Итальянскій посланникъ Кольвуччи срисовываетъ любимыхъ соколовъ царя Алексѣя Михайловича, все очень красиво, отлично написано и было бы художественно, если бы былъ въ этой картинѣ хотя какой-нибудь смыслъ. По обстановкѣ и по костюмамъ, даже по примѣчанію въ каталогѣ, гдѣ значится: "см. письма ц. Алексѣя Михайловича", картина претендуетъ на то, чтобы попасть въ число историческихъ. На самомъ же дѣлѣ это -- пестрое и красиво-пустое мѣсто. Съ точно такимъ же успѣхомъ можно нарисовать безконечное множество костюмныхъ картинъ, лишенныхъ всякаго содержанія и смысла. А написано прекрасно, въ этомъ надо отдать справедливость г. Литовченкѣ.
   Въ слову объ историческихъ картинахъ, на нынѣшней выставкѣ, кромѣ св. Николая г. Рѣпина, таковыхъ совсѣмъ нѣтъ. Нашъ талантливый художникъ-спеціалистъ по этой части H. В. Невревъ измѣнилъ исторіи и выставилъ двѣ жанровыхъ картины: Разсчетъ по наслѣдству и Сватовство. Разсчетъ происходитъ въ купеческой семьѣ, облекшейся въ сюртуки и модныя платья, но, очевидно, сохранившей во всей неприкосновенности понятія и нравы, изображенныя въ комедіяхъ Островскаго. Два братца "въ наилучшемъ видѣ" задѣлили вдову третьяго брата и ея дочь. Всѣ лица и фигуры замѣчательно выразительны; въ каждомъ движеніи сказалась опредѣленная черта характера. Эта картина могла бы быть поставлена въ число лучшихъ произведеній русскихъ жанристовъ, если бы не была написана немного суховато. Другая картина, Сватовство, совершенно безукоризненно изображаетъ сцену изъ быта нашего духовенства, пріѣздъ священника съ сыномъ семинаристомъ въ домъ къ вдовой попадьѣ, у которой1 дочь -- "невѣста съ мѣстомъ", т.-е. такая сирота поповна, будуще му супругу которой предоставлено право занять мѣсто ея умершаго отца -- священника. Право это дѣлаетъ "невѣсту съ мѣстомъ" очень выгодною невѣстой, привлекаетъ къ ней жениховъ, окончившихъ курсъ семинаристовъ, которымъ "велѣно пріискивать" мѣсто и невѣсту. Въ консисторіяхъ, обыкновенно, имѣются весьма обстоятельные списки такихъ завидныхъ невѣсть. Заручившись благорасположеніемъ секретаря консисторіи, священникъ, имѣющій жениха сына, отправляется съ нимъ на сватовство. Обычай этотъ имѣетъ свои хорошія стороны, обезпечиваетъ до извѣстной степени семью умершаго священника, но представляетъ и то неудобство, что дѣвушка, за которою зачислено священническое мѣсто, тѣмъ самымъ обречена стать непремѣнно женою семинариста въ весьма непродолжительный срокъ, подъ страхомъ лишиться "мѣста". На картинѣ H. В. Неврева замѣчательно вѣрно переданы всѣ подробности такого спѣшнаго сватовства, гдѣ женихъ и его родитель не теряютъ времени, ибо знаютъ, что на ту же невѣсту имѣютъ виды нѣсколько другихъ семинаристовъ. Матушка невѣсты тоже не находитъ удобнымъ медлить, ей желательно пристроить дочку какъ можно скорѣе, по весьма многимъ соображеніямъ. Обыкновенно дѣло слаживается въ одно свиданіе.
   Восхитительны очень маленькіе размѣрами, по крупные талантливостью художника жанры В. Е. Маковскаго и его одиночныя типичныя фигуры. Въ особенности хороши сборы чиновника "по начальству" и "сборщикъ на церковь". Въ его сравнительно большой картинѣ Свекоръ, передъ зрителемъ, во всей его простотѣ и во всемъ ужасѣ, встаетъ одно изъ безобразнѣйшихъ явленій въ быту нашихъ крестьянъ. Нестарый и крѣпкій мужикъ свекоръ ухаживаетъ за молодою снохой, пытается обольщеніями и нерѣдко угрозами добиться ея любви. Чѣмъ бы ни кончились искательства свекра, они неминуемо вносятъ въ семью страшный разладъ и кончаются иногда кровавою расправой между сыномъ и отцомъ. На картинѣ В. Е. Маковскаго изображенъ тотъ моментъ, когда мужъ молодой бабы подкараулилъ отца и подслушиваетъ его объясненіе съ снохою. Свекоръ и "молодая" написаны очень правдиво. Къ сожалѣнію, нельзя сказать того же про фигуру показывающагося въ дверяхъ мужа: она не достаточно выразительна и ослабляетъ производимое картиною впечатлѣніе. Маковскаго же большая картина -- Молебенъ на Святой недѣлѣ и маленькая -- Проповѣдь въ сельской церкви -- вѣрно и живо передаютъ изображенные эпизоды изъ деревенской жизни въ Орловской губерніи.
   Изъ деревенской жизни взялъ также K. В. Лемохъ сюжетъ для картины Стрижка овцы. Нѣтъ въ этой картинѣ ни смысла, ни мысли. Нарисовано на ней семь фигуръ, кромѣ овцы, и всѣ эти фигуры ничѣмъ между собою не связаны. Такіе пустяки, какъ стрижка овцы, могутъ быть предметомъ для изображенія одной, много двухъ фигуръ, да и то при условіи артистическаго исполненія, чего въ картинѣ г. Лемоха не оказывается. Мы отнюдь не требуемъ отъ художника, чтобы онъ изображалъ намъ непремѣнно драму какую-нибудь или сцену изъ комедіи и совсѣмъ не одобряемъ лѣзущей въ глаза тенденціи. Въ картинахъ мы желали бы всегда находить то же самое, что требуется отъ беллетристическаго произведенія, а именно: присутствіе мысли, вызвавшей на свѣтъ произведеніе искусства,-- какой бы то ни было,-- разумѣется, честной -- мысли, хотя бы маленькой-малюсенькой. Художественность исполненія или, вѣрнѣе, мастерство письма лишь до извѣстной и довольно слабой степени можетъ примирить съ отсутствіемъ мысли тамъ, гдѣ дѣло идетъ не о nature morte. И, наоборотъ, содержательность произведенія въ значительной мѣрѣ искупаетъ нѣкоторые недостатки исполненія, съ чѣмъ, вѣроятно, согласится всякій, обратившій на выставкѣ вниманіе на слабую по исполненію картину В. М. Максимова Все въ прошломъ, на которой изображены двѣ осиротѣвшихъ старушки: барыня, ея старая горничная и вѣрная, тоже старая, собака. Тяжелыя это слова: "все въ прошломъ", и щемящею болью отдаются они въ сердцѣ, когда смотришь на картину г. Максимова и сознаешь, что для этихъ двухъ старухъ ничего не осталось въ настоящемъ и въ будущемъ нѣтъ ничего. Если бы эта картина была написана такъ, какъ небольшая картина К. Г. Богданова Друзья, она была бы въ своемъ родѣ перломъ. У г. Богданова тоже два лица: мальчикъ-барченокъ лежитъ на плоскомъ берегу рѣки; старикъ рыболовъ сидитъ около него, настраиваетъ игрушечный корабликъ. Ребенокъ задумался и смотритъ куда-то вдаль, рыболовъ весь углубился въ свою работу. Но вы чувствуете, навѣрное знаете, что вотъ сейчасъ мальчикъ оборотится къ старику и потребуетъ объясненія, разрѣшенія того, надъ чѣмъ работаетъ его дѣтская головка, и между друзьями завяжется бесѣда, которая заронитъ въ сознаніе барскаго дитяти многое такое, до чего онъ долго не додумался бы, а, быть можетъ, и никогда бы не додумался безъ своего друга, умнаго и честнаго крестьянина. Что рыболовъ умный и честный мужикъ и многому научитъ, что ребенокъ пытливый и способный мальчикъ, въ томъ сомнѣнія нѣтъ для зрителя, хотя мелькомъ видѣвшаго чудесную картинку г. Богданова.
   Недурно задумана картина г. Пастернака Письмо съ родины; на ней удачно схвачены лица и фигуры трехъ солдатиковъ, изъ которыхъ одинъ, неграмотный, слушаетъ, какъ его товарищъ грамотѣй читаетъ ему вслухъ полученное съ родины письмо. Третій солдатикъ лежитъ и куритъ. Написана же картина довольно плохо. Н. А. Ярошенко изобразилъ, и очень хорошо, тоже солдата, качающагося на качеляхъ съ кухаркой, за которой онъ, очевидно, ухаживаетъ. Недурная картинка К. К. Костанди Больная на дачѣ слишкомъ напоминаетъ другую "больную", умирающую точь въ точь такъ же въ креслѣ передъ открытымъ окномъ. Не помнимъ, кѣмъ написана эта первая "больная"; мы ее видѣли нѣсколько лѣтъ тому назадъ на выставкѣ же и отдаемъ ей предпочтеніе передъ "больною" г. Костанди. Переходя затѣмъ къ болѣе плохимъ произведеніямъ, мы упомянемъ о Сиротахъ и За чайкомъ М. П. Клодта и закончимъ безобразною картиной С. В. Иванова Въ дорогѣ, купленною П. М. Третьяковымъ для того, вѣроятно, чтобы въ его знаменитой галлереѣ были не только образцы произведеній русской живописи, но и образцы курьезовъ, появляющихся на нашихъ выставкахъ. Въ числѣ такихъ курьезовъ произведеніямъ г. Иванова принадлежитъ безспорно первое мѣсто. На его картинѣ Въ дорогѣ все желто-желто, какъ въ песочницѣ. Въ желтомъ полѣ, подъ желтымъ небомъ стоитъ распряженная телѣга; передъ телѣгой лежитъ покойникъ; немного дальше лежитъ баба, у телѣги лежитъ еще кто-то около сидящаго ребенка. Изъ этого познать слѣдуетъ, что мужики иногда умираютъ дорогой въ полѣ, бабы отъ того въ огорченіе приходятъ и падаютъ ничкомъ, дѣти же ничкомъ не падаютъ, а сидятъ и ничего не понимаютъ. Нечего сказать, блестящая идея и весьма плодотворная. Хорошо, что эта картина попадаетъ въ галлерею H. М. Третьякова въ вѣчное назиданіе молодымъ художникамъ, чего изображать не должно. Ивана Царевича, В. М. Васнецова, не пріобрѣлъ П. М. Третьяковъ; у него уже достаточно собрано произведеній этого художника, столь неудачно увлекшагося новшествомъ, якобы долженствующимъ создать особливую русскую живопись, непохожую ни на какую другую. Выходило нѣчто, въ самомъ дѣлѣ, ни на что непохожее, свидѣтельствующее о томъ, что и съ талантомъ можно забраться въ такія дебри безсмыслицы, изъ которыхъ почти нѣтъ средствъ выбраться на свѣтъ Божій. Въ новой картинѣ г. Васнецова сказывается попытка вернуться на общечеловѣческую стезю въ искусствѣ, но до осуществленія столь благаго намѣренія еще далеко г. Васнецовъ написалъ, лѣсъ, воду и цвѣты нѣсколько похожими на настоящіе, а не на его, "Васнецовскіе". Но "сѣрый волкъ" все еще претендуетъ, попрежнему, на сказочность и вышелъ совершенно такимъ, какимъ мы видимъ "сѣрыхъ волковъ" въ окнахъ мѣховыхъ магазиновъ. Прыгаетъ "сѣрый" черезъ воду, а зритель убѣжденъ, что это чучело только сдѣлано въ такой позѣ, прыгать никакъ не можетъ и обречено всю жизнь пребывать съ вытянутыми впередъ ногами и высунутымъ языкомъ. Иванъ-царевичъ и его царевна сидятъ на волкѣ такъ же покойно, какъ сидѣли бы дѣти на игрушечной лошади. Взмахнулись распущенные волосы царевны, но взмахнулись они по-деревянному, точно ихъ наклеили и засушили въ такомъ положеніи. Въ лѣсной обстановкѣ есть проблески жизни, въ фигурахъ же нѣтъ на нее и намека.
   По части пейзажей нынѣшняя выставка совсѣмъ бѣдна не количествомъ, а качествомъ. Единственное выдающееся произведеніе -- картина В. Д. Полѣнова На Генисаретскомъ озерѣ -- дѣйствительно переноситъ зрителя въ далекій край, подъ чужое небо. Поразительно написаны и это знойное небо, и вода, и, въ особенности, туманъ-мгла, стелящаяся по водѣ и заволакивающая низы противуположнаго берега. На картинѣ изображена всего одна фигу]м--араба, медленно идущаго по тропинкѣ. Напрасно кое-кто изъ публики высказываетъ догадки о томъ, кого хотѣлъ изобразить художинъ въ этомъ лицѣ. Мы слышали на выставкѣ предположенія, что это, должно быть, Іисусъ Христосъ. Смѣемъ завѣрить, что о Христѣ тутъ и рѣчи быть не можетъ: Іисусъ Христосъ былъ назарей, слѣдовательно, волосъ не стригъ, такъ какъ назарей волосъ не стригли. На картинѣ же г. Полѣнова идетъ спокойно своею дорогой коротковолосый, стриженный человѣкъ, просто-на-просто -- арабъ, котораго художникъ видѣлъ на берегу Геннеаретскаго озера и воспроизвелъ въ своей картинѣ съ обычнымъ высокоталантливому мастеру пониманіемъ, что фигура эта какъ нельзя болѣе здѣсь у мѣста и что присутствіе этой фигуры производитъ удивительное впечатлѣніе на зрителя, переноситъ его самого на тѣ же берега, на ту же тропинку, вызываетъ желаніе двинуться впередъ и пойти на встрѣчу одинокому путнику. Великое мастерство поставить такъ фигуру въ ландшафтѣ и огромный талантъ нуженъ для того, чтобы сдѣлать это такъ, какъ мы видимъ на картинѣ г. Полѣнова.
   Ландшафты И. И. Шишкина на этой выставкѣ далеко насъ не восхитили, и его Утро въ лѣсу ничуть не выиграло отъ того, что г. Савицкій изобразилъ тутъ медвѣдицу съ тремя медвѣжатами. А. А. Киселевъ еще разъ написалъ Ледоходъ, очень хорошій ледоходъ, но много теряющій отъ того, что это не первый. Хорошъ Іерусалимъ Е. Е. Волкова. Вообще бѣдна нынѣшняя передвижная выставка, такъ бѣдна, какъ не бывала, кажется, ни одна изъ прежнихъ. Отчего это происходитъ, мы не знаемъ и можемъ только выразить наше опасеніе, не служитъ ли это обстоятельство предвѣстникомъ паденія симпатичнаго учрежденія передвижныхъ выставокъ? Опасеніе наше основывается не на томъ только, что XVII выставка неблестяща, а, главнымъ образомъ, на томъ, что все больше и больше входятъ въ обычай частныя выставки отдѣльныхъ картинъ, какъ мы это видимъ въ настоящую минуту въ Москвѣ. Само собою разумѣется, что такія отдѣльныя выставки даютъ большія выгоды художникамъ, для публики же это сущее бѣдствіе: во-первыхъ, осмотръ картинъ въ розницу уноситъ слишкомъ много времени; во-вторыхъ, стоитъ чрезмѣрно дорого. Оба эти обстоятельства весьма многихъ лишаютъ возможности ознакомиться съ новыми произведеніями художниковъ, причемъ и одного послѣдняго весьма достаточно для того, чтобы тысячи людей не видали двухъ картинъ г. Семирадскаго, за посмотръ которыхъ надо заплатить цѣлый рубль, не считая платы за сохраненіе верхняго платья. Г. Брянскій взимаетъ съ посѣтителей 40 коп., съ включеніемъ храненья платья; г. Жмурко беретъ 50 коп.; передвижники обходятся въ общемъ 60 коп., съ малымъ каталогомъ: итого въ четырехъ мѣстахъ приходится заплатить 2 р. 50 коп. Для большинства людей, интересующихся искусствомъ, для всей учащейся молодежи, для военныхъ, чиновниковъ, для всего служилаго люда это расходъ положительно невозможный. Мы самолично видѣли, какъ одинъ за другимъ отходили отъ дверей Историческаго музея разнаго званія и возраста люди, когда имъ объявляли, что Фрина доступна лишь для избранныхъ, могущихъ безъ стѣсненія для себя отдать рубль.
   Картина г. Семирадскаго Фрина на праздникѣ Посейдона написана на огромномъ полотнѣ въ 12 1/4 аршинъ длиною. Фрина, знаменитая аѳинская гетера (ея настоящее имя было Мнезарета), жила въ концѣ IV в. до P. X. и славилась необычайною красотой, вдохновлявшею живописцевъ, ваятелей и ораторовъ и сдѣлавшей ее, наконецъ, предметомъ поклоненія на праздникѣ Посейдона, имѣвшемъ мѣсто, кажется, въ Элевзисѣ на берегу моря. По преданію, ораторъ Гиперидъ прославилъ ея красоту тѣмъ, что, защищая Фрину передъ судомъ, долженствовавшимъ приговорить ее къ смерти за богохульство, сбросилъ съ нея одежды. Ареопагъ аѳинскій былъ такъ пораженъ необычайною красотой ея тѣла, что не рѣшился уничтожить столь совершеннаго созданія боговъ. Пракситель сдѣлалъ съ Фрины статую Венеры Книдской. Апеллесъ съ нея же писалъ свою Венеру Анадіошену, которую Фрипа изображала на праздникѣ Посейдона, воспроизведенномъ теперь нашимъ высокоталантливымъ художникомъ. Мы не станемъ касаться вопроса, всенародно ли явилась Фрина въ образѣ Венеры, какъ это изображено г. Семирадскимъ, или же произошло это лишь въ кругу избранныхъ, посвященныхъ въ элевзинскія таинства, ибо мы не можемъ съ достовѣрностью утверждать, что торжество это входило въ кругъ элевзинскихъ мистерій, посвященныхъ Церерѣ и Прозерпинѣ. Гдѣ бы ни происходило празднество, до насъ дошло преданіе, что славнѣйшая изъ аѳинскихъ, красавицъ, Фрина, изображала на немъ богиню красоты, рождающуюся изъ морскихъ волнъ.
   На картинѣ г. Семирадскаго мы видимъ Фрину готовящеюся сойти въ море. Ей остается сбросить послѣднюю одежду, едва придерживаемую распущеннымъ уже поясомъ. Одна служанка развязываетъ ленты сандаліи на ея. ногѣ, другія распускаютъ ея чудесные волосы. Влѣво отъ Фрины, опустившаяся на колѣни женщина привязываетъ крылышки мальчику, долженствующему изображать Амура. Вправо, у подножія высокой тумбы, увѣнчанной треножникомъ, обвитымъ гирляндами цвѣтовъ, расположилась небольшая группа людей. Тутъ сидитъ поэтъ въ лавровомъ вѣнкѣ и съ лирой въ рукѣ, ниже его пѣвецъ съ арфой, старикъ, пришедшій подивиться на прославленную красавицу, два пастуха... Одинъ изъ нихъ пришелъ въ такой восторгъ, что срываетъ гирлянду съ треножника, чтобы бросить цвѣты къ ногамъ дивной женщины. По ступенькамъ, ведущимъ къ водѣ, сходитъ дѣвочка; она несетъ ларецъ съ драгоцѣнностями, пріоткрыла его крышку и заглядѣлась на лежащія въ немъ вещи. Немного впереди дѣвочки, уже совсѣмъ внизу, стоитъ женщина съ кувшиномъ на плечѣ. Фономъ для всѣхъ этихъ лицъ служитъ чудное море или, вѣрнѣе, заливъ, такъ какъ вдали видѣнъ противуположный гористый берегъ. По лѣвую сторону Фрины толпится множество народа. Изъ занимающихъ передній планъ особенно выдаются, женщина съ корзинкою цвѣтовъ и мужчина, насильно вырывающій цвѣты и бросающій ихъ къ ногамъ Фрины. Онъ совершенно утратилъ самообладаніе и выражаетъ свой восторгъ рѣзко и шумно. Затѣмъ слѣдуетъ упомянуть о трехъ лицахъ, стоящихъ вмѣстѣ. Молодой человѣкъ, другой среднихъ лѣтъ и третій старикъ восхищены неземною красотой Фрины, каждый по-своему, сообразно своему возрасту; но они ведутъ себя сдержанно, не шумятъ и не жестикулируютъ такъ отчаянно, какъ тотъ, что бросаетъ отнятые у сосѣдки цвѣты. На самомъ заднемъ планѣ видѣнъ на горѣ храмъ съ дымящимися жертвенниками. Отъ храма по лѣстницамъ и площадкамъ спускается къ Фринѣ многочисленная, пестрая толпа, надъ которою возвышается статуя Посейдона, несомая на носилкахъ. Нечего говорить о томъ, что картина написана мастерски и производитъ такое впечатлѣніе, что зритель мало-по-малу сливается съ толпою, двигающеюся и волнующеюся на картинѣ, какъ бы самъ попадаетъ на эллинскій праздникъ и присутствуетъ при торжествѣ красоты Фрины. Только очутившись на этомъ праздникѣ, мы не раздѣляемъ восторговъ грековъ передъ красотою виновницы торжества, мы даже не совсѣмъ понимаемъ, чѣмъ она могла ихъ такъ увлечь, что судьи не посмѣли казнить Фрину, а народъ призналъ ее достойною изображать богиню. Мы не знаемъ достовѣрно, подходила ли изображенная г. Семирадскимъ Фрина къ идеалу женской красоты древнихъ грековъ; но нашему представленію о совершенствѣ формъ женскаго тѣла эта Фрина не соотвѣтствуетъ. Она слишкомъ велика, массивна, мускулиста и мясиста. Это не богиня красоты, а богатырша; ей бы Палладу-Аѳину изображать, а не Киприду нѣжную, какою она рисуется въ нашемъ воображеніи. Очень можетъ быть, что эллинУ считали дебелость и силу непремѣннымъ условіемъ женской красоты. Но мы не эллины, а г. Семирадскій не Апеллесъ, и писалъ свою Фрину не для аѳинянъ. Ея очень обильные бѣлокурые волосы кажутся намъ непріятно желтыми; они нисколько не напоминаютъ волосъ златокудрой Афродиты. Лицо тоже не поражаетъ красотой; къ тому же, въ верхней части оно пред-отавляется чѣмъ-то прикрытымъ. Мы было думали сначала, не вуалетка ли это, и, только отойдя на большое разстояніе, сообразили, что это тѣнь отъ зонта, который держитъ въ рукѣ служанка. Эта тѣнь, а также и другія тѣни обозначены очень рѣзко, какъ и должно быть при яркомъ солнцѣ. Но только онѣ, эти тѣни, и свидѣтельствуютъ о присутствіи солнца на праздникѣ; ни въ чемъ остальномъ его блескъ не проявляется, нѣтъ его жгучихъ лучей на картинѣ. Замѣчательно, между прочимъ, то обстоятельство, что во всемъ множествѣ лицъ, мужскихъ и женскихъ, воспроизведенныхъ здѣсь г. Семирадскимъ, мы не нашли ни одного красиваго, точно художникъ нарочно подбиралъ все заурядныя или некрасивыя лица, чтобы тѣмъ выдѣлить лицо Фрины, тоже, какъ мы сказали, не поражающее своею красотой. Восхитительно написаны воздухъ, небо и море, превосходно написаны цвѣты, одежды, вся обстановка, нѣкоторыя фигуры и лица, удивительно передающія тѣ чувства, которыя волнуютъ присутствующихъ на праздникѣ. Главная же фигура намъ не нравится. Одно въ ней поразительно хорошо -- это то, что, несмотря на почти совершенное отсутствіе одежды, мы видимъ не голую женщину, а цѣломудренную жрицу, готовящуюся совершить нѣкій священный обрядъ своего культа. Ясно, что Фрина не чувствуетъ своей наготы и не ее выставляетъ на показъ передъ толпой; она спокойно и съ сознаніемъ великаго дара боговъ -- неземной красоты -- славитъ эллинскихъ боговъ передъ всѣмъ народомъ Эллады.
   Въ той же залѣ выставлена другая картина г. Семирадскаго, сравнительно маленькая. На ней всего четыре фигуры -- три женщины и ребенокъ. Въ тихомъ уголкѣ сада, на ступеняхъ бассейна, подъ тѣнью деревьевъ, сидятъ двѣ женщины; одна изъ нихъ держитъ на рукахъ ребенка, который закапризничалъ и не хочетъ купаться. Третья женщина вошла по колѣна въ воду, пустила въ бассейнъ игрушечную лодочку съ двумя куклами и уговариваетъ дитя идти къ ней, самому катать куколъ. Капризъ почти прошелъ, ребенокъ уже смѣется, черезъ минуту онъ сойдетъ въ бассейнъ и станетъ забавляться игрушками. На этой картинѣ изображена тоже античная жизнь въ мирномъ, семейномъ ея обиходѣ. Тепломъ вѣетъ отъ этой спокойной идилліи, и палящимъ зноемъ пышетъ южное солнце, мѣстами прорывающееся сквозь густую листву сада,-- то южное солнце, котораго недостаетъ въ большой картинѣ.
   Въ Дворянскомъ собраніи М. В. Брянскій выставилъ небольшую картину, изображающую Богоматерь съ младенцемъ Христомъ на рукахъ. Картина написана прекрасно, но по-старинному -- безъ мазковъ. Для того, чтобы смотрѣть произведеніе г. Брянскаго, нѣтъ надобности отъ него удаляться и отыскивать такое разстояніе, съ котораго глазъ не различалъ бы-, ряби и пестроты письма. Болѣе существенная особенность картины заключается въ мысли художника, вложенной имъ въ свое произведеніе. На картинѣ г. Брянскаго мы видимъ очень молодую дѣвушку, держащую на рукахъ младенца. По складу и по выраженію лица видно, что юная мать -- Дѣва. Младенецъ сидитъ на ея колѣняхъ, а ея необычайно чистый взоръ никогда не туманился никакою земною любовью; въ немъ нѣтъ грѣха и мѣста, нѣтъ, грѣховной мысли. Онъ выражаетъ полудѣтское изумленіе, радостное и боязливое, въ одно и то же время, и смотритъ онъ куда-то вдаль, какъ бы припоминая, что совершилось великое, не земное дѣло, какъ бы ища разгадки божественной тайны, избранною совершительницей которой была Она, юная дѣва, мать чуднаго младенца. Весь смыслъ картины заключается въ этомъ поразительномъ взглядѣ и въ выраженіи лица Богоматери. Но въ картинѣ г. Брянскаго есть и очень важный недостатокъ -- несоразмѣрность изображенныхъ на ней фигуръ: Богоматерь слишкомъ крупна, младенецъ Христосъ слишкомъ миніатюренъ; въ особенности мала головка младенца по соотношенію съ его ростомъ.
   Отъ такихъ картинъ, о которыхъ шла рѣчь выше, переходъ къ произведеніямъ Франца Жмурко есть то же, что переходъ изъ чистой и свѣтлой комнаты въ какую-нибудь мрачную, грязную трущобу, и въ переносномъ, и въ прямомъ смыслѣ. Взобравшись по темной лѣстницѣ, посѣтитель, черезъ ободранную комнату, гдѣ берутъ съ него 50 коп., и черезъ вторую лѣстницу, попадаетъ въ какія-то темныя и смрадныя потемки. Жара и духота тутъ невыносимыя. Окна закрыты наглухо черными ставнями; по тремъ сторонамъ комнаты виднѣются три четырехъугольника, освѣщенные сильными керосиновыми лампами. Въ лѣвомъ четырехъугольникѣ изображена голая женщина, лежащая спиною къ зрителю. Это что же такое?-- недоумѣваетъ посѣтитель. Пришпиленная сбоку бумажка даетъ слѣдующее объясненіе, которое выписываемъ съ полною точностью, какъ и послѣдующія два объясненія: "Драма въ гаремѣ. Падиша (sic!) подозрѣвая свою одалиску въ невѣрности приказалъ ее ночью задушить". Стало быть -- задушили;на. шеѣ же видѣнъ кровяной рубецъ и видна кровь на постели, стало быть -- шнуркомъ шею изрѣзали. Мертвое тѣло имѣется налицо, никакой драмы не имѣется. Дальше: "Гашишъ,-- гласитъ бумажка,-- Сонъ Одалисокъ. Двѣ одалиски послѣ употребленія Гашиша (родъ опіума) предавшись сладкимъ сновидѣніямъ". Предавшись -- двѣ некрасивыхъ, даже немолодыхъ и очень банальныхъ бабы въ восточныхъ костюмахъ и въ довольно растерзанномъ видѣ. Третья картина озаглавлена такъ: "Дочь Евы. Алегорическое изображеніе Демона". Передъ портьерой, закрывающей входъ на лѣстницу, стоитъ голая женщина. Низъ ея живота и ноги завернуты въ мѣховое одѣяло, крытое малиновымъ бархатомъ. Какимъ чудомъ держится это одѣяло, понять никакъ невозможно. На полу, подъ ногами голой персоны разбросаны золотыя деньги, цѣпочки, браслеты и т. п. Персона улыбается, какъ. улыбаются извѣстнаго сорта женщины. Конечно, всякую женщину можно назвать "дочерью Евы", какою бы она ни занималась профессіей. Вѣдь, и та, которой шею перетерли шнуркомъ, и тѣ, что, "предавшись сладкимъ сновидѣніямъ", тоже дочери Евы. По при чемъ же тутъ собственно, на непристойной картинѣ г. Жмурко, родство женщинъ съ супругою праотца Адама? На точно такомъ же основаніи можно назвать Франца Жмурко "евинымъ сыномъ". Если иногда дочери Евы безстыдничаютъ, то случается и "евинымъ сынамъ" писать безстыдныя и нелѣпыя картины, боящіяся дневнаго свѣта и показываемыя въ потемкахъ при керосиновыхъ лампахъ. Еще забавнѣе поясненіе, даваемое авторомъ, что это, дескать, "аллегорическое изображеніе демона". На всѣхъ извѣстныхъ языкахъ "демонъ" -- мужскаго рода, въ общепринятыхъ понятіяхъ -- тоже, и, какую аллегорію ни разводи г. Жмурко, не передѣлать ему демона въ особу женскаго пола и никакъ не приплесть его въ родство къ праматери Евѣ. Безсмыслица это и гадость во всѣхъ отношеніяхъ.

-----

   Весенній театральный сезонъ открылся новинкою, носящею названіе: Благотворительныя дамы, данною на сценѣ Малаго театра въ первый разъ 13 апрѣля. Эту пьесу написалъ г. Мансфельдъ "по Ларронжу" и титулуетъ ее "бытовыми сценами въ 4-хъ дѣйствіяхъ". Мы никогда не видали до сихъ поръ ни одной пьесы г. Мансфельда и не мало удивились, узнавши изъ одного газетнаго фельетона, что г. Мансфельдъ авторъ весьма плодовитый, сочиняющій по двѣнадцати пьесъ въ годъ. Удивились мы не тому, что г. Мансфельдъ можетъ писать по пьесѣ въ мѣсяцъ, -- Лопе-де-Вега писалъ, говорятъ, по сорока пьесъ въ годъ,-- такъ отчего же г.Маисфельду... Впрочемъ, г. Мансфельдъ -- не Лопе-де-Вега, что онъ всенародно доказалъ своими Благотворительными дамами. Удивились мы тому, что пишетъ г. Мансфельдъ такъ много, а на сценѣ мы ни одной его пьесы не видали. А еще больше удивились мы тому, что увидали вышеназванную его пьесу на сценѣ Малаго театра, на которую, какъ мы думали, пьесы принимаются съ нѣкоторымъ разборомъ. Нѣмецкаго подлинника (Wohlthätiye Frauen, напис. въ 1879 г.) мы не знаемъ; имя же Адольфа Ларронжа (Ad. L'Arronge) очень извѣстно въ Германіи, какъ имя хорошаго музыканта-капельмейстера, драматурга, директора театра и редактора Судебной газеты (Gerichtszeitung, 1869 г.). Названная пьеса, не считаясь лучшимъ произведеніемъ Ларронжа, имѣла, все-таки, успѣхъ на нѣмецкихъ сценахъ, по всей вѣроятности, потому, что дѣйствительно воспроизводила характерныя черты нѣмецкаго быта. Перекроенная на русскій ладъ и на русскій бытъ, она ровно ничего не воспроизводитъ. Если бы г. Мансфельдъ, не мудрствуя, просто перевелъ бы пьесу, мы узнали бы, что вотъ такъ и такъ происходитъ то-то и то-то у нѣмцевъ. По его передѣлкѣ мы не можемъ судить о томъ, какъ дѣло обстоитъ въ нѣмецкой землѣ, и видимъ только, что у насъ ничего подобнаго не происходитъ и происходить не можетъ. Но и это еще не все: г. Мансфельдъ написалъ каррикатуру на благотворительность вообще и на женщинъ, принимающихъ дѣятельное участіе въ благотворительности, въ частности. Устами "стародума" пьесы, генерала Верхоискаго, г. Мансфельдъ говоритъ, что для помощи бѣднымъ не слѣдуетъ затѣвать никакихъ благотворительныхъ обществъ, и много лучше будетъ, если каждый станетъ въ розницу подавать милостыню. Г. Мапсфельдъ насмѣхается надъ общественною благотворительностью, надъ пріютами для бѣдствующихъ дѣтей, надъ систематическою помощью неимущимъ въ ихъ квартирахъ. Нечего, кажется, говорить о томъ, насколько вздорны и нелѣпы такія насмѣшки и насколько онѣ неумѣстны у насъ, гдѣ дѣло благотворительности идетъ далеко не удовлетворительно. Желая ввести въ пьесу комическія сцены, г. Мансфельдъ заставляетъ горничную выдѣлывать солдатскіе артикулы половою щеткой подъ команду стараго генерала Верхонскаго; потомъ заставляетъ, по его же приказу, выбрасывать верхнее платье гостей, собравшихся въ его домъ, по приглашенію его сестры, на засѣданіе благотворительнаго совѣта. Послѣ этого служители проносятъ черезъ сцену кровать генерала въ шутовской процессіи, впереди которой маршируютъ горничная съ метлой и деньщикъ, выкрикивающій: разъ -- два, правой -- лѣвой, правой -- лѣвой... Во всей пьесѣ нѣтъ и намека на что-либо русское бытовое, шутовскаго же и балаганнаго довольно много. Очень прискорбно, что первая въ Россіи драматическая сцена начинаетъ заниматься балаганщиной.
   21 апрѣля въ Маломъ же театрѣ въ первый разъ выступилъ на поприще драматурга И. Н. Ладыженскій съ четырехъактною драмой Подъ властью сердца. Сколько намъ извѣстно, г. Ладыженскій до сихъ поръ не писалъ театральныхъ пьесъ, и первый опытъ его можетъ быть названъ удачнымъ во многихъ отношеніяхъ, хотя сама пьеса большаго успѣха не имѣла. Ея сценическій недостатокъ заключается въ растянутости, а достоинство -- въ томъ, что она даетъ возможность артистамъ выказать свои силы. Указываемый нами недостатокъ легко устранимъ посредствомъ сокращеній. Но въ ней есть литературный недостатокъ, котораго ничѣмъ устранить нельзя. Съ сожалѣнію, мѣсто не дозволяетъ намъ на этотъ разъ войти въ подробный разборъ драмы г. Ладыженскаго и бесѣду о ней съ читателемъ мы вынуждены отложить до слѣдующаго нашего театральнаго обозрѣнія.
   15 и 16 апрѣля въ московскомъ Большомъ театрѣ артистами драматической и оперной труппъ Императорскихъ театровъ были исполнены два утреннихъ спектакля, сборъ съ которыхъ поступилъ въ капиталъ, собираемый на памятникъ H. В. Гоголю. На Пасхѣ же и ради той же цѣли былъ данъ спектакль въ Петербургѣ. Мысль о постановкѣ памятника Гоголю возникла во время торжествъ, бывшихъ въ Москвѣ по случаю открытія памятника Пушкину, и съ тѣхъ поръ начался сборъ пожертвованій. Въ теченіе слишкомъ десяти лѣтъ подписка на памятникъ Гоголю дала немногимъ больше 33 тысячъ рублей. Три спектакля, данные дирекціей Императорскихъ театровъ, сразу увеличили эту сумму тысячъ на 10 рублей, т.-е. въ три дня дали столько, сколько подпискою собиралось въ три года. Такимъ образомъ, дирекціей театровъ показанъ примѣръ и открытъ наилучшій путь къ скорѣйшему осуществленію дорогой каждому русскому мысли почтить память великаго писателя постановкою монумента, достойнаго этой памяти. Если каждый изъ частныхъ театровъ въ столицахъ и въ провинціяхъ дастъ съ тою же цѣлью по одному представленію въ годъ, то ко дню-пятидесятилѣтія со дня смерти Гоголя возможно будетъ открыть памятникъ ему или, по меньшей мѣрѣ, совершить закладку памятника. Будемъ надѣяться, что управленіе Императорскими театрами, давшее столь существенный толчокъ дѣлу, не остановится на этомъ и своимъ примѣромъ побудитъ частные театры принять въ немъ дѣятельное участіе. Сочувствіе общества выразилось тѣмъ, что три спектакля въ казенныхъ театрахъ дали полные сборы при значительно возвышенныхъ цѣнахъ. Надо, впрочемъ, замѣтить, что сами по себѣ спектакли, составленные исключительно изъ произведеній Гоголя, были чрезвычайно интересны, превосходно, можно сказать, образцово поставлены и неподражаемо исполнены всѣми артистами обѣихъ нашихъ сценъ. Во всѣхъ слояхъ московскаго общества мы слышали горячія выраженія благодарности высшему учрежденію, въ вѣдѣніи котораго состоятъ театры, управленію московскихъ театровъ и артистамъ, относившимся къ дѣлу не только съ обычнымъ вниманіемъ, по, очевидно, и съ особенною любовью. Они были одушевлены тѣми же чувствами, что и публика: зала и сцена сливались въ одномъ общемъ желаніи -- достойно почтить память Гоголя и какъ можно скорѣе осуществить желаніе всей Россіи -- видѣть въ Москвѣ памятникъ одного изъ величайшихъ писателей Русской земли.

Ан.

"Русская Мысль", кн.V, 1889

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru