Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Малый театр: Жизнь, пьеса в 4-х дйствиях И. Н. Потапенка; Аррия и Мессалина, трагедия в 5-ти действиях, в стихах, Адольфа Вильбрандта, перевод П. К. Бронникова.- Русские былины и их "сказитель" И. Т. Рябинин.- Выставка ученических картин в училище живописи, ваяния и зодчества.- Периодическая выставка картин общества любителей художеств).

   

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

(Малый театръ: Жизнь, пьеса въ 4-хъ дѣйствіяхъ И. Н. Потапенка; Аррія и Мессалина, трагедія въ 5-ти дѣйствіяхъ, въ стихахъ, Адольфа Вильбрандта, переводъ П. К. Бронникова.-- Русскія былины и ихъ "сказитель" И. Т. Рябининъ.-- Выставка ученическихъ картинъ въ училищѣ живописи, ваянія и зодчества.-- Періодическая выставка картинъ общества любителей художествъ).

   Въ декабрѣ мѣсяцѣ въ Маломъ театрѣ поставлены двѣ новыхъ пьесы: "пьеса" просто и трагедія въ стихахъ, "пьеса" оригинальная, трагедія переводная. Неоригинально, впрочемъ, наименованіе драматическаго произведенія г. Потапенка "пьесой"; это мы уже видали на афишахъ и заголовкахъ, знаемъ, что это заимствовано у французовъ, и заимствованіе находимъ неудачнымъ. Полагаемъ, что лучше было бы держаться стараго порядка и называть драму -- драмой, комедію -- комедіей, фарсъ -- фарсомъ и т. д. Жизнь,-- таково заглавіе произведенія г. Потапенка,-- не просто "пьеса", это плачевная пьеса... Просимъ не принимать этого за каламбуръ. "Плачевная" она потому, что въ ней плачутъ на сценѣ и въ публикѣ, и если бы авторъ назвалъ ее драмой, то всѣмъ было бы ясно, что она разсчитана на пролитіе слезъ. Фабула этой драмы не новая, всѣмъ давно извѣстная, по прискорбному и, по-истинѣ, трагическому событію, лишившему Россію великаго ея поэта -- Пушкина. Не нова и мысль, то поученіе, которое вытекаетъ изъ факта, доведшаго Пушкина до преждевременной смерти и положеннаго въ основу драмы г. Потапенка. Но изъ того, что мысль не нова, нельзя заключать, чтобы не слѣдовало повторять ее со сцены. Напротивъ, весьма полезно отъ времени до времени напоминать обществу старыя истины, какъ-то ужь слишкомъ легко не то что забываемыя, а быстро улетучивающіяся изъ головъ. Мы очень не рѣдко слышимъ про кокетство женщинъ, называемое "невиннымъ" кокетствомъ и почитаемое за какую-то безобидную игру отъ скуки, не только дозволительную въ извѣстныхъ границахъ, но даже очень милую, хотя бы такою игрой развлекалась и забавлялась замужняя женщина и мать семейства. Г. Потапенко оказалъ добрую услугу забывчивому обществу, напомнивши, что не бываетъ и быть не можетъ такого кокетства, которое не ложилось бы всею тяжестью настоящей вины на тѣшущуюся кокетствомъ женщину и не влекло бы за собою, при случаѣ, ужасной расплаты какъ для виновной, такъ и для неповинныхъ ни въ чемъ ея мужа и ея дѣтей. Мы сказали, что общество допускаетъ и даже въ нѣкоторомъ смыслѣ поощряетъ подобную легкомысленную забаву женщинъ, если она не переходитъ "извѣстныхъ" границъ. Но въ томъ-то и дѣло, что границъ этихъ никто не опредѣлилъ и никому онѣ не извѣстны. И вотъ это положеніе, рядомъ съ основною мыслью, какъ нельзя лучше доказываетъ авторъ въ драмѣ жизнь. Проводится въ драмѣ я другая идея, не менѣе серьезная, идея о томъ, что бываютъ въ жизни такія обстоятельства и положенія, при которыхъ самый умный, образованный и сильный человѣкъ невольно дѣлается въ самомъ себѣ невластенъ я въ своихъ поступкахъ дѣлается рабомъ предразсудка, который самъ этотъ человѣкъ и, быть можетъ, большинство его общества считаютъ нелѣпымъ я безсмысленнымъ. Читатель знаетъ, что мы говоримъ о весьма устарѣломъ, но все еще крѣпко держащемся предразсудкѣ, вынуждающемъ добрыхъ, честныхъ и гуманныхъ людей стрѣлять другъ въ друга, ранить и убивать на дуэли. Въ ясномъ и достаточно убѣдительномъ развитіи этихъ двухъ положеній заключается достоинство и большое значеніе пьесы г. Потапенка. Наша театральная критика отнеслась очень сурово къ этому первому драматическому произведенію романиста, занявшаго видное положеніе въ нашей литературѣ, и критика не права, по нашему мнѣнію, такъ какъ обрушилась она исключительно на недостатки пьесы и промахи ея автора, оставивши безъ вниманія все то, что говоритъ въ пользу начинающаго драматурга и чѣмъ обусловливается несомнѣнный успѣхъ его пьесы. Въ данномъ случаѣ публика оказалась болѣе чуткимъ и болѣе справедливымъ цѣнителемъ. Несомнѣнно, въ пьесѣ много недостатковъ, но о нихъ мы говорить будемъ, разсказавши предварительно фабулу драмы и отчасти отмѣчая ихъ при ея изложеніи.
   Въ университетскомъ городѣ животъ профессоръ-врачъ Бѣлозеровъ (г. Ленскій), женатый на очень милой, но кокетливой женщинѣ, Ольгѣ Павловнѣ (г-жа Лешковская). Профессоръ занятъ лекціями, клиникой, практикой, вынужденъ подолгу оставлять молодую жену, не имѣетъ возможности доставлять ей развлеченія. Эту пріятную обязанность охотно исполняетъ Татищевъ (г. Южинъ), свѣтскій молодой человѣкъ, семь лѣтъ влюбленный въ Ольгу Павловну и за это время не добившійся отъ нея никакого поощренія своему ухаживанію, кромѣ катанья съ нимъ верхомъ, поѣздокъ на выставку,-- словомъ, ничего не добившійся, кромѣ положенія cavalier servant хорошенькой барыни, "невинно" кокетничающей ради забавы и веселья. Любитъ ли Татищевъ Бѣлозерову? По пьесѣ выходитъ, что любитъ, а не влюбленъ только, ибо ухаживаніе его длится семь лѣтъ, это уже не вспышка, не скоропреходящій а дожа легкомысленнаго франта, желающаго только "срывать цвѣты наслажденій". Татищевъ вполнѣ порядочный человѣкъ, иначе Бѣлозерова давнымъ-давно прогнала бы его, не допустила бы той близости, въ какой ма ихъ видимъ, и мужъ Бѣлозеровой и сестра съумѣли бы его удалить. Профессоръ Бѣлозеровъ, хирургъ, сдѣлалъ какое-то важное открытіе и намѣревается доказать его значеніе небывалою еще никогда операціей, для чего собираетъ у себя въ домѣ, гдѣ находится и больной, консиліумъ изъ выдающихся докторовъ съ профессоромъ Трой новымъ (г. Правдивъ) во главѣ. Ареопагъ ученыхъ людей единогласно рѣшаетъ, что предложенная Бѣлозеровымъ операція невозможна. Вопреки такому приговору, Бѣлозеровъ дѣлаетъ операцію блистательно, при помощи своего ассистента Синицына (г. Рыбаковъ), самъ прославляется и пристыжаетъ своихъ коллегъ. Сколь ни полна условностей сцена, но въ первомъ дѣйствіи пьесы г. Потапенка перейдена въ этомъ отношеніи граница дозволяемаго и получился рядъ несообразностей, производящихъ такое впечатлѣніе, будто все это не "въ заправду", а "нарочно", какъ въ дѣтскихъ играхъ. Какъ бы то ни было, удачная операція прославила Бѣлозерова и возбудила зависть другихъ врачей, въ особенности Загницкаго (г. Музиль). Зависть породила сплетни, затронувшія семейную жизнь Бѣлозерова, отношенія его жены къ Ратищеву; сплетня превратилась въ пасквиль, напечатанный въ газетахъ и присланный Бѣлозерову по почтѣ. Ошеломленный профессоръ теряетъ самообладаніе и рѣзко выгоняетъ изъ дому Батищева. Въ третьемъ актѣ получается отъ Ратищева вызовъ на дуэль черезъ секундантовъ барона Штифеля (г. Невскій) и офицера Чебышева (г. Строевъ). Не вина автора, конечно, что первый похожъ на подьячаго, а второй -- на околоточнаго надзирателя, а выходить это очень нехорошо и не къ авантажу пьесы. Но большой промахъ сдѣлалъ г. Потапенко, излагая причины, побудившія Бѣлозерова принять вызовъ. Бѣлозеровъ выражаетъ желаніе извиниться, соглашается въ письмѣ къ Ратищеву признать себя неправымъ, написать, что самъ считаетъ свой поступокъ рѣзкимъ, неприличнымъ и грубымъ. Оказывается, что этимъ не хочетъ удовлетвориться Ратищевъ, онъ требуетъ черезъ своихъ секундантовъ, чтобы въ письмо Бѣлозерова были включены фразы, касающіяся его жены, затрогивающія не только самолюбіе, но и прямо доброе имя молодой женщины. Такой Ратищевъ, какимъ онъ изображенъ въ пьесѣ, -- человѣкъ порядочный и на самомъ дѣлѣ любящій Ольгу Павловну, -- не могъ потребовать подобнаго письма отъ Бѣлозерова, и секунданты, если они порядочные люди, не могли взять на себя порученія оскорблять женщину, кто бы она ни была. Въ томъ обществѣ, къ которому, по смыслу пьесы, принадлежатъ эти господа, такихъ дѣлъ не дѣлается. Автору была нужна дуэль во чти бы то ни стало и слѣдовало придумать такія обстоятельства, когда дуэль становится безъисходною необходимостью даже до крайнихъ противниковъ устарѣлыхъ предразсудковъ и дикихъ обычаевъ. Весь четвертый актъ занятъ умираніемъ Бѣлозерова, смертельно раненой на дуэли. Эта слишкомъ длинная и томительная сцена сильно дѣйствуетъ на нервы зрителей, но она нехудожественна, и рѣзкость ея, и продолжительность едва-едва выкупаются хорошими словами, которыя говоритъ Бѣлозеровъ о наукѣ, трудѣ, свѣтѣ знанія... Картинный финалъ со звономъ вдали, съ электрическимъ свѣтомъ, направленнымъ на г. Ленскаго, намъ очень не нравится своею манерностью -- переэффектили. Исторію пушкинской дуэли знаютъ всѣ, и всѣмъ извѣстно, насколько была она неотвратима, по условіямъ того времени и общества, къ которому принадлежали дѣйствующія лица. Въ той исторіи было нѣчто, поистнѣ, трагическое и ужасное тѣмъ, что жертвой легкомыслія, суетности и общественныхъ предразсудковъ умеръ великій человѣкъ, "погибъ поэтъ, невольникъ чести". Съ тѣхъ поръ прошло почти шестьдесятъ лѣтъ, и эта исторія, во всей ея подлинности и съ сохраненіемъ времени дѣйствія, могла бы послужить сюжетомъ для очень крупнаго драматическаго произведенія, если не теперь, то въ недалекомъ будущемъ. Мы думаемъ, что г. Потапенко нѣсколько поторопился, взявши именно этотъ сюжетъ для своей первой драмы. Авторъ своею "пьесой", такъ сказать, загородилъ дорогу и себѣ, и другимъ къ сюжету очень большой важности. И, кромѣ того, онъ сдѣлалъ двѣ крупныхъ ошибки: первая -- перенесъ время дѣйствія въ наши дни, вторая -- на мѣсто, дѣйствительно, великаго человѣка поставилъ довольно зауряднаго, хотя и очень смѣлаго и самонадѣяннаго хирурга. А эти ошибки повели къ тому, что авторъ оказался вынужденнымъ спѣшно произвести своего героя въ знаменитости, въ "свѣтало науки", за одну удавшуюся операцію, а потомъ тащитъ его на дуэль самымъ насильственнымъ и, какъ мы сказали, не совсѣмъ правдоподобнымъ образомъ. Недостаточная опытность автора въ дѣлѣ писанія для сцены сказывается всего болѣе въ томъ, что артистовъ въ пьесѣ занято много (17), а дѣйствующее лицо одно -- Бѣлозеровъ, остальные подаютъ ему реплики и договариваютъ за него то, чего онъ самъ про себя сказать не можетъ. Фигуры Ольги Павловны и Ратищева очерчены слабо, и это сглаживается только превосходною игрой г-жи Лешковской и г. Южина. Г. Ленскій сдѣлалъ съ своей стороны все то, что можетъ только сдѣлать очень умный и очень талантливый артистъ изъ такой тяжелой и опасной роли, какъ его роль, гдѣ каждая не въ надлежащій тонъ, не въ должную мѣру сказанная фраза можетъ погубить не только цѣлую сцену, но, пожалуй, и всю пьесу, вызвавши въ публикѣ измѣненіе настроенія въ нежелательномъ направленіи. Въ третьемъ актѣ,-- въ замѣчательно талантливо написанной сценѣ, слѣдующей за прощаніемъ съ сыномъ,-- г. Ленскій глубоко растрогалъ всѣхъ зрителей неподдѣльною задушевностью. Г. Рыбаковъ вѣрно изобразилъ ассистента, "обожающаго" своего профессора. Г. Правдину мы позволяемъ себѣ дать добрый, по нашему мнѣнію, совѣтъ избѣгать въ гримѣ сходства съ живыми, болѣе или менѣе, извѣстными лицами. Совѣтъ этотъ и вообще слѣдовало бы принять къ свѣдѣнію нашимъ артистамъ.
   Авторъ трагедіи Аррія и Мессалина, Адольфъ Вильбрандтъ, родился въ августѣ 1837 г., началъ свою литературную дѣятельность въ началѣ шестидесятыхъ годовъ въ качествѣ соредактора Южно-Германской Газеты (Süddeutsche Zeitung) въ Мюнхенѣ. Какъ лирическій поэтъ, онъ стоить очень невысоко, за то большою извѣстностью пользуется во всей Германіи за написанныя имъ біографіи, романы и драматическія произведенія, которыя были поставлены и теперь играются на всѣхъ нѣмецкихъ сценахъ. Первая по времени драма, Графъ фонъ-Гаммерштейнъ, написана имъ въ 1870 г.; за нею слѣдовали другія драмы, комедіи, которыхъ мы перечислять не будемъ, и трагедіи: Народный трибунъ Гракхъ (1872 г.), Аррія и Мессалина (1874 г.), Джіордано Бруно (1874 г.), Неронъ (1876 г.) и друг., доставившія ему мѣсто директора Гофбургъ-театра въ Вѣнѣ. Въ оригиналѣ трагедіи эти отличаются изяществомъ и силою стиха, чего никакъ нельзя сказать про переводъ, сдѣланный г. Бронниковымъ. Въ этомъ переводѣ странно звучатъ даже имена дѣйствующихъ лицъ: Щецина Петусъ, вмѣсто Щецина Петь, Маркусъ, его сынъ, вмѣсто Маркъ, Галій Силій, вмѣсто Кай Силій, Вецій Валенсъ, вмѣсто Вектій Валентъ. Трагедія построена авторомъ на исторической основѣ, но съ подлинною исторіей авторъ не стѣсняется, измѣняетъ и время событій, и мѣсто дѣйствія, сообразно плану сочиненной имъ трагедіи, мѣстами очень сценичной и эффектной, мѣстами -- расплывчатой, тягучей и просто скучной. Главнѣйшія отступленія отъ исторіи заключаются въ томъ, что въ дѣйствительности Аррія и ея мужъ умерли въ 42 г. по Р. Хр., а Мессалина убита въ 48 г. въ садахъ Лукулла, черезъ нѣсколько дней послѣ своего торжественнаго бракосочетанія съ Каемъ Силіемъ. Нѣмецкій же драматургъ пріурочиваетъ эти три событія къ одному дню и сводитъ ихъ въ одно мѣсто -- во дворецъ Мессалины. Имя Арріи, знатной римлянки, дошло до насъ лишь потому, что она послѣдовала за мужемъ Щециной Петомъ, когда онъ былъ арестованъ, по обвиненію въ заговорѣ и возстаніи противъ императора Клавдія, и привезенъ въ Римъ, гдѣ приговоренъ къ смерти, причемъ императоръ милостиво предоставилъ ему избрать самому родъ смерти и покончить съ собою какъ ему угодно. Въ послѣднюю минуту Петь упалъ духомъ и не рѣшался нанести себѣ смертельный ударъ. Аррія старалась ободрить мужа предложеніемъ умереть вмѣстѣ и, когда онъ все еще колебался, ударила себя кинжаломъ въ грудь, подала окровавленное оружіе Пету и сказала: "Paete, non dolet!" ("Петъ, не больно!"). Изъ этого, т.-е. изъ трехъ словъ римской матроны, Вильбрандтъ сдѣлалъ трагедію, въ 5-ти дѣйствіяхъ и 6-ти картинахъ, нижеслѣдующаго содержанія. Въ отсутствіе своего мужа, Клавдія, уѣхавшаго въ Остію, Мессалина (г-жа Ермолова), бывшая въ открытой связи съ консуломъ Каемъ Силіемъ (г. Рыжовъ), увлекается юношей Маркомъ (г. Ильинскій), сыномъ Щецины Пета (г. Горевъ) и Арріи (г-жа Ѳедотова). Изъ любви къ Марку Мессалина отмѣняетъ смертный приговоръ, тяготѣвшій надъ его больнымъ отцомъ, и назначаетъ молодому человѣку первое свиданіе въ маленькомъ храмѣ Венеры въ императорскомъ саду. Маркъ очарованъ красотою женщины и волшебною обстановкой, въ которой она его принимаетъ, но онъ понятія не имѣетъ, кто эта красавица, и приходитъ въ ужасъ, узнавши отъ нея, что она -- Мессалина. Аррія, извѣщенная Нарциссомъ, довѣреннымъ отпущенникомъ Клавдія, является на свиданіе сына съ Мессалиной и убѣждается въ томъ, что ея Маркъ попалъ въ сѣти опозоренной, ненавистной ей женщины. Въ отчаяніи Аррія возвращается домой, въ комнату сына, и ждетъ его возвращенія. Приходитъ Маркъ, признается матери во всемъ и сообщаетъ, что утромъ пріѣдетъ за нимъ Мессалина, повезетъ его въ своей колесницѣ по городу, покажетъ народу въ качествѣ своего новаго фаворита и объявитъ его своимъ мужемъ и цезаремъ. Аррія проклинаетъ сына говоритъ, что избѣжать безчестья онъ можетъ только самоубійствомъ. Маркъ выпиваетъ ядъ и умираетъ. Аррія отъ всѣхъ и даже отъ своего мужа скрыла причину смерти сына. Не знаетъ объ этомъ событіи и Мессалина. Стосковавшись о юномъ любовникѣ, она является въ домъ, гдѣ живетъ семья Цецины Пета, какъ разъ, когда изъ внутреннихъ покоевъ вынесли украшенный цвѣтами гробъ съ тѣломъ Марка. Режиссеръ не знаетъ, очевидно, что гроба въ то время не были въ употребленіи въ Римѣ. Ошеломленная горемъ, влюбленная Мессалина не можетъ скрыть своихъ отношеній къ умершему юношѣ. Она сбрасываетъ съ себя украшенія въ знакъ траура, кидается къ покойнику, хочетъ поцѣловать его. Аррія не допускаетъ ее до гроба, не дозволяетъ ей "осквернять" своимъ прикосновеніемъ тѣло сына. Мессалина грозитъ ей жестокою местью и приводитъ угрозу въ исполненіе, приговоривши Щецину Пета къ смерти отъ его собственной руки передъ ея, Мессалины, глазами. Тутъ, въ пятомъ дѣйствіи, разыгрывается сцена колебаній Щецины Пета и затѣмъ самоубійство обоихъ супруговъ, какъ нами разсказано выше. Происходитъ это среди вакханаліи, которою Мессалина пытается заглушить свое горе о потерѣ юнаго возлюбленнаго. Въ то же время, она приказываетъ совершить брачный обрядъ, соединяющій ее съ Силіемъ, и объявляетъ новаго своего супруга цезаремъ. Но отпущенникъ Нарциссъ успѣлъ уже принять свои мѣры: онъ вбѣгаетъ съ когортами преторіанцевъ и приказываетъ убить Мессалину, что и происходитъ за кулисами. Съ точки зрѣнія исторической все это невѣрно. Даетъ ли трагедія правильное представленіе о римской жизни того времени и о характерахъ историческихъ личностей, выведенныхъ авторомъ на сцену? Полагаемъ, что нѣтъ, и, въ подтвержденіе нашего мнѣнія, ссылаемся на одинадцатую книгу Лѣтописи Тацита. Въ трагедіи недостаетъ того суроваго колорита, какимъ окрашена была вся тогдашняя жизнь Рима, той тяжелой и гнетущей атмосферы, которую создало господство Мессалины и отпущенниковъ Клавдія, забравшихъ въ свои руки страшную власть цезарей. Всѣ эти дѣйствующія лица: Нарциссъ, Силій, Вектій Валентъ, Кальпурніанъ, Щецина Петь,-- все это не только не историческія фигуры въ трагедіи, но даже и совсѣмъ не римляне, а довольно добродушные и немного слащавые нѣмцы. Нѣсколько рѣзче очерченъ характеръ Арріи. Что же касается Мессалины, то мы восхищались чудною игрой г-жи Ермоловой, выносившей всю трагедію на своихъ плечахъ, и видѣли Мессалину, очень талантливо созданную нѣмецкимъ драматургомъ, но нисколько не похожую на тотъ образъ, который представляется нашему воображенію на основаніи источниковъ и литературы о времени Клавдія. У Ад. Вильбрандта это -- страстная, пылко увлекающаяся до самозабвенія женщина, нервная до истеричности, почти до невмѣняемости, измѣнчивая и капризная, какъ перебалованный ребенокъ, безумно хватающійся за всякую блестящую игрушку и такъ же безсмысленно уничтожающій ее въ порывѣ минутнаго раздраженія. При такихъ данныхъ эта женщина возбуждаетъ не ужасъ и не отвращеніе, а иныя чувства, порою близкія къ жалости,-- настолько искренни и неподдѣльны въ ней вспышки любви, проявленія отчаянія, попытки заглушить безъисходное горе вакханаліей, какимъ-нибудь неслыханнымъ поступкомъ. За романистами и драматургами издавна укрѣплено право отступать въ ихъ произведеніяхъ отъ писанной исторіи, но такое право едва ли можно считать ничѣмъ неограниченнымъ и, во всякомъ случаѣ, никогда не слѣдуетъ безъ особенной необходимости пользоваться такимъ правомъ, какъ то, по нашему мнѣнію, дѣлаетъ Ад. Вильбрандтъ. Трагедія закончена смертью Арріи и Пета, судьба Мессалины не находится ни въ какой связи съ участью погибшихъ супруговъ, и если авторъ хотѣлъ непремѣнно тутъ же изобразить порокъ наказаннымъ, показать кару, постигающую злодѣевъ за ихъ преступленія, то сдѣлалъ это во всѣхъ статьяхъ неудачно, ибо, во-первыхъ, по его трагедіи, оказывается, что Мессалина -- не злодѣйка, а истерическая женщина, случайно пользующаяся деспотическою властью; во-вторыхъ, въ ряду совершонныхъ женою Клавдія и переданныхъ намъ исторіей преступленій, изображенное въ трагедіи представляется не болѣе, какъ проявленіемъ неистовства ненормальной женщины, и, въ-третьихъ, кара обрушивается такъ неожиданно, совершается такъ быстро, что теряетъ грозное значеніе возмездія. Въ дѣйствительности, по разсказу Тацита, конечная расплата за все содѣянное была неизмѣримо трагичнѣе и страшнѣе для Мессалины, всѣми покинутой и изнывающей въ садахъ Лукулла съ глазу-на-глазъ съ матерью въ ожиданіи убійцъ, которые пришли, наконецъ, и, прежде чѣмъ совершить казнь, осыпали женщину, всесильную нѣсколько дней назадъ, "рабскою бранью"... Для этого нуженъ былъ отдѣльный актъ, если только, вообще, онъ нуженъ.

------

   Въ Россіи живо еще очень старое и чисто-русское искусство "сказыванія" былинъ или "старинокъ", какъ называетъ ихъ народъ, а самыхъ сказывателей онъ именуетъ почему-то "сказителями". Этотъ родъ вполнѣ народнаго искусства сохранился въ нашихъ сѣверныхъ губерніяхъ, какъ кобзари уцѣлѣли въ Малороссіи. Но и кобзари, и сѣверные "сказители" и теперь уже очень немногочисленны; недалеко, вѣроятно, время, когда исчезнутъ совсѣмъ тѣ и другіе, а съ послѣдними изъ нихъ порвется традиція и умретъ ихъ своеобразное искусство, наслѣдіе глубокой старины. Искусство это до сихъ поръ интересовало почти исключительно собирателей былинъ, народныхъ пѣсенъ и сказаній и очень немногихъ любителей. Русская столичная публика впервые, кажется, познакомилась съ нимъ въ 1871 г., когда олонецкій крестьянинъ Трофимъ Григорьевичъ Рябининъ пѣлъ свои "старинки" въ Петербургѣ. Во время нынѣшнихъ рождественскихъ праздниковъ пріѣхалъ въ Москву его сынъ, Иванъ Трофимовичъ, и московское общество имѣло возможность слышать, какъ онъ "сказываетъ" цѣлый рядъ былинъ, въ которыхъ насчитывается до 6,000 стиховъ. Насколько наше общество заинтересовалось отживающимъ свое время искусствомъ, мы сказать не можемъ, но несомнѣнно то, что на него, по иниціативѣ графа П. А. Капниста, попечителя московскаго учебнаго округа, обращено должное вниманіе нашихъ педагоговъ. Съ пѣніемъ Рябинина познакомились преподаватели русскаго языка въ учебныхъ заведеніяхъ Москвы, и Рябининъ приглашенъ сказать нѣкоторыя изъ былинъ передъ воспитанниками нашихъ гимназій. Вотъ былины, которыя поетъ "сказитель": Вольга и Микула (Вольга Святославичъ и Микула Селяниновичъ), Илья Муромецъ и Соловей-Разбойникъ, Илья Муромецъ и Калинъ-царь, Илья Муромецъ въ ссорѣ съ Владиміромъ, Илья Муромецъ и его дочь, Добрыня и Маринка, Добрыня и Змѣй, Добрыня и Василій Казиміровъ, Дунай, Хотенъ Блудовичъ, Дюкъ Степановичъ, Королевичи изъ Крякова, Молодецъ и худая жена, затѣмъ двѣ историческія пѣсни: Скопинъ и Гнѣвъ Грознаго на своего сына, и четыре духовныхъ стиха: Егорій Храбрый, Князь Агрика, Распятіе Христа и Вознесеніе Христа. Иванъ Трофимовичъ Рябининъ грамотѣ не обученъ, старинки и пѣсни перенялъ отъ своего отца и сказываетъ ихъ на память, то распѣвая стародавними напѣвами, разными для каждаго сказанія, въ высшей степени оригинальными, но монотонными, то декламируя ихъ съ поразительнымъ мастерствомъ, глубоко захватывающимъ слушателей. Въ отличіе отъ южно-русскихъ кобзарей и лирниковъ (бандуристовъ), наши сѣверные сказители поютъ безъ музыки и не на какихъ-либо собраніяхъ, а у себя въ избахъ въ долгіе зимніе вечера, когда вся семья занята домашними работами. Напѣвы ихъ можно, конечно, записать, что отчасти уже и сдѣлано, и въ нотахъ сохранить для потомства. Что же касается особенностей ихъ декламаціи, то ее можно и было бы желательно передать на пластинки фонографа, ибо, какъ мы сказали, искусство это весьма недолговѣчно. Новыя пѣсни вытѣсняютъ старые напѣвы, съ развитіемъ грамотности слабѣетъ въ народѣ интересъ къ "старинкамъ"-былинамъ, и онѣ быстро забываются и на далекомъ сѣверѣ, какъ совсѣмъ уже забыты въ средней Россіи. Ихъ, по всей вѣроятности, переживутъ духовные стихи, распѣваемые слѣпцами-нищими на ярмаркахъ и богомольяхъ и извѣстные подъ общимъ опредѣленіемъ: "пѣть Лазаря". Между этимъ пѣніемъ и передачею духовныхъ стиховъ И. Т. Рябининымъ есть не мало общаго. Духовныя пѣсни и былины поются различными напѣвами, почти для каждой изъ нихъ существуетъ одна опредѣленная музыкальная фраза, которая неизмѣнно повторяется во всемъ сказаніи. Нельзя сказать того же про декламацію, гдѣ изъ-за одного общаго тона слышатся очень тонкіе, едва уловимые оттѣнки, согласующіеся съ содержаніемъ, придающіе особенную прелесть сказываемому и выражающіе отношеніе "сказителя", а съ нимъ и народа, къ тому или другому событію или герою и его словамъ и дѣйствіямъ, припоминаемымъ былиной. Сколько намъ извѣстно, существуетъ тенденція опредѣлить точно, по какой метрической формѣ сложились наши былины, -- говорятъ о пяти-стопномъ хореѣ съ дактилическимъ окончаніемъ. Мы полагаемъ, что такое мнѣніе не доказано и едва ли можетъ быть доказано безъ нѣкоторыхъ натяжекъ, и предпочитаемъ оставаться при старомъ и вполнѣ достаточномъ опредѣленіи, котораго держались наши учителя, называвшіе созданную русскимъ народомъ форму сказаній просто "былиннымъ стихомъ". Мы позволимъ себѣ добавить, что такого мнѣнія держится большой знатокъ дѣла, профессоръ Ѳед. Евг. Коршъ.

-----

   Во время Рождественскихъ праздниковъ, въ училищѣ живописи, ваянія и зодчества была обычная, въ нынѣшнемъ году шестнадцатая, выставка ученическихъ картинъ. Общее впечатлѣніе на насъ она произвела двоякое: весьма благопріятное производитъ выборъ сюжетовъ, свидѣтельствующій, по большей части, о наблюдательности, впечатлительности и вдумчивости молодыхъ людей, готовящихся сдѣлаться художниками и ищущихъ того пути, по которому предстоитъ идти каждому изъ нихъ; неблагопріятное впечатлѣніе оставила въ насъ эскизность большинства выставленныхъ картинъ, ихъ незаконченность, что особенно замѣтно въ жанровыхъ картинахъ и въ этюдахъ. съ пейзажемъ молодые люди справляются много лучше, и въ этомъ отношеніи нѣкоторые изъ нихъ подаютъ блестящія надежды. Таковы картины: Тихій день (море) и Прибой Королькова, Днѣпровскій берегъ и На Днѣпрѣ Бялыницкаго-Бирули, На озерѣ и Вечеръ въ деревнѣ Вл. Соколова, Сосновый лѣсъ и Въ лѣсу Пчелина, Разсвѣтъ Серегина, маленькая картинка г-жи Боланаки Эгейское море, и Озеро въ паркѣ В. Соколова, На Волгѣ Тишина, Лѣсъ Михайловскаго, Миноноска въ морѣ Лядова, Гробница Тамерлана и Дворецъ Шаха-Зинда Пожарскаго и пр. Изъ портретовъ мы считаемъ лучшими: Володи К., писанный Кругликовымъ, и работы Андреева -- портретъ А. и Н. У--выхъ. Менѣе удаченъ сдѣланный Андреевымъ же портретъ В. А. Гольцева и Волгужевымъ портретъ H. Н. Златовратскаго; въ обоихъ есть сходство, но нѣтъ той характерности, которая такъ дорога въ портретахъ. Обоихъ писателей узнать можно съ перваго взгляда, но далеко не это одно желательно имѣть на портретѣ,-- этого достигаетъ фотографія въ большей мѣрѣ, чѣмъ художникъ, отъ художника же требуется то именно, чего свѣтопись дать не можетъ,-- живого лица съ его особенностями, физіономіи, такъ сказать. Изъ картинъ съ человѣческими фигурами мы отводимъ одно изъ первыхъ мѣстъ произведенію Рыбакова: Возвращенный изъ ссылки. Вернулся на родину крѣпкій старикъ,-- лицо благообразное, одѣтъ онъ чисто, за плечами походный мѣшокъ, не сума нищенская,-- видно по всему, что тяжелую кару онъ перенесъ бодро, не упалъ духомъ и тѣломъ не ослабѣлъ; покончилъ наказаніе и шелъ къ себѣ домой за тысячи верстъ, спѣшилъ къ покинутой семьѣ. И вотъ онъ у давно желанной цѣли, но, вмѣсто уютной избы, передъ нимъ полураскрытая, на бонъ покачнувшаяся развалина безъ рамъ и безъ дверей; нѣтъ ни семьи, ни хозяйства, все врознь пошло, всѣ разбрелись и все разрушено, кругомъ пустырь. Хорошо, тщательно написанная картина производитъ серьезное впечатлѣніе, выразительная фигура старика превосходна. Очень хороша картина Ватутина Въ праздничный день, изображающая отдыхъ и забавы учениковъ и подмастерьевъ ремесленнаго заведенія. Восемь фигуръ отлично сгруппированы, все просто и живо, прямо схвачено съ натуры, моментъ взять удачно, фигуры и лица характерны и экспрессивны. Въ замыслѣ нѣтъ и намека на тенденцію, это настоящій жанръ,-- жизнь, какова она есть въ дѣйствительности. Прекраснѣйшее впечатлѣніе производить картина Волочинкова Въ отставкѣ: старикъ солдатъ на крыльцѣ какого-то маленькаго казеннаго дома кормитъ куръ, вотъ и все, но это дышетъ правдой, и на васъ вѣетъ неподдѣльною тихою грустью,-- у стараго служаки ничего и никого не осталось въ жизни, кромѣ никому ненужной обязанности караулитъ эти желтыя стѣны и удовольствія смотрѣть, какъ куры клюютъ брошенныя имъ крошки хлѣба. Очень милы дѣти въ картинѣ Попова Засада. Нѣсколько малышей притаились подъ кустами у околицы и поджидаютъ двухъ возвращающихся въ деревню товарищей; какъ тѣ подойдутъ, ребятки вскочатъ, закричать-заухаютъ, перепугаютъ пріятелей. Считаемъ своимъ долгомъ упомянуть о хорошенькой жанровой картинкѣ Батюкова Дорогой гость, солдатикъ, котораго любовно угощаетъ горничная въ отсутствіе господь, очевидно, это -- ея "кумъ". Далѣе слѣдуютъ безхитростныя, но симпатичныя картинки: Тишина Наказанный, малышъ, стоящій въ углу, Гусева Отдыхъ старика и Огонь высѣкаетъ, К. Спасскаго Барышникъ, мальчикъ съ голубями. Очень хорошъ Пчеловодъ Серегина. За симъ мы перейдемъ къ картинамъ "съ идеей". Изъ нихъ лучшими, по замыслу, мы считаемъ: Семейную сцену Н. Розанова, на которой изображенъ выпившій лишнее рабочій, укоряющая его старуха мать и плачущая у окна молодая жена; Высотскаго Голодные и сытые, сюжетъ довольно сложный, но трактованный обдуманно и трезво, исполненный очень хорошо; Батюкова У пріѣзжей подруги: при тщательной и умѣлой выпискѣ, эта картинка была бы очень хороша, если бы смыслъ ея, и безъ того ясный, не былъ излишне и довольно неудачно подчеркнутъ пальцемъ франтоватой дѣвушки, указывающимъ на фотографическую карточку молодого человѣка въ то время, какъ деревенская подруга разсматриваетъ браслетъ. Первые шаги къ тенденціи представляютъ собой картины А. Соколова Передъ экзаменомъ и Ведяпина Усталъ, а также Галкина Передъ праздникомъ. Все это пока недурно, но для молодыхъ художниковъ, для учениковъ, такой путь довольно скользокъ и, при малѣйшей оплошности, можетъ загубитъ неокрѣпшее дарованіе. Мы не желали бы останавливаться на томъ, что на ученической выставкѣ плохо, и, во всякомъ случаѣ, называть имена авторовъ неудачныхъ картинъ не будемъ, но, тѣмъ не менѣе, считаемъ своею обязанностью для пользы самихъ же начинающихъ художниковъ указать на нѣкоторыя произведенія, какъ на образцы того, чего не должно дѣлать. Такъ, мы считаемъ совершенно неумѣстнымъ на картинѣ Тяжелая доля лоскутъ бумаги съ надписью "Большой балетъ". Если чья доля тяжела, то балетъ тутъ ровно не при чемъ. Мы находимъ крайне неудачною мысль выставлять картину, на которой изображены только спина и затылокъ, какъ Въ мастерской художницы, На натурѣ, Балерина. Этого рода этюды нужны, конечно, чтобы выучиться писать и затылки, и спины, только имъ мѣсто въ классахъ и мастерскихъ, а не на выставкахъ. Совсѣмъ не должно писать такой чепухи, какъ Въ бреду. По части nature morte съ удовольствіемъ отмѣчаемъ шелковыя матеріи и парчи, написанныя Горѣловымъ. А затѣмъ просимъ молодыхъ людей за правду не посѣтовать, не взыскать, если мы пропустили что-нибудь хорошее, и принять наши искреннія пожеланія успѣховъ въ техникѣ и бодрости въ работѣ мысли.

-----

   Московское общество любителей художествъ устроило въ нынѣшнемъ году свою (тринадцатую) періодическую выставку картинъ не въ обычномъ помѣщеніи (близъ Страстного монастыря), а въ верхнихъ залахъ Историческаго музея. Всѣхъ картинъ выставлено 182, и нѣтъ изъ нихъ ни одной особенно выдающейся, на которой могло бы остановиться вниманіе знатока или любителя,-- все мелко, все прилично и все посредственно. Само собою разумѣется, что къ выставленнымъ здѣсь картинамъ нельзя прилагать той мѣрки, по которой оцѣниваются ученическія работы на выставкѣ въ училищѣ живописи, ваянія и зодчества. Здѣсь мы видимъ произведенія не пытающихъ свои силы молодыхъ людей, а настоящихъ художниковъ, изъ которыхъ нѣкоторые пользуются извѣстностью и къ которымъ общество вправѣ предъявлять серьезныя требованія. Тамъ, на Мясницкой, мы можемъ тѣшить себя надеждой, что молодыя силы разовьются и современенъ дадутъ что-нибудь не совсѣмъ заурядное. Въ залахъ Историческаго музея мы испытываемъ полное разочарованіе: это -- не выставка, это -- картинная лавка, гдѣ все принесено на продажу и все приноровлено къ требованіямъ рынка, къ спросу, къ среднему вкусу и среднему карману покупателей. Наиболѣе пріятное впечатлѣніе производятъ двѣ небольшія картины А. С. Степанова: Встрѣча пріѣзжаю и На псарнѣ. На первой изображена толпа деревенскихъ ребятишекъ, поджидающихъ у околицы подъѣзжающій экипажъ, запряженный парой. Ребятки успѣли уже отворить ворота въ чаяніи подачки и любопытно всматриваются въ пріѣзжаго. На псарнѣ доѣзжачій и подгонщикъ готовятъ въ корытѣ овсянку для стаи гончихъ, которыя въ разнообразныхъ позахъ стоятъ поодаль и, хорошо вышколенныя, не смѣютъ двинуться, ждутъ команды. Обѣ картины написаны превосходно. Необыкновенно мила небольшая картинка Л. О. Пастернака Чижикъ: папаша сидитъ у рояля съ маленькою дочуркой на рукахъ и тѣшитъ ребенка, наигрывая однимъ пальцемъ знаменитаго "Чижика". Трогаетъ за душу картина H. К. Грандковскаго Въ Воспитательный домъ, изображающая молодую мать въ постели, отчаянно отвернувшую лицо въ то время, какъ пожилая акушерка уноситъ новорожденнаго ребенка. Очень понравился намъ типическій и симпатичный Сельскій священникъ на пашнѣ Я. П. Турлыгина, причемъ мы подумали, однако, что пашня могла бы быть и менѣе лиловою. На картинѣ И. Богданова Праздничный день очень хороша пожилая благочестивая женщина, читающая что-то "божественное" по большой книгѣ въ кожаномъ переплетѣ. Пріятное впечатлѣніе производитъ картина А. Корина У теплины, изображающая двухъ парней, грѣющихся передъ костромъ. И, наоборотъ, весьма непріятно встрѣчать на выставкахъ такія большія и такія плохія картины, какъ Умирающая Н. Орлова, на которой изображена умирающая женщина въ избѣ, наполненной ея семьей и сосѣдками. Старо это и надоѣло всѣмъ до невозможности, и смысла въ этомъ нѣтъ никакого. Кто же не знаетъ, что умираютъ люди въ избахъ, какъ и въ богатыхъ палатахъ? Кого можетъ интересовать такой заурядный фактъ, какъ смерть крестьянки, окруженной своею семьей? Кому нужна такая картина, да еще крайне плохо написанная? Такъ же точно недоумѣваемъ мы, кому понадобится и какой смыслъ имѣетъ большая картина П. Нилуса, изображающая въ натуральную величину двухъ господъ, сидящихъ передъ столомъ, уставленнымъ бутылками и закусками. По части пейзажей, за исключеніемъ Бури г. Боголюбова и У Азовскихъ береговъ г. Досѣкина, дѣйствительно, очень хорошихъ, можно только сказать, что все обстоитъ по-старому: лѣтомъ зелено, иногда даже очень зелено, какъ на блюдѣ шпината, осенью желто, иногда и слишкомъ желто... Словомъ, восхититься нечѣмъ. А затѣмъ пойдутъ "дворики", да "дворы", "слободки", да крымскіе виды... Слѣдуетъ, впрочемъ, отмѣтить довольно большую картину М. Вязмитинова На жнитвѣ, живо передающую впечатлѣніе страдной поры въ средней Россіи. Какъ всегда, хороши головки И. Е. Рачкова, интересны пастели И. И. Левитана, портреты А. В. Маковскаго, В. А. Сѣрова и H. К. Бодаревскаго и nature morte (плоды) Э. Фаллизъ. А въ видѣ общаго заключенія мы могли бы только повторить сказанное нами вначалѣ.

Ан.

"Русская Мысль", кн.I, 1894

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru