Ремезов Митрофан Нилович
Современное искусство

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Малый театр: "Дворянское гнездо", драма в 4-х действиях (по Тургеневу) Петра Вейнберга.- "Два лагеря", комедия в 4-х действиях Н. И. Тимковского.- "Родина", драма в 4-х действиях Германа Зудермана.- "Старый закал", драма в 5-ти действиях князя А. И. Сумбатова.


   

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

Малый театръ: Дворянское гнѣздо, драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ (по Тургеневу) Петра Вейнберга.-- Два лагеря, комедія въ 4-хъ дѣйствіяхъ Н. И. Тимковскаго.-- Родина, драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ Германа Зудермана.-- Старый закалъ, драма въ 5-ти дѣйствіяхъ князя А. И. Сумбатова.

   Осенній сезонъ московскаго Малаго театра прошелъ въ нынѣшнемъ году благополучнѣе, чѣмъ за нѣсколько предшествовавшихъ лѣтъ: на этотъ разъ не провалилась ни одна пьеса изъ пяти новыхъ, поставленныхъ въ сентябрѣ и въ октябрѣ, и двѣ изъ нихъ имѣли положительный успѣхъ. Первыми новинками шли: Два лагеря, комедія въ 4-хъ дѣйствіяхъ Н. И. Тимковскаго (Криницкаго), и Миражи, комедія въ 5-ти дѣйствіяхъ А. А. Вербицкой, за ними Родина, драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ Германа Зудермана, въ переводѣ г. Куманина, потомъ Дворянское гнѣздо, драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ и 6-ти картинахъ (по Тургеневу) Петра Вейнберга, и, наконецъ, 31 октября, въ бенефисъ режиссера г. Черневскаго, поставлена драма князя А. И. Сумбатова Старый закалъ. Наименьшій успѣхъ имѣла передѣлка г. Вейнберга знаменитаго и лучшаго романа Тургенева. Большинство газетъ, говорившихъ объ этой пьесѣ, высказали мнѣніе, что не слѣдуетъ передѣлывать для сцены произведенія, написанныя въ повѣствовательной формѣ. Съ этимъ мы не можемъ согласиться и, наоборотъ, думаемъ, что передѣлки въ драматическую форму выдающихся романовъ желательны, при непремѣнномъ условіи, разумѣется, чтобъ исполнено это было талантливо, тщательно, безъ искаженія фабулы, безъ переиначиванія или затемнѣнія характеровъ дѣйствующихъ лицъ. Дѣло это очень трудное, не менѣе трудное, какъ намъ сдается, чѣмъ написать драму или комедію на сюжетъ собственнаго измышленія. Но за то на сторонѣ драматурга, берущагося за такой трудъ, есть огромное преимущество: онъ имѣетъ въ рукахъ готовый матеріалъ, высокое достоинство котораго общепризнано, и трудъ передѣлывателя является добрымъ трудомъ популяризатора высокой идеи, если только выборъ сдѣланъ имъ такъ же удачно, какъ въ данномъ случаѣ. На самомъ дѣлѣ, Наканунѣ и Отцы и дѣти, Рудинъ и нѣкоторыя другія произведенія Тургенева имѣли огромное значеніе и вліяніе на общество въ свое время, какъ откликъ великаго таланта на вопросы, назрѣвавшіе въ тогдашнемъ обществѣ и настоятельно требовавшіе скорѣйшаго, можно сказать, неотложнаго разрѣшенія или, по меньшей мѣрѣ, разъясненія ихъ сущности. Съ тѣхъ поръ прошло тридцать пять лѣтъ, миновали шестидесятые и семидесятые годы, время пламенныхъ увлеченій и необычайнаго духовнаго подъема, поразительнаго роста общественнаго самосознанія. Всѣ вопросы, волновавшіе лучшихъ людей той эпохи, разрѣшены,-- хорошо ли, худо ли, это другое дѣло,-- но съ ними общество покончило, "наканунѣ" отошло въ область добрыхъ преданій, тогдашніе "отцы" сошли со сцены, ихъ "дѣти" въ свою очередь сдѣлались отцами, состарились, и между ними и ихъ дѣтьми стоятъ новые вопросы, сущность которыхъ тщетно пытаются нынѣшніе писатели опредѣлить съ такою ясностью и силой, какъ то было сдѣлано Тургеневымъ. Изъ далекаго прошлаго, черезъ всю эволюцію, пережитую русскимъ обществомъ, дошелъ до нашихъ дней во всей неприкосновенной свѣжести высоко-драматическій конфликтъ, положенный въ основу романа Дворянское гнѣздо, написаннаго въ 1859 г. Съ тѣхъ поръ и въ литературѣ, и въ жизни сдѣлано было много попытокъ найти честный выходъ изъ того положенія, въ которомъ роковымъ образомъ очутились Лаврецкій и Лиза, но къ выходу, безспорно признанному за надлежащій, мы нисколько не подвинулись, и вопросъ о немъ остается такимъ же новымъ и захватывающимъ, какимъ онъ представлялся въ то время, и такимъ же останется, вѣроятно, до тѣхъ поръ, пока будутъ на свѣтѣ дѣвушки, подобныя Лизѣ, обездоленные судьбой люди, подобные Лаврецкому. А такіе люди, ни чуть не выдуманные, не идеальные и лишь типически изображенные великимъ художникомъ,-- такъ же вѣчны, какъ чистая любовь, ихъ связавшая и приведшая къ грустному концу. Для такихъ романовъ, для такихъ драмъ не имѣютъ значенія ни время, ни мѣсто дѣйствія,-- они общечеловѣчны. Перестройка такихъ произведеній для изображенія ихъ въ лицахъ передъ массовою публикой всегда будетъ вызывать большой интересъ общества и будетъ поставлена въ заслугу драматургамъ, какъ напоминаніе о возвышенныхъ и гуманныхъ идеяхъ, какъ художественная ихъ иллюстрація, доступная такому множеству людей, которому неизвѣстны и долго останутся неизвѣстными выдающіяся произведенія въ ихъ повѣствовательной формѣ.
   Осуществленіе г. Вейнбергомъ его очень хорошаго замысла мы не можемъ признать вполнѣ удачнымъ. Съ огромными трудностями предпринятаго дѣла онъ не справился такъ, какъ это было желательно и какъ мы того ждали отъ его опытности и силы. Самый главный, основной, недостатокъ пьесы мы видимъ въ ея началѣ, производящемъ совершенно не то впечатлѣніе, какое получается при чтеніи романа. Передъ нами, увлекавшимися прелестью повѣствованія, проходятъ милые и дорогіе намъ образы, какъ тѣни или, пожалуй, вѣрнѣе, какъ фотографіи близкихъ намъ людей,-- фотографіи, возстановляющія въ нашемъ сознаніи множество такихъ подробностей, которыхъ не можетъ передать снимокъ, которыхъ и нѣтъ на немъ въ дѣйствительности. Память, возвратное впечатлѣніе, дополняетъ то, чего не передало воспроизведеніе. Танъ это для насъ и совершенно не такъ для людей, которые впервые знакомятся съ Лаврецкимъ и Лизой, появляющимися передъ ними во очію на театральной сценѣ. Для "чужихъ", для не знающихъ романа и не имѣющихъ ранѣе составленнаго понятія о томъ, въ чемъ тутъ дѣло, выходитъ такъ, будто Лаврецкій влюбляется въ милую, симпатичную сосѣдку, которую онъ зналъ маленькою дѣвочкой, будто Лиза съ первой встрѣчи, послѣ нѣсколькихъ фразъ, влюбляется въ только что пріѣхавшаго сосѣда и дальняго родственника. Деревенская барышня увидала новое, интересное лицо, услыхала новыя, симпатичныя ей слова и вспыхнула нѣжною страстью, сама еще не отдавая себѣ отчета въ томъ, "что съ нею дѣлается". Совсѣмъ это не такъ на самомъ дѣлѣ. Все это иначе и далеко не сразу совершается, тутъ нѣтъ и тѣни "влюбленности",-- тихо, шагъ за шагомъ, надвигается на обоихъ и постепенно захватываетъ ихъ иное чувство, именно то, для котораго созданы, роковымъ образомъ подготовлены всѣмъ прошлымъ такія души, какъ у Лаврецкаго и Лизы. Въ романѣ такое наростаніе чувства, развитіе его изъ неосязаемаго зародыша, проведено съ удивительною художественностью и правдивостью, составляющими главную основу прелести всего романа и его первенствующихъ дѣйствующихъ лицъ. Все дальнѣйшее есть только логическое послѣдствіе такой совершенно особенной, вполнѣ понятной "по Тургеневу", любви, которая имѣетъ очень мало общаго съ влюбленностью и съ тѣмъ, что представляетъ намъ пьеса г. Вейнберга. Мы не станемъ подробно разбирать пьесу, въ которой почти всѣ разговоры выписаны изъ романа и очень искусно связаны въ послѣдовательно развивающіяся сцены и дѣйствія. Нѣкоторыя отступленія отъ оригинала и добавленія къ нему, ради требованій сцены, ничего не портятъ и проходятъ незамѣченными для огромнаго большинства зрителей, частью забывшихъ романъ Тургенева иди и совсѣмъ его не читавшихъ. Въ наше время и такихъ не мало найдется не на однихъ только театральныхъ верхахъ. Напомнить однимъ лучшее изъ произведеній славнаго писателя, познакомить съ нимъ другихъ, хотя бы въ не совсѣмъ точной передачѣ -- дѣло, во всякомъ случаѣ, хорошее. Но напоминаніе или ознакомленіе при посредствѣ сцены требуетъ двойной передачи -- авторомъ пьесы и ея исполнителями. И, къ сожалѣнію, труппѣ Малаго театра, при темъ распредѣленіи ролей, какое мы видимъ въ Дворянскомъ гнѣздѣ, такая задача оказалась не по силамъ. Кто за это, то-есть за распредѣленіе ролей, долженъ нести отвѣтъ, мы разбирать не беремся, но считаемъ себя вправѣ выразить сожалѣніе по тому поводу, что сами артисты отнеслись, повидимому, слишкомъ равнодушно къ памяти Тургенева. Мы разумѣемъ не тѣхъ артистовъ, которые играли въ пьесѣ,-- о нихъ рѣчь впереди,-- а тѣхъ, которые въ ней не принимали участія. Мы думаемъ, что, несмотря на всѣ старанія г. Правдина, роль Лемма не совсѣмъ по немъ, и полагаемъ, что вышла бы она ближе къ подлиннику въ передачѣ г. Ленскаго. Какъ г. Правдинъ, такъ и г. Горевъ, изображавшій Гедеонскаго, даже излишне перестарались и довели типическія черты этихъ лицъ до каррикатурности. Тѣмъ не менѣе, они были лучшими изъ вторыхъ лицъ драмы. Въ роли Паншина кого бы ни выпустили вмѣсто г. Багрова, любой артистъ нашей труппы былъ бы лучше. Худшаго исполнителя этой роли не найти, кажется, нигдѣ въ мірѣ. Въ этомъ отношеніи совершенно подъ пару ему оказалась г-жа Тираспольская въ роли Варвары Павловны Лаврецкой. Какого чиновника министра и камеръ-юнкера, какую очаровательницу, восхищавшую весь Парижъ, изобразили г-жа Тираспольская и г. Багровъ -- это уму непостижимо. Театральныя подмостки все терпятъ, и публика наша вынослива, но вообразите себѣ такого сорта молодого человѣка и такого пошиба даму въ дѣйствительной жизни. Да нѣтъ, ничего подобнаго и вообразить нельзя въ нашемъ обществѣ, а тѣмъ паче въ обществѣ, выходившемъ изъ "дворянскихъ гнѣздъ" пятидесятыхъ годовъ. Плоха была г-жа Полянская въ роли Марьи Дмитріевны Калитиной, но она просто не достаточно ясно поняла свою роль и, какъ намъ кажется, ее немножко сбили съ толку. А сбило ее съ толку и, быть можетъ, не ее одну вотъ что: дѣло, по роману Тургенева, происходитъ около сорока лѣтъ назадъ. Въ погонѣ за реальностью и точностью, въ большинствѣ случаевъ очень похвальной, а иногда и не особенно нужной, наши распорядители сценой выпустили всѣхъ артистовъ въ костюмахъ и прическахъ якобы того времени, совершенно отличныхъ отъ принятыхъ въ наши дни. Вотъ эта-то непривычная внѣшность, повидимому, и повліяла на нѣкоторыхъ исполнителей, не видавшихъ обитателей "дворянскихъ гнѣздъ" и представившихъ ихъ себѣ чѣмъ-то вродѣ дѣйствующихъ лицъ Ревизора. Смѣемъ завѣрить дорогихъ намъ артистовъ,-- мы то время такъ же хорошо помнимъ, какъ вчерашній день,-- что въ дѣйствительности ничего подобнаго не было, что въ "дворянскихъ гнѣздахъ" жили точно такіе же барыни, барышни, молодые люди и старики, какіе и теперь живутъ въ хорошемъ обществѣ. Правда, моды измѣнились, но далеко не въ такой степени, какъ это изображено въ Дворянскомъ гнѣздѣ на сценѣ Малаго театра. Въ своей попыткѣ точно воспроизвести внѣшность того времени распорядители такъ же переусердствовали, какъ гг. Горевъ и Правдивъ. И мы считаемъ своею обязанностью сказать имъ: "усердствуйте, да не очень".
   При всемъ этомъ драма г. Вейнберга не "провалилась", и если не имѣла большого успѣха, то, именно, лишь въ силу нами высказаннаго. Найди г-жи Лешковская и Садовская и г. Южинъ хоть какую-нибудь поддержку въ остальныхъ исполнителяхъ, мы убѣждены, что результатъ получился бы совершенно иной. При всей блѣдности и неблагодарности роли Лаврецкаго (не въ романѣ, а въ драмѣ) г. Южинъ сдѣлалъ изъ этого лица глубоко-симпатичнаго человѣка, немного впадающаго въ нытье,-- но ужь въ этомъ вина лежитъ не на артистѣ. Г-жу Лешковскую мы, къ огромнѣйшему удовольствію нашему, можемъ поздравить съ блистательною побѣдой, одержанною надъ очень большими трудностями роли и надъ самою собой. Двѣ подобныхъ побѣды высоко-талантливой артистки мы отмѣтили въ свое время и хорошо ихъ помнимъ,-- въ драмѣ Жертва и въ трагедіи Шильонскій замокъ. Теперешнее торжество г-жи Лешковской еще выше и полнѣе. И опять-таки, какъ относительно г. Южина, не вина исполнительницы, если чудный образъ тургеневской Лизы воспроизведенъ передъ нами на сценѣ не въ той полнотѣ и чарующей ясности, съ какими онъ представляется въ романѣ. Но это образъ тотъ же самый, нѣжный и чистый, увлекающій своею необычайною простотой и неподдѣльною искренностью. До высокой степени совершенства доходить игра г-жи Садовской въ роли Марѳы Тимоѳеевны, особливо въ послѣднихъ сценахъ четвертаго акта, проведенныхъ настолько безукоризненно-правдиво, что передъ зрителемъ проносится уже не картина, созданная художникомъ, а нѣсколько глубоко-трогательныхъ моментовъ, цѣликомъ выхваченныхъ изъ дѣйствительной жизни... Считая своимъ долгомъ отмѣчать не одни только крупныя явленія, но и всякіе проблески дарованія молодыхъ артистическихъ силъ, мы съ удовольствіемъ обращаемъ вниманіе читателей на исполненіе г-жею Копниной маленькой роли француженки Жюстины, горничной Варвары Павловны. Въ нѣсколькихъ фразахъ настоящаго парижскаго говора и въ нѣсколькихъ угловатыхъ движеніяхъ, вѣрно схваченныхъ, молодая артистка отлично передала типическія черты изображаемой ею фигурки.
   Очень непріятное впечатлѣніе производитъ то обстоятельство, что въ томъ же спектаклѣ слѣдомъ за Дворянскимъ гнѣздомъ идетъ Месть Амура, сочиненія г-жи Щепкиной-Куперникъ, "лирическая сказка", какъ значится на афишѣ,-- "декадентская дрянь", какъ справедливо назвалъ эту пьесу одинъ знакомый намъ старый театралъ. Пытающіеся оправдать постановку пьесы говорятъ, что это -- "хорошенькая картинка, въ которой есть два-три десятка очень красивыхъ стиховъ". Мы же думаемъ, что гаденькій вздоръ нельзя скрасить никакою постановкой и никакими стихами, хотя бы они всѣ сплошь блистали, какъ самоцвѣтные камни. Въ этомъ-то и заключается сущность декадентства, что подъ вылощенною и отшлифованною формой преподносится публикѣ жалкое ничтожество, не стоющее выѣденнаго яйца, или того хуже -- нездоровая гниль, которая можетъ казаться лакомою только людямъ съ болѣзненно-извращенными вкусами. Въ пьесѣ г-жи Щепкиной-Куперникъ роли распредѣлены между девятью "госпожами", "господина" нѣтъ ни одного. Есть "графъ Филиппъ де-ла-Моттъ-Руврэй" (г-жа Таирова), избранный Амуромъ для отмщенія, да и тотъ оказывается переодѣтою дѣвицей. И вообще-то подобныя пьесы лучше бы не ставить на казенныхъ сценахъ, а ставить ихъ вмѣстѣ съ такими драмами, какъ Дворянское гнѣздо -- ужь совсѣмъ неподходящее дѣло.
   Г. Тимковскій (Криницкій) далъ своей комедіи заманчивое заглавіе Два лагеря, могущее заинтересовать очень многихъ въ наши дни, когда всякій общественный кружокъ оказывается расколотымъ на двѣ враждующія партіи, дающія другъ другу, въ большинствѣ случаевъ, совсѣмъ неподходящія клички "консерваторовъ" и "либераловъ", "охранителей" и "передовыхъ" и т. д. Какой бы кругъ ни выбралъ авторъ для того, чтобы показать намъ въ живыхъ, сценически-олицетворенныхъ образахъ представителей обоихъ "лагерей", ихъ взаимныя отношенія, сущность раздѣляющихъ ихъ взглядовъ и убѣжденій,-- одинаково любопытно должно быть изображеніе современной общественной междуусобицы. И мы думаемъ, что для опытнаго и талантливаго драматурга такая задача не представляетъ большихъ трудностей. Стоитъ только внимательно всмотрѣться во все окружающее, вдуматься въ смыслъ того, что у всѣхъ на виду, и ни за сюжетомъ, ни за типическими фигурами, усиленно просящимися на сцену, остановки не будетъ. Къ сожалѣнію, г. Тимковскій не взялъ на себя труда ни всматриваться, ни вдумываться, ни даже просто сообразить, что два общественныхъ круга, не имѣющихъ между собою ничего общаго, не составляютъ собою "двухъ лагерей", стоящихъ другъ противъ друга готовыми къ бою, а оказываются различными слоями общества, живущими рядомъ, каждый самъ по себѣ, своими особыми интересами и запросами отъ жизни. Въ комедіи, о которой идетъ рѣчь, нѣтъ и признака какихъ-нибудь "лагерей", и конфликтъ, положенный въ основу комедіи, вытекаетъ не изъ идейной розни людей одного класса и одинаковаго развитія, а изъ чисто-случайныхъ обстоятельствъ, сблизившихъ семью учителя Покровскаго (г. Макшеевъ) съ семьею богатаго фабриканта Коврова (г. Рыбаковъ). Дочь учителя, Зина (г-жа Токарева), влюбилась въ сына фабриканта, Анатолія (г. Ильинскій), Анатолій влюбился въ Зину, и рѣшили они сочетаться законнымъ бракомъ. Папаша-учитель не одобряетъ выбора дочери, а папаша-фабрикантъ прямо запрещаетъ сыну жениться на бѣдной дѣвушкѣ, готовитъ ему богатую невѣсту и, въ случаѣ неповиновенія, грозитъ прекращеніемъ выдачи денегъ на содержаніе Анатолія. Тотъ стоитъ на своемъ, поддерживаемый мамашей, Ириной Ивановной (г-жа Великанова-Рамазанова), которая обѣщаетъ выдавать сыну достаточно денегъ изъ собственныхъ средствъ. Въ послѣднюю минуту, въ день, назначенный для свадьбы Анатолія, фабрикантъ принуждаетъ жену передать ему, супругу, всѣ свои капиталы. Объ этомъ объявляютъ молодымъ людямъ, готовымъ ѣхать въ церковь, и Анатолій отказывается отъ любимой дѣвушки, такъ какъ не вѣритъ, что "съ милой рай и въ шалашѣ", знаетъ, что трудомъ существовать очень тяжело, да къ труду онъ не привыкъ и не приготовленъ. Свадьба разстраивается и комедіи -- конецъ. Изъ-за этого не стоило писать четыре акта и томить зрителей три часа.
   Драма Германа Зудермана Родина могла бы съ большимъ правомъ носить заглавіе Два лагеря. Тутъ на самомъ дѣлѣ члены одной семьи и одного общества расходятся такъ далеко другъ отъ друга, что примиреніе между ними становится невозможнымъ. Во главѣ семьи стоитъ заслуженный отставной подполковникъ Шварце (г. Горевъ), женатый вторымъ бракомъ на Августѣ фонъ-Вендловской (г-жа Великанова-Рамазанова). Приставка "фонъ", означающая дворянское происхожденіе жены Шварце, имѣетъ извѣстное вліяніе на весь складъ семьи. У подполковника двѣ дочери отъ перваго брака, Магда (г-жа Ермолова) и Мари (г-жа Кузина). Но старикъ признаетъ только меньшую дочь, живущую съ нимъ, старшую онъ давно исключилъ изъ семьи за "непокорность"; даже имя Магды никто не смѣетъ произнести въ присутствіи старика, строгаго охранителя семейныхъ началъ, скрѣпляемыхъ всеподчиняющимъ авторитетомъ родительской власти. Преступленіе Магды, лишившее ее семьи, состояло въ томъ, что она не согласилась выйти замужъ за очень почтеннаго пастора Гефтердинга, назначеннаго ей въ супруги волею родителя. Изъ душной атмосферы чопорной провинціальной жизни, строго размѣренной, гнетущей своимъ разъ навсегда установленнымъ однообразіемъ, Магда рвалась на свободу, на широкій просторъ и, увлекаясь музыкой, ушла учиться, жить независимо, самой проложить себѣ путь, существовать самостоятельно заработкомъ. Родные вычеркнули ее изъ семьи и знать не хотятъ, гдѣ она, что съ нею сталось. Такъ прошло семь лѣтъ. За это время дѣйствительная жизнь дала Магдѣ неизмѣримо болѣе того, о чемъ когда-либо мечтала молодая дѣвушка. Магда сдѣлалась пѣвицей и европейскою знаменитостью. Въ родномъ городѣ никто этого не подозрѣваетъ, такъ какъ она прославилась подъ принятою ею для сцены итальянскою фамиліей. Въ городѣ какой-то мѣстный національный праздникъ, распорядители пригласили участвовать въ немъ знаменитую пѣвицу, Магду потянуло на родину, къ тихому отцовскому дому, и она пріѣхала. Тутъ, конечно, скоро узнали, кто она. Подъ вліяніемъ пастора Гефтердинга, подполковникъ соглашается принять строптивую дочь,-- не примириться съ нею, нѣтъ, а "простить" ея заблужденія. Все это устраивается, но рознь отъ того ничуть не сглаживается. Все хорошо, все мило въ родительскомъ домѣ, но мило это все, какъ воспоминаніе прошлаго, далекаго и невозвратимаго. Магда привыкла быть полною госпожой своихъ поступковъ, думъ и убѣжденій, хотя они шли въ разрѣзъ съ понятіями и взглядами того общества, къ которому принадлежатъ ея отецъ, сестра, мачиха и всѣ остальные. Своя она здѣсь только по рожденію, по духу и мысли -- она всѣмъ чужая, и все ей здѣсь не только чуждо, но и враждебно. Съ своимъ лагеремъ, крѣпко держащимся всѣхъ традицій, она порвала всякія связи и сердцемъ, и умомъ перешла въ другой лагерь, не признающій разумности и полезности тѣхъ законовъ, которые составляютъ святыню ея "родины". Изъ этой розни, естественно, возникаетъ глухая, затаенная борьба. Магда старается уклониться отъ нея изъ любви къ отцу и сестрѣ, идетъ на многія уступки въ надеждѣ скоро вырваться опять на свободу. Но "родина" не удовлетворяется тѣмъ, что она есть въ данную минуту, она заявляетъ свои права контролировать ея прошлое. А въ этомъ прошломъ была любовь, у Магды есть ребенокъ, который далъ ей силы перенести очень много горькаго и тяжелаго. Она боготворитъ свое дитя, ради него живетъ и работаетъ, и въ этомъ видитъ цѣль и радость жизни. Дѣло усложняется появленіемъ героя давно и грубо оборваннаго романа, совѣтника фонъ-Келлера. Подполковникъ Шварце добился-таки своего, выпыталъ у дочери полную исповѣдь и рѣшилъ безповоротно, что только бракомъ Келлера съ Магдой можно возстановить честь семьи,-- по убѣжденіямъ Шварце,-- опозоренной преступною дочерью. Подъ давленіемъ всего окружающаго, Магда соглашается и на эту жертву. Но требованіе Келлера, чтобы она, вступая съ нимъ въ бракъ, отказалась отъ своего ребенка, разсталась бы съ нимъ, доводитъ Магду до послѣдней крайности,-- подчиниться этому требованію она не можетъ, это выше силъ ея. На отчаянныя требованія отца, подъ угрозой убить ее и себя, Магда не находитъ другого исхода, чтобъ избавиться отъ ненавистнаго и невозможнаго брака, какъ только взведя на себя небылицу, давая понять отцу, что Келлеръ не былъ "единственнымъ въ ея жизни". Старикъ Шварце, съ крикомъ: "распутница!" -- схватываетъ пистолетъ, чтобы на мѣстѣ убить недостойную дочь, но силы покидаютъ его, и онъ умираетъ. Для насъ въ фабулѣ пьесы нѣтъ почти ничего новаго. На нашей "родинѣ" такіе два лагеря пережили и отжили свой вѣкъ, вмѣстѣ "съ дворянскими гнѣздами", въ шестидесятыхъ и пятидесятыхъ годахъ. Для насъ Родина Зудермана представляется картиною чужихъ нравовъ. По картина эта написана широко, правдиво и горячо. Мы воочію видимъ настоящихъ нѣмцевъ на ихъ "родинѣ", съ ихъ милитаризмомъ, юнкерствомъ, преклоненіемъ передъ знатными, съ ихъ окаменѣлою неподвижностью, не дерзающею выйти изъ крѣпко охватившихъ всю жизнь ихъ общественныхъ условностей и предразсудковъ. Тѣмъ, что все это для насъ чужое и мало знакомое, обусловливается успѣхъ пьесы больше, чѣмъ ея достоинствами. Это "чужое", у насъ уже устарѣвшее, отражается и на игрѣ артистовъ, не находящихъ въ себѣ достаточно пылкости для повторенія всѣмъ давно извѣстнаго и всѣми признаннаго о правахъ женщины на личное счастье, особливо, когда права эти взяты съ бою собственною энергіей и трудомъ. Магда у себя, на своей нѣмецкой "родинѣ", могла говорить отцу въ заключительной сценѣ: "Если хотите, вяжите насъ, дѣлайте изъ насъ дуръ, запирайте въ гаремы и монастыри. Это будетъ, пожалуй, самое лучшее! Но разъ вы намъ даете свободу, не удивляйтесь, что мы пользуемся ею". У насъ такія фразы звучатъ анахронизмомъ, и русская женщина или дѣвушка придала бы имъ другую, болѣе категорическую форму такого рода: "Насъ нельзя связать и дѣлать изъ насъ дуръ, насъ не запрете въ гаремъ или монастырь. Это старо и сдѣлать это у васъ нѣтъ средствъ. Если вы не хотите дать намъ свободу, тѣмъ хуже для васъ, мы возьмемъ ее и будемъ пользоваться ею, и никто не удивится тому". Отдаленность отъ насъ типовъ, выведенныхъ въ драмѣ Зудермана, замѣтно отразилась на сценическомъ воспроизведеніи ихъ русскими артистами. Въ очень тщательно отдѣланной съ внѣшней стороны г. Горевымъ личности подполковника Шварце не чувствуется непоколебимо-упорнаго убѣжденія въ томъ, что всѣ бѣды производитъ "духъ протеста, охватившій теперь весь міръ", и что только сильная власть можетъ все спасти и охранить суровою дисциплиной. Подполковникъ Шварце говоритъ въ первомъ дѣйствіи: "Загляните въ тихіе, мирные родные уголки, гдѣ воспитываются вѣрные своему королю солдаты, а для нихъ благонравныя невѣсты. Тамъ вы ни услышите ни о наслѣдственности, ни о борьбѣ за существованіе, ни о правахъ личности... Тамъ не бываетъ скандальныхъ исторій, тамъ шлютъ къ чорту эти современныя идеи, и все же тамъ-то именно и покоится и сила, и цвѣтъ отечества". Г. Горевъ произноситъ эти и имъ подобныя фразы пылко и энергично, но въ тонѣ больше горячности, чѣмъ искренности, не слышится вѣры въ непреложность такихъ основъ семейнаго и общественнаго благополучія. На этотъ разъ г. Гореву не удалось слиться вполнѣ съ задушевною сущностью изображаемаго лица. Вслѣдствіе тѣхъ же, вѣроятно, причинъ и въ игрѣ г-жи Ермоловой нѣтъ обычной высоко-талантливой артисткѣ цѣльности и законченности. Все обще-человѣческое и общественное артистка передаетъ безукоризненно правдиво, а то, что въ роли Магды есть характернаго германскаго, въ интерпретаціи г-жи Ермоловой утрачиваетъ свои нѣмецкія особенности, звучитъ недостаточно сильно и ясно. Въ роли пастора мы видѣли г. Правдина и находимъ, что, при его исполненіи, непонятнымъ оказывается огромное его вліяніе на всѣхъ окружающихъ и на Магду въ особенности. Кромѣ того, весь тонъ и акцентъ, принятые г. Правдинымъ, какъ бы выдѣляютъ его изъ того общества, гдѣ онъ занимаетъ столь выдающееся положеніе. Впечатлѣніе получается довольно странное,-- такое, будто передъ нами успокоиваетъ и уговариваетъ людей хорошо выучившійся русскому языку нѣмецъ, и опять-таки не глубоко убѣжденный и, слѣдовательно, не могущій такъ обаятельно воздѣйствовать на другихъ, что всѣ подчиняются его кроткому авторитету. Г. Левицкій очень хорошо передалъ умственный и нравственный складъ нѣмецкаго карьериста, совѣтника фонъ-Келлера, и мы думаемъ, что еще лучше онъ могъ бы сдѣлать это, если бы чуть-чуть убавилъ игру физіономіей, переходящую иногда въ лишнія гримасы.
   3 ноября во второй разъ шла пятиактная драма князя А. И. Сумбатова Старый закалъ и изъ всѣхъ пьесъ нынѣшняго сезона имѣла, повидимому, наибольшій успѣхъ, благодаря, главнымъ образомъ, превосходному и образцово-стройному ея исполненію. Мы знаемъ, видали тому примѣры, что наши артисты умѣютъ придать жизнь и очень плохимъ пьесамъ, способны на своихъ плечахъ выносить очень слабыя произведенія поставщиковъ сценическаго товара. Пьеса князя Сумбатова отнюдь не можетъ быть причислена къ издѣліямъ такого рода. Въ ней, правда, нѣтъ ничего новаго, но, во-первыхъ, мы думаемъ, что хорошее и здоровое старое много лучше посредственнаго и хилаго новаго, что, во-вторыхъ, неизмѣримо пріятнѣе слушать умно передаваемыя воспоминанія о быломъ, хотя бы и достаточно знакомомъ, чѣмъ пустяковыя измышленія на современныя темы, и, наконецъ, не въ примѣръ полезнѣе мысленно вернуться къ доброму прошлому, чѣмъ заниматься мелкими и, нерѣдко, гаденькими "злобами дня", слишкомъ часто являющимися перетряхиваніемъ грязныхъ тряпокъ. Для вѣрнаго изображенія серьезныхъ "злобъ дня" въ ихъ настоящемъ видѣ есть много разнообразныхъ препятствій, по милости которыхъ рядъ драматическихъ положеній оказывается непригоднымъ или недоступнымъ для изображенія на сценѣ. Да, кромѣ того, разъясненіе какихъ бы то ни было "золъ" и обличеніе ихъ требуютъ со стороны писателей такихъ выдающихся талантовъ, какъ Грибоѣдовъ, Гоголь и, въ извѣстной области, Островскій. Сатира -- дѣло большое, а "сатира и мораль" -- еще большее дѣло... Теперешнимъ драматургамъ сіе не по плечу, и благо тѣмъ изъ нихъ, кто не берется за это. Они, по крайней мѣрѣ, сами не попадаютъ въ комически-плачевное положеніе людей, совершающихъ "покушенія съ негодными средствами". Князь Сумбатовъ взялъ для своей пьесы время начала пятидесятыхъ годовъ,-- какъ значится на афишѣ,-- и мѣстомъ дѣйствія выбралъ Кавказъ въ интересный моментъ борьбы русскихъ съ фанатическими горцами, взволнованными знаменитымъ "имамомъ" Шамилемъ. Вступленіемъ, такъ сказать, прологомъ къ драмѣ служитъ первое дѣйствіе, происходящее въ Петербургѣ, въ домѣ у Батунина-Вертищева (г. Невскій), крупнаго чиновника, бывшаго помѣщика. У "крупнаго чиновника" двѣ дочери невѣсты, сынъ -- шалопай и очень разстроенное состояніе, какъ и быть должно у "бывшаго помѣщика". Старшая, Вѣра Борисовна (г-жа Ермолова), любитъ своего дальняго родственника, ротмистра графа Бѣлоборскаго (г. Южинъ). Повѣса-гвардеецъ влюбленъ въ кузину Вѣру и ревнуетъ ее къ претендентамъ на ея руку, что не мѣшаетъ ему, впрочемъ, ухаживать за другими женщинами и одерживать амурныя побѣды. Но, какъ только дѣло доходитъ до серьезнаго объясненія, во время котораго Вѣра прямо предлагаетъ стать его женой, гвардеецъ отказывается отъ такого "счастья" и рисуетъ передъ растерявшеюся дѣвушкой неприглядную картину семейной жизни съ обычными въ то время "халатами, вареньями, соленьями" и цѣлымъ выводкомъ пискливыхъ ребятишекъ... Вѣрѣ дѣлаетъ предложеніе кавказскій полковникъ Олтинъ (г. Рыбаковъ), пріѣхавшій на время въ Петербургъ. Съ точки зрѣнія всей семьи и всего общества, ей давно пора замужъ, партія представляется очень хорошею, сама Вѣра сознаетъ, что отъ жизни ей ждать уже нечего, и соглашается выйти за немолодого, искренно любящаго ее героя кавказскихъ войнъ. Со второго акта дѣйствіе переносится на Кавказъ, въ крѣпость, которою командуетъ полковникъ Олтинъ. Со времени его женитьбы прошло два счастливыхъ для него года. Появленіе графа Бѣлоборскаго, сосланнаго на Кавказъ, нарушаетъ душевный покой молодой женщины. Графъ съ новою силой влюбился въ кузину, ея любовь къ нему ничуть не ослабѣла, но всѣ его попытки увлечь молодую женщину до забвенія ею долга чести остаются тщетными. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, становится для Вѣры совершенно невозможною прежняя жизнь съ мужемъ, котораго она никогда не любила и, при всемъ своемъ уваженіи къ его высокимъ нравственнымъ достоинствамъ, не могла полюбить. Случай, весьма возможный и заурядный, вызываетъ у пожилого полковника взрывъ ревности. Вѣра все, съ полною искренностью, разсказываетъ мужу и проситъ отпустить ее къ роднымъ. Олтинъ вѣритъ въ безупречность жены, но уже навсегда утрачиваетъ сладкую надежду когда-либо добиться съ ея стороны желанной взаимности. Всѣ эти объясненія происходятъ наканунѣ опасной экспедиціи противъ скопищъ горцевъ, собранныхъ Шамилемъ. Полковникъ Олтинъ, послѣ блистательной побѣды, одержанной русскими войсками подъ начальствомъ князя Барятинскаго, кидается въ совершенно ненужную, съ военной точки зрѣнія, схватку съ черкесами,-- просто ищетъ смерти. Его приносятъ смертельно раненымъ, и онъ умираетъ, окруженный своими боевыми товарищами, горько оплакиваемый батальономъ, которымъ онъ геройски командовалъ. Какъ видитъ читатель, въ смыслѣ идейномъ нѣтъ тутъ ничего новаго, нѣтъ ни новыхъ положеній, ни указаній на новое рѣшеніе стараго вопроса, ни новыхъ лицъ, которыя не были бы давно извѣстны изъ другихъ литературныхъ произведеній. Тѣмъ не менѣе, вся картина кавказской военной жизни пятидесятыхъ годовъ, несомнѣнно, нова и жива, написана очень умно и мастерски, съ большимъ знаніемъ изображаемаго быта. Сами знакомыя намъ, по романамъ, повѣстямъ и разсказамъ, лица впервые выводятся на театральной сценѣ и въ такой группировкѣ, которой до сихъ поръ не было въ драматическихъ произведеніяхъ. Этимъ въ значительной мѣрѣ обусловливается интересъ пьесы князя Сумбатова и ея успѣхъ. Нѣкоторыя сходства съ Евгеніемъ Онѣгинымъ и Татьяной, съ Печоринымъ и Максимомъ Максимовичемъ не умаляютъ ни интереса, ни достоинствъ пьесы, и не помѣшали публикѣ выразить свое сочувствіе автору, несмотря на существенные недостатки его драмы. Самый главный изъ нихъ заключается въ ея растянутости, доводящей зрителя до скуки въ первомъ дѣйствіи и отчасти въ послѣднемъ, гдѣ слишкомъ много мѣста отведено разсказамъ о геройскихъ подвигахъ батальона полковника Олтина. Отдавая должное воинскимъ доблестямъ, мы имъ предпочитаемъ то наставленіе, которое преподаетъ полковникъ ротному командиру Корневу (г. Садовскій) во второмъ дѣйствіи и которое состоитъ въ томъ, что гражданское мужество требуется отъ офицеровъ много чаще, чѣмъ боевая неустрашимость. И достойный командиръ лично подаетъ добрый примѣръ гражданскаго мужества, отказываясь принять негодный провіантъ для солдатъ, швыряя въ лицо поставщику деньги, которыми тотъ вздумалъ подкупить поручика Чарусскаго (г. Ильинскій). Нѣкоторые вводные эпизоды, каковы: любовь молоденькаго прапорщика Ульина (г. Садовскій 2-й) и Людмилы (г-жа Щепкина), младшей сестры Вѣры Борисовны, ухаживанія Захарова (г. Музиль), денщика Олтина, и Жиговкина (г. Васильевъ), денщика Бриста, за горничной Настей (г-жа Тираспольская),-- были бы хороши, если бы не чувствовалось въ нихъ растянутости... Мы только что назвали фамилію Бриста (г. Правдивъ), подполковника, командующаго артиллерійскою частью въ отрядѣ Олтина. Иванъ Густановичъ Бристъ -- нѣмецъ, служака, суровый человѣкъ добрѣйшей души,-- такими умѣютъ быть только истые нѣмцы, преимущественно остзейскіе,-- безобидный мизантропъ, какихъ вырабатывала тяжелая и унылая жизнь въ крѣпостяхъ старой кавказской линіи. Г. Правдивъ сдѣлалъ изъ этой фигуры совершенно типическое лицо, противуположное другому, не менѣе правдивому русскому типу капитана Глушкова, превосходно переданному г. Макшеевымъ. Авторъ отлично отмѣтилъ большое разнообразіе типическихъ представителей тогдашняго русскаго общества, волею и неволею связанныхъ между собою механически, необходимостью жить вмѣстѣ въ глухомъ горномъ гнѣздѣ, и нравственно, для всѣхъ одинаковымъ сознаніемъ долга, которому всѣ подчиняются съ равнымъ самоотверженіемъ. Мы были бы несправедливы къ милымъ и дорогимъ намъ артистамъ, если бы прошли молчаніемъ или умалили заслуги гг. Музиля, Ѳедотова въ роли военнаго врача, Горева въ роли грузинскаго князя, Гарина въ роли казачьяго хорунжаго, Варравина въ роли поставщика провіанта, Садовскаго 2-го -- птенчика-офицера, Ильинскаго -- несчастнаго молодого человѣка, оторваннаго отъ университета и науки, сосланнаго на Кавказъ въ солдаты -- искупать юношескія увлеченія... Всѣ поименованныя нами артисты и тѣ, кто занималъ меньшія роли, въ одинаковой мѣрѣ еще разъ доказали блистательно превосходство московской драматической труппы. И, все-таки, въ разбираемой нами драмѣ первенство принадлежитъ г-жѣ Ермоловой и г. Рыбакову, проведшимъ съ поразительною силой и правдой очень тяжелыя роли, въ которыхъ и типичность вложена менѣе ярко, и относительной оригинальности меньше, чѣмъ въ нѣкоторыхъ другихъ роляхъ. Блѣднѣе всѣхъ въ драмѣ личность графа Бѣлоборскаго, и, конечно, не вина высокоталантливаго артиста Южина въ томъ, что авторъ, князь Сумбатовъ, не далъ ему возможности проявить на этотъ разъ всю силу своего дарованія. Не виновата и г-жа Садовская въ томъ, что въ ея роли чувствуется нѣкоторый шаржъ, совершенно напрасно подпущенный авторомъ. Г-жа Тираспольская отлично изобразила крѣпостную горничную, выросшую въ хорошемъ барскомъ домѣ и сохранившую во всей неприкосновенности взгляды и повадки господской дворни. Изъ коротко и въ общихъ чертахъ намѣченнаго нами разнообразія лицъ, взятыхъ авторомъ изъ жизни и необыкновенно жизненно воспроизведенныхъ артистами, читатель можетъ составить себѣ нѣкоторое представленіе о размѣрахъ и полнотѣ картины, развертывающейся передъ зрителями въ драмѣ Старый закалъ. Въ заключеніе мы считаемъ нужнымъ добавить, что въ пьесѣ нѣтъ ни искорки шовинизма, ни черточки увлеченія милитаризмомъ, столь чуждымъ духу русскаго народа. Съ большою искренностью и вѣрностью, историческою и психологическою, изображены авторомъ вся жестокость боевой жизни, невыносимо тяжелой какъ для носящихъ военный мундиръ, такъ и для ихъ женъ и невѣстъ, и всѣ ужасы войны, хотя бы такой необходимой, какъ та, что велась на Кавказѣ ради защиты границъ и мирнаго русскаго населенія отъ полудикой орды хищниковъ, жившихъ грабежомъ.

Ан.

"Русская Мысль", кн.XI, 1895

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru