Гуковская Зоя Владимировна
Пьер Ронсар (1524--1585)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Пьер Ронсар
(1524 -1585)

Каллиопа приходит во Францию

   Ночной Париж погружен в темноту и тишину. В узких улочках лишь изредка слышатся трещотки сторожей или шаги городской стражи. Дома с закрытыми ставнями кажутся необитаемыми; только в одном окне старого дома на улице Семи путей, где помещается коллеж Кокре и живет и читает лекции недавно назначенный принципалом коллежа известный эллинист Жан Дора, всю ночь виден слабый свет. Давно прошел час, когда полагается тушить огонь, но Дора разрешил двум своим любимым ученикам заниматься при свече по ночам. В этот полночный час один из них, юный Жан де Баиф, спит крепким сном на постели в глубине комнаты; другой, Пьер де Ронсар, занимается за большим столом, на котором потрескивает оплывшая свеча в тяжелом шандале. Неровный свет озаряет лицо молодого человека, его высокий лоб, взъерошенные русые кудри, сухой орлиный нос, золотистую бородку. Низко склонившись, он вчитывается в тонкий курсивный шрифт греческой книги, одной из книг, вышедших из печатен знаменитых Альдов на радость тем, кто стремится прикоснуться к самым источникам человеческой мудрости и искусства.
   Он любит эти ночные часы в тишине спящего коллежа, когда темнота скрывает привычную видимость вещей и он остается один на один с поэтом, чей голос возникает из вязи букв на страницах книги и, отзываясь в его душе, становится как бы его собственным голосом; когда, подчиняясь мерному ритму стиха, завороженный звучностью эллинской речи, он постигает божественное искусство поэзии, поэзии, которая одним сочетанием слов может передать глубокую мысль, волнение чувства и образ возвышенный и зримый. И часто, как и в эту ночь, он откладывает книгу и вслушивается, как где-то -- не то в этой тихой комнате, не то в нем самом -- звучат слова уже не греческого, а родного языка, в ином, не греческом ритме соединяясь друг с другом,-- слова, идущие к нему, чтобы воплотить мысли, чувства и образы, накопленные им за его двадцатитрехлетнюю жизнь, в которой он успел много повидать, но еще так немного сделать.
   А сделать предстояло многое -- искусство поэзии безмерно, и чем больше его постигаешь, тем безмернее оно становится. Предстояли великие труды, ибо поэзия есть не только вдохновение, но и искусство, и поэт не только певец, но он и зодчий, и скульптор: его мрамор -- это родной язык, его кирпичи и камни -- слова: их нужно много, и нужно, чтобы они были красивы и благородны, и полны смысла и силы.
   А слов не хватает, и не хватает того, что для поэта -- как для зодчего его колонны и барельефы, и лестницы, и фронтоны: тех сочетаний слов, из которых строится образ,-- метафор, эпитетов -- всех тех элементов поэтического языка, о которых он и не ведал, когда лет десять назад начал впервые складывать стихи.
   И где ему было тогда обо всем знать? Ему очень нравились песенки Клемана Маро, веселого бородача, которого любил король Франциск и которого все ставил ему в пример покойный отец, когда у них несколько лет назад были такие трудные разговоры о будущем его, Пьера. Покойный мэтр Клеман был одаренный поэт, на десять голов выше тех, кто называет сейчас себя его учениками, но что удавалось ему всего лучше? Песенки и эпиграммы, написанные обычным, разговорным языком. Что общего между ними и тем, что так прекрасно в поэзии древних? Гораций прост рядом с Пиндаром, но в самой своей простоте он возвышен. Многие полагают, что все дело в достоинствах языка греческого и латинского, что французский язык не способен выразить ту красоту искусства, которую мы видим у древних поэтов. И пишут по-латыни и в Италии, и во Франции -- сам Дора, и ученый Турнеб, читающий лекции в Королевском коллеже, и молодые, как Мюре. Но это неправильно и нехорошо по отношению к французскому языку, языку матери-Франции, которой всякий француз обязан дать все, что может. И разве Петрарка не создал на итальянском языке свои сонеты, многие из которых так прекрасны, что не уступают любовным стихам древних поэтов? Нет, муза Каллиопа может заговорить по-французски с тобой, если только ты настоящий поэт и с детства чувствуешь в себе призвание служить музам, и при этом не пожалеешь сил, чтобы овладеть искусством, заключенным в книгах древних поэтов, и передать это искусство родному языку. И разве только что, сейчас, муза не говорила с ним французским языком в тиши этой комнаты? Гораций учился у греков, и если он воздвиг себе вечный памятник, потому что "первый к италикам эолийские песни принес", то и тому, кто приведет древних муз во Францию, суждены лавры бессмертия. И нет таких трудов, которые не стоило бы принять ради такой награды.
   Так думается Ронсару в ночной тиши коллежа Кокре, в готических стенах которого поселилась новая Humanitas.
   Свеча зашипела и погасла, и сразу стало видно, как сквозь щели ставня в комнату пробивается бледный свет зарождающегося дня. Ронсар кладет перо, прячет листы с начатыми стихами в сундук, стоящий у стены, и, подойдя к окну, откидывает тяжелый ставень. Внизу город вырисовывается из мглы в жемчужном отблеске рассвета. Хрипло прокричал петух, и с колокольни ближайшего монастыря слышатся редкие удары колокола. Ронсар жадно вдыхает свежий утренний воздух. Он смотрит на восток, туда, где все шире становится полоса рассвета, озаряющая окутанные туманом леса и луга вокруг Парижа. И в этом тумане ему чудятся светлые хороводы древних нимф, кружащихся в лавровых рощах, и не звон монастырского колокола, но пение золотых струн лиры в руках Аполлона отдается в его ушах, полуглухих к шумам окружающего мира.

"Будущее не обманывает достойного"

   Пьер Ронсар родился в сентябре 1524 года в поместье Пуасоньер, в Вандомуа, в доме, переделанном в новом вкусе его отцом, Луи де Ронсаром, -- в доме с большими окнами, украшенном барельефами с латинскими надписями; одна из них повторялась несколько раз -- Non fallunt futura merentem (Будущее не обманывает достойного). Кругом лежали зеленые луга, сбегающие к Луаре, холмы, покрытые виноградниками, леса, примыкавшие к королевскому Гастинскому лесу --
   
   ...старый лес, Зефиров вольных друг!
   Тебе доверил я и лиры первый звук,
   И первый мой восторг...
   (Перевод В. Левика)
   
   Пьер был младшим, шестым ребенком в семье. Так как этот ребенок стал впоследствии "королем французских поэтов", молва овеяла поэтическими рассказами первые дни его детства: "Когда его несли в местную церковь крестить, та, которая несла его, переходя через луг, нечаянно его уронила, но кругом была густая трава и цветы, которые мягко приняли его... и так случилось, что другая девушка, которая несла сосуд с розовой водой, помогая поднять дитя, пролила на его головку немного душистой воды, и это было предвестием тех ароматов и цветов, которыми он должен был наполнить Францию в своих ученых стихах".
   Когда Пьеру было лет десять, отец отвез его в Наваррский коллеж -- привилегированную школу, где учились дети герцогов и принцев. Но выросший на воле мальчик возненавидел суровые порядки школы и через полгода упросил отца взять его из коллежа. Вскоре Пьер становится пажом при дворе принцев. Двенадцатилетним мальчиком он отправляется в дальнее путешествие на север, в Шотландию, в свите принцессы Мадлены, вышедшей замуж за короля шотландского Якова Стюарта, и проводит два с лишним года в Шотландии и Англии. Вернувшись во Францию, в свиту Карла Орлеанского, младшего сына короля, он едет по поручению принца во Фландрию и Голландию, а вскоре затем снова отправляется в Шотландию и едва не погибает во время морской бури, три дня трепавшей корабль. В шестнадцать лет, уже не пажом, но в свите дипломатической миссии, возглавляемой ученым эллинистом Лазарем де Баифом, Ронсар отправляется в Германию; через несколько месяцев он уже в Италии, в Пьемонте, -в свите вице-короля Пьемонта, Ланже дю Белле.
   В 16 лет Пьер де Ронсар был красивым, стройным юношей, ловким во всех видах физических упражнений, которым он обучился при дворе, с изящной осанкой. Его кругозор был развит путешествиями и ранним жизненным опытом; он многое прочел и овладел несколькими европейскими языками. Перед ним открывалась придворная и дипломатическая карьера; иногда он сам мечтал о карьере военной. Были у него и другие мечты, которые он скрывал от окружающих: с 12 лет он начал писать стихи, сперва пo-латыни, потом на родном языке. Каждый раз, когда Пьер приезжал в родную усадьбу, он целыми днями бродил по лесам и полям, и здесь сами собой складывались стихи, навеянные журчанием ручья, щебетом птиц и шелестом листвы:
   
   Мне не было еще двенадцати, когда
   Во глубине долин или в лесах высоких,
   В пещерах потайных, от всех людей далеких,
   О мире позабыв, я складывал стихи,
   И Эхо мне в ответ звучало, и Дриады,
   И Фавны, и Сатир, и Пан, и Ореады...
   (Перевод 3. Гуковской)
   
   С каждым годом этот голос лесного эха, звавший к природе и к поэзии, к книгам и творчеству, становился слышнее. Однако юный Пьер был честолюбив, и удачно начатая карьера, утомительная, но дававшая столько впечатлений, имела свои прельстительные стороны. В 16 лет Пьер стоял на распутье. И тут в его жизнь вмешалась судьба.
   На семнадцатом году жизни Пьер тяжело заболел; болезнь надолго оторвала его от двора. Он поправился, но в результате болезни полуоглох: стало ясно, что придворная и дипломатическая карьера для него закрыта.
   Болезнь спутала все планы, которые строил для сына Луи Ронсар. Глухота была помехой даже для более скромной профессии юриста или врача, между тем Пьер был младшим в семье и не мог быть обеспечен отцовским наследством. Глухота усиливает в нем тягу к одиночеству, развивает в нем меланхоличность; но, отодвинув от него шум повседневной жизни, она, казалось, усилила звук того внутреннего голоса, который и раньше звучал в его душе ритмами стиха. Пьер Ронсар решает целиком посвятить себя поэзии. Его уже не удовлетворяют стихи Маро: ему хочется писать, как Гораций, как Вергилий. Он хочет учиться: Лазарь де Банф, в свободное время переводивший Софокла, говорил Пьеру о несравненной красоте греческой поэзии. Со всей страстностью, свойственной ему, Ронсар строит новый план своей жизни.
   Возвратившись в Париж, он некоторое время совмещал службу при дворе с занятиями у Жана Дора, обучавшего греческому языку сына Лазаря де Баифа Жана Антуана.
   Жан Дора жил тогда в доме Лазаря де Баифа в университетском квартале. Когда в 1544 году отец Poнcapa умер, двадцатилетний Пьер совсем оставил двор и целиком отдался занятиям. Он изучал греческий язык со страстью золотоискателя, нашедшего золотую жилу. Он не стыдился обращаться к помощи юного Баифа, которому едва стукнуло пятнадцать лет, но которого учили греческому с детства. Когда умер Лазарь де Баиф, а Дора был назначен принципалом коллежа Кокре, Пьер Ронсар и Жан Баиф вслед за учителем перебрались в студенческую келью коллежа. Дора читал лекции в помещении коллежа: они были посвящены в основном филологическому и философскому толкованию текстов; так раскрылись для Ронсара творения Гомера и Гесиода, Пиндара и Эсхила, Платона и других греческих писателей, в которых Пьеру и его друзьям явился мир возвышенных идей и бессмертной красоты.

Содружество поэтов

   В коллеже Кокре Ронсар нашел единомышленников; некоторые из них стали его друзьями на всю жизнь. Здесь завязалась его дружба с Реми Белло, которого он, как и Баифа, включил впоследствии в свою "Плеяду", с Марком Антуаном Мюре и другими. Его неутомимость в работе, горящая в нем страсть привлекали к нему и тех, кто был старше его, и в особенности тех, кто уже видел в нем главаря, отмеченного свыше любимца муз. Все знали о его планах реформы французской поэзии, о том, что он пишет стихи, подражая искусству древних, учась одновременно у Пиндара и Гомера, Горация и Каллимаха. Так возникла вокруг Ронсара молодая "бригада", признанным главой которой он был. Скоро ее состав пополнился новым членом, который стал ближайшим другом Ронсара и глашатаем идей новой поэтической школы, внесшей огромный вклад в развитие французской поэзии.
   В 1547 году, вовремя поездки в Пуатье, Ронсар встретился водной из придорожных гостиниц с молодым человеком в скромном костюме, с лицом, которое говорило о благородстве и духовной культуре; прямо и серьезно глядели темные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, полные ума и скрытой силы. Это был Иоахим Дю Белле. Разговор двух молодых людей скоро превратился во встречу двух братьев, нашедших друг друга, братьев по тому избранному сродству, которое создается общностью самых главных жизненных интересов, единством душевных стремлений. Они провели всю ночь в беседе, цитируя друг другу латинских и итальянских поэтов, читая свои собственные стихи, и на рассвете расстались друзьями на всю жизнь. Дю Белле дал Poнcapy клятвенное обещание переехать в Париж и войти в "бригаду" энтузиастов коллежа Кокре. Вскоре ученики Дора уже поднимали заздравные кубки за нового друга.
   Приезд Дю Белле взбудоражил кружок: в этом меланхолическом молодом человеке была решимость, которой до сих пор не хватало Ронсару. Дю Белле привез с собой стихи и был намерен их печатать. Тем самым он побуждал и Ронсара раскрыть миру то, что накопилось в заветном сундуке и что Пьер до сих пор ревниво скрывал от людских глаз, лишь изредка читая друзьям, то небольшое стихотворение, то отрывок в несколько строф.
   В 1549 году тихие студенческие кельи коллежа Кокре гудят, как ульи весной. Всю "бригаду" охватывает дух поэзии, юные Белло и Баиф пишут стихи, увлеченные энтузиазмом старших. Ронсар и Дю Белле читают стихи в домах своих знакомых; некоторые из этих образованных людей занимают должности при дворе; вожди новой школы нащупывают сочувствующих и возможных покровителей: при всем своем энтузиазме они знают, что дебют будет нелегким. У них много друзей, но они собираются выступить против принятой традиции; Маро умер пять лет назад; в поэзии главную роль пока что играли поэты, называющие себя его учениками; при дворе царит Меллен де Сен-Желе, изящный остроумец, автор галантных мадригалов и колких эпиграмм, организатор празднеств и карнавалов, при этом пишущий сонеты и терцины в итальянском вкусе, "сладкоустый" Меллен, сделавший поэзию одним из элементов придворных развлечений; десятки поэтов в Париже и в провинции по мере сил подражают Маро -- бледно и скучно.
   Между тем, хотя Ронсар заранее знает, что его поэзия не создана для "толпы", что тех, кого избирает своим жрецом Каллиопа, публика нередко поднимает на смех, не сразу постигая высокий строй мыслей и трудное искусство поэтической речи, ему совсем не улыбается перспектива стать академическим, кабинетным поэтом, которого могут оценить лишь немногие.
   Семь лет он готовил себя к предназначению поэта, помня о высокой цели -- прославить французский язык и поэзию, служить Франции и королю, и служить не развлекателем, а учителем, раскрывающим читателю сокровища поэтического искусства, показывающим красоту мира, говорящим о сущности человеческой жизни. Если oн выступит на открытую арену с оружием нового искусства, выкованным по образцу древних, то только затем, чтобы победить: "будущее не обманывает достойного".
   Об этом они говорят с Дю Белле, готовясь к выходу в мир; Дю Белле за год пребывания у Дора не мог овладеть сокровищами греков, но он хорошо знал римских поэтов: Горация, Вергилия, элегиков, "Тристии" Овидия, а в итальянской литературе был начитан больше Ронсара. Он вызвался сформулировать те мысли, которые долго вынашивал Ронсар в часы своих ночных бдений и которые разделял сам Дю Белле. Ронсар не любит писать прозой, -- Дю Белле хорошо владеет ораторской речью, недаром он готовился стать юристом, он изучал Квинтилиана и знает толк в красноречии. Нужно было убедить читателя, что реформа поэзии нужна для славы Франции, что создание нового поэтического стиля -- заслуга перед родным языком, перед родиной; нужно было заразить читателя энтузиазмом "бригады". Так появилась в свет маленькая книжка, подписанная инициалами Дю Белле, ставшая манифестом новой школы,--"Защита и прославление французского языка". Одновременно Дю Белле напечатал как образцы новой поэзии цикл любовных сонетов в духе итальянского петраркизма ("Олива") и несколько "Лирических од". Тем самым он вызывал Ронсара на соревнование,-- ведь именно Ронсар считал оду высшим родом поэзии и писал оды, подражая Пиндару и Горацию.
   Теперь Ронсар не мог больше откладывать. С утра до поздней ночи он сидит запершись, пересматривая, исправляя, переписывая стихи, накопившиеся за несколько лет, отбирая лучшие для первого своего сборника. Он работает лихорадочно и сосредоточенно.

По следам Пиндара и Горация

   В 1550 году появляется наконец первый сборник Ронсара -- "Четыре книги од". С этого момента поэт выходит из тихих стен ученого коллежа в широкий мир. Отныне его жизнь есть история его творчества и его поэтической судьбы.
   Первые книги Дю Белле и Ронсара были поворотным событием не только в их жизни, но -- как показала история -- и в жизни французской литературы. Впервые в истории европейской литературы выступила группа поэтов-единомышленников, тесно сплоченная единством целей и узами дружбы; впервые творчество группы поэтов открывалось манифестом: "Защита" Дю Белле возглавляет строй всех последующих манифестов литературных школ Европы.
   В "Защите" говорилось, что путь создании новой поэзии -- это подражание древним, подражание, которое должно стать творческим соревнованием с античной поэзией, творческим усвоением литературной культуры античности, ее идейного содержания и поэтических форм. Само название сборника Ронсара -- "Оды" -- слово, не употреблявшееся ранее во французской поэзии, -- указывало одновременно и на Горация и на Пиндара. В начале книги Ронсар поместил большие "пиндарические" оды: они были написаны в высоком, приподнятом стиле, в тоне вдохновения и энтузиазма, полны "лирического беспорядка", мифологических образов, изысканных тропов и эпитетов. Они посвящались восхвалению "замечательных мужей" -- высокик лиц мира сего, но также и друзей поэта: рядом с одой, посвященной большому вельможе, Карлу Лотарингскому или де Шатийону, стояли оды, посвященные скромному Жану Дора или юному Жану Баифу. Большинство од сборника составляли оды "горацианского" стиля, это были небольшие лирические стихотворения, более ясные и простые по языку, более интимные по тону; дружба, любовь, природа, поэзия, философские размышления о жизни и смерти составляют тематику этих од; их образная ткань построена не на мифологической учености, но на конкретных образах земного мира. Разнообразные по метрической форме, оды Ронсара являли единство мировоззрения и стиля, мировоззрения, воспитанного философией античности. Они говорили о быстротечности человеческой жизни и ее земной прелести, о бессмертной красоте природы и искусства. Во французской поэзии все в этих стихах было новым: и темы их -- темы дружбы, природы, творческого бессмертия, и лирический облик поэта, и система образов, и поэтический язык, и стихотворная форма.
   Нужно было обновить язык французской поэзии. Ронсар рассказал о том, как он это делал, в более поздней элегии, написанной в шестидесятые годы:
   
   Едва Камена мне источник свой открыла
   И рвeньем сладостным на подвиг окрылила,
   Веселье гордое мою согрело кровь
   И благородную зажгло во мне любовь.
   Плененный в двадцать лет красавицей беспечной,
   Задумал я в стихах излить свой жар сердечный,
   Но, с чувствами язык французский согласив,
   Увидел, как он груб, неясен, некрасив.
   Тогда для Франции, для языка родного,
   Трудиться начал я отважно и сурово,
   Я множил, воскрешал, изобретал слова,
   И сотворенное прославила молва.
   Я, древних изучив, открыл свою дорогу,
   Порядок фразам дал, разнообразье слогу,
   Я строй поэзии нашел -- и волей муз,
   Как Римлянин и Грек, великим стал Француз.
   (Перевод В. Левика)
   
   Месяцы, последующие за публикацией "Четырех книг од", были для Ронсара временем великих надежд, радости и мучения. "Оды" завоевали ему успех в Париже и провинции: в Ронсаре сразу признали лучшего поэта Франции.
   Но, несмотря на посвящение лестных од королю и королеве, официальное признание Ронсара "поэтом короля и Франции" заставляло себя ждать. Светские придворные круги, привыкшие к изящным пустячкам Сен-Желе, привыкшие рассматривать поэзию на французском языке как род забавы, созданной для их развлечения, холодно встретили произведения Ронсара, отпугивавшие их своей ученостью; сам король Генрих II, с детства знавший Ронсара и любивший играть с ним в мяч, не унаследовал от своего отца, Франциска I, любви к поэзии и искусствам. Для Ронсара, в котором издание первой книги пробудило еще с юности свойственное ему честолюбие, было мучительным узнать, что Меллен де Сен-Желе в присутствии короля пародировал его пиндарический стиль -- и король смеялся! Победа все же пришла к Ронсару и его друзьям и пришла в общем скоро, хотя тема "непризнания" современниками и надежд на правый суд потомков будет то и дело появляться в творчестве Ронсара и в годы, когда его слава во Франции будет царить безраздельно.
   Он продолжает работать с тем же лихорадочным напряжением, как и в годы ученья у Дора; в 1552 году он выпускает свою "Первую книгу любовных стихов" (впоследствии названную "Любовные стихи к Кассандре") вместе с пятой книгой од. В Кассандру Сальвиати молодой поэт влюбился еще в начале 40-х годов, встретив ее при дворе в Блуа. Еще тогда влюбленность в эту девушку, на которой он не мог жениться, стала для Ронсара источником создания поэтического образа возвышенной и недоступной возлюбленной, подобной Лауре Петрарки.
   Ряды поклонников и учеников Ронсара ширятся, растет хор похвал в стихах латинских и французских. Тиар назвал Ронсара в своих стихах "повелителем девяти античных муз", Дю Белле назвал его "французским Терпандром". "Первая книга любовных стихов" имела большой успех, в том числе и при дворе, где под влиянием королевы Екатерины Медичи все более и более увлекались всем итальянским. Даже Сен-Желе не прочь пойти на примирение с молодым гордецом. Слава Ронсара растет, и число адептов новой школы множится не только в Париже, но и в провинции. Его уже называют повсюду королем французской поэзии. Молодая "бригада" переформировывается, теперь за Ронсаром стоит целая школа; во главе этой школы -- группа из семи поэтов, друзей Ронсара, который назвал ее "Плеядой", по имени созвездия; в "Плеяду" входят Ронсар, Дю Белле, Баиф, Белло, Тиар, Жодель, автор первой классической трагедии, и учитель Ронсара Дора.
   Несмотря на победный ход событий, несмотря на расцвет творческих сил Ронсара, в его стихах середины 50-х годов появляются впервые ноты меланхолии. Ему уже 30 лет, и у него за плечами десять лет напряженного поэтического труда. Все яснее становится ему трагический разлад между идеалом и действительностью, между гармонией природы и хаосом общественной жизни его эпохи, между силами, заключенными в человеческой личности, и ограниченной возможностью реализации этих сил в обществе. Но глубокая убежденность в бессмертии природы, разума и искусства, в "доброте мудрости", которую он сохранит до конца дней, спасает его от скепсиса и пессимизма. В области творчества эти годы для Ронсара -- годы исканий новых форм поэзии. Он отказывается от пиндарической оды, ищет новые формы высокой лирики, пишет стихи элегического типа, которые называет то одами, то элегиями, то поэмами. Он создает новый жанр лиро-эпической поэзии -- "Гимны". Выходит в свет целый ряд его сборников: "Роща" ("Silvae"), "Разные стихотворения", "Продолжение любовных стихов" ("Вторая книга любовных стихов", или "Любовные стихи к Марии"), две книги "Гимнов". "Вторая книга любви" воплощает новый "поэтический роман" Ронсара -- не в духе возвышенного платонизма сонетов к Кассандре, но совсем в ином плане: Мария -- простая анжуйская девушка, "роза полей", веселая и лукавая, и любовь к ней поэта -- простая, земная и разделенная любовь; и стилевая тональность этих сонетов лишена условностей петраркизма, но в самой простоте стиль Ронсара остается высоким и поэтичным.

"Король поэтов"

   Середина 50-х годов была для Ронсара временем высшего поэтического расцвета. Его великий талант достиг полной зрелости. В это же время он добивается полного признания: вся Франция единодушно считает его величайшим своим поэтом. Всеобщность этого успеха подействовала и на короля: он дает Ронсару небольшие бенефиции (право пользоваться доходом с церковных имений), а после смерти Сен-Желе в 1558 году Ронсар получает должность "королевского советника и капеллана", укрепляющую сразу его положение официально признанного поэта. Надежды на дальнейшие бенефиции и пенсионы становятся все более реальными. Poнcap был беден все эти годы; литературная работа не приносила дохода: поэт, лишенный состояния, мог существовать лишь материальной поддержкой меценатов-сеньеров или короля. Трагедия была в том, что Ронсар хотел служить королю как символу нации, а королю был нужен "придворный поэт", поэт-куртизан, на которого с таким гневом обрушивали свои стрелы смолоду и Ронсар и Дю Белле. Становиться же, вслед за Сен-Желе, королевским увеселителем, писать "картели" и "маскарады", официальные пасторали к придворным празднествам было для Ронсара трудным и унизительным делом. Ронсар признавался, что писать стихи "на заказ" ему тяжело, и они ему не удавались.
   Между тем тучи сгущаются на политическом горизонте Франции. Проследования кальвинистов, усилившиеся при Генрихе II, вызвали активный отпор со стороны преследуемых: над Францией нависла угроза гражданской войны. В 1560 году умирает Генрих II, раненный (по-видимому, нечаянно) во время турнирных состязаний. На престол Франции вступает его старший сын, Франциск II, болезненный юноша, неспособный управлять страной. Другие младшие принцы -- все физически неполноценны, дегенеративны; род Валуа, наиболее полно воплотившийся в Франциске I, деградирует, и это понимают и в стране, и вне ее. При дворе все большую власть захватывают Гизы, возглавляющие партию крайней католической реакции; о то же время усиливается кальвинистическая в своем большинстве партия "принцев крови", Бурбонов, ближайших претендентов на престол в случае угасания дома Валуа и поэтому ненавидимых Королевой Екатериной, которая фактически управляет страной за своего сына.
   В борьбе этих придворно-политических партий участвуют их приверженцы из дворян и буржуазии, и в конечном счете тяжелее всего она отзывается на массе народа, на крестьянстве, обремененном огромными налогами и разоряемом военными действиями и католиков, и гугенотов.
   Ронсар тяжело переживал религиозно-политические междоусобные распри в стране. Он был, в сущности, смолоду безразличен к религиозной стороне этой борьбы: его мировоззрение питалось античными источниками. Некоторое время он, имевший друзей и среди католиков и среди кальвинистов, старался держаться в стороне. Он сожалеет о распаде гуманистических кружков, погубленных разногласием. В поэме "Счастливые острова", написанной им в эти годы и адресованной старому другу, гуманисту Мюре, Ронсар зовет его уехать из Франции: "Бежим, Мюре, бежим искать в других местах лучшее небо и лучшие поля. Оставим диким тиграм и львам эти несчастные земли, чтобы никогда не возвращаться во Францию..."
   Но Счастливые Острова, куда в мечтах Ронсар увозит всех поэтов "Плеяды", где "вдали от Европы и ее битв", среди вечно цветущей и доброй природы люди вечно юны и счастливы,-- только мечта. Здесь, во Франции, одна беда идет за другой: умирает Дю Белле, умирает еще один друг Ронсара, тоже поэт, Оливье де Маньи. Понтюс де Тиар не пишет больше стихов. Он сам, Ронсар, хотя ему еще нет сорока, уже наполовину сед. И все же Ронсар продолжает свой труд. Пересматривая для собрания сочинений 1560 года все свои прежние произведения, Ронсар с грустью вспоминает бурную молодость, полную надежд и горячего пафоса творчества, "подобно вину, бродящему в бочках Анжу". Ему порой кажется, что вино поэзии иссякло в нем. В одной из элегий он сравнил себя с замолкнувшим соловьем. Это было неверно, музы не оставили Ронсара. Но прежнего кипения уже не было. Былое поразительное богатство строфических форм, стилистических тональностей сменяется элегическим или ораторским александрийским стихом, который сам Ронсар считал "прозаическим".
   Свое собрание стихотворений Ронсар поднес молодой королеве Марии Стюарт, на которой женили шестнадцатилетнего мальчика -- Франциска. Мария, пленившая Ронсара красотой и изяществом, была большой поклонницей поэта. Когда на следующий год после смерти Франциска Мария вернулась в Шотландию, она не забыла поэта; впоследствии по ее распоряжению Ронсару была послана драгоценная резная группа, изображающая Пегаса на Парнасе, с надписью: "Ронсару, Аполлону источника Муз". В Тауэре, ожидая казни, Мария утешала себя пением его стихов.

"Железным пером на бумаге из стали"

   После смерти Франциска королем стал десятилетний Карл IX, за которого продолжала править королева-регентша. Борьба враждебных религиозно-политических партий еще больше обострилась. Канцлер королевы, всеми уважаемый Мишель д'Опиталь, которому когда-то Ронсар посвятил лучшую из своих больших пиндарических од -- "Оду к музам", пытался проводить политику компромисса между партиями во имя сохранения мира в государстве. Этой политике всем сердцем сочувствоаал и Ронсар; но в условиях кризиса 60-х годов она наталкивалась на непреодолимые трудности. Уже в 1562 году начались открытые военные действия. Инициатива принадлежала гугенотам, которые, впрочем, были спровоцированы католиками. В разгар военной борьбы Ронсар публикует ряд стихотворных "Речей" ("Речь о несчастиях нашего времени", "Увещевание к французскому народу" и др.). В этих стихотворениях, полных ораторского пафоса и высокого трагизма, поэт выступил прежде всего как патриот, оплакивающий Францию, потерявшую былое единство и крепость, раздираемую "своими детьми", Францию, в которой "брат восстает на брата, а сын на отца", где "земледелец разорен", где "все идет к упадку без порядка и закона". Чудовище "Мнение" (разногласие) овладело всеми:
   
   И вот--ремесленник покинул свой посад,
   Пастух -- своих овец, клиентов -- адвокат,
   Матрос -- свой парусник,
   купец -- свою торговлю...
   (Перевод 3. Гуковской)
   
   В обстановке накала политических страстей Ронсар хотел воззвать к национальному сознанию и терпимости. Он написал эти стихи во время натиска на Париж армии гугенотов, усиленной немецкими солдатами, которых прислали лютеранские князья Германии: "Когда война пришла в пригороды Парижа и можно было видеть, как блестят каски и мечи на окрестных полях, когда я увидел крестьян, несущих на себе своих детей и свой скарб, с плачем ведущих за рога своих коров, я в три дня написал эти стихи о бедах и несчастьях наших лет..."
   Свою позицию гуманиста, стоящего выше фанатизма религиозной войны и видящего в ней прежде всего угрозу целостности родины, он старался сохранить и в следующие годы, несмотря на продолжающуюся гражданскую войну и несмотря на то, что в эти годы он становится уже официально главным придворным поэтом.
   С 1563 года он наконец получает постоянный пенсион из королевской казны, король-мальчик, Карл IX, называет его "своим Ронсаром", осыпает его милостями; Ронсар получает в дар от короля три аббатства, расположенные поблизости от его родных мест. Юный венценосец, дегенеративный и болезненный, то впадающий в припадки бешеной ярости, то страдающий приступами острой печали, но, как все Валуа, склонный к искусствам и поэзии, тянулся к Ронсару, хотя проявлял свою благосклонность к поэту с довольно бестактной фамильярностью. Ронсару все же удалось сохранить свое достоинство и известную независимость по отношению к своему покровителю. В "Наставлении королю Карлу IX" он старается учить юного короля добродетели, рисует ему образ просвещенного и гуманного монарха: "король без доблести корону носит зря...", "Вы не должны оскорблять ваших подданных, как тиран, ведь, как у всех, ваше тело создано из праха, и Фортуна играет большими людьми так же, как и маленькими..."
   Но малости короля и официальный пенсион обязывали поэта нести повинности придворной службы: писать стихи "на случай", комплименты "сильным" людям при дворе, участвовать в придворных празднествах, сочинять для них пасторали (эклоги), "надписи" и девизы. Пребывание при дворе в качестве официального увеселителя золотой молодежи раздражает и утомляет поэта. Он ищет возможности чаще покидать двор. Для этого есть прекрасный предлог -- необходимость сосредоточенно работать над героической поэмой "Франсиада", которой он обязан отблагодарить короля за все его милости.

Вдали от придворной суеты

   Идея большой поэмы, по образцу "Энеиды" Вергилия, возникла у Ронсара еще в самом начале его литературной деятельности. Этого требовала программа "Плеяды": в системе античных жанров героическая поэма занимала первое место, и поэт, пошедший на соревнование с Пиндаром и Горацием, призван был состязаться и с Вергилием. Давно был выбран сюжет и название поэмы: "Франсиада" должна была воспеть основание Франции "троянским принцем Франкюсом", подобно Энею в Италии,-- легенда, льстящая французскому патриотизму в эпоху преклонения перед античностью. Ронсар все время откладывал работу над поэмой,-- чистый лирик по своему поэтическому темпераменту, он чувствовал, что это будет работа, лишенная вдохновения. Но теперь откладывать было уже неудобно: Карл заинтересовался поэмой, вместе с Ронсаром обсуждал ее план, и сейчас она давала возможность поэту пристойно удалиться от двора: такая работа требовала уединения. К тому же и здоровье его пошатнулось: в 1566 году он заболел так тяжело, что прошел слух о его смерти. Он живет в своих новых аббатствах, работает над "Франсиадой" и пишет стихи для себя, находя в поэзии утешение, между тем как его все сильнее гнетут болезни, продолжающиеся политические смуты и разочарования жизни.
   Он пишет элегические поэмы, в которых зрелая мудрость, овеянная высокой грустью, выражена в стиле простом и возвышенном. Таков прекрасный "Гимн осени", посвященный поэзии и поэтическому призванию:
   
   Тропою нимф лесных ступая боязливо,
   Я знал, что следую звезде своей счастливой,
   Что на путях, где шел их легкий хоровод,
   Душа моя тотчас богатство обретет.
   (Перевод З. Гуковской)
   
   Поэзия и природа были с юности для Ронсара главными темами, "большой любовью" его жизни. Для него они были основными ценностями, религией его души, верность которой он сохранил от дней веселой юности до последних лет жизни. Когда Ронсар узнал, что Карл IX продал на сруб Гастинский лес, чтобы заплатить долги двора, Гастинский лес, с детства любимый поэтом, воспетый им в одной из ранних од, он написал элегию, которая принадлежит к лучшим его стихотворениям:
   
   О храм пернатых, лес! Твоей погибшей сени
   Ни козы легкие, ни гордые олени
   Не будут посещать. Прохладною листвой
   От солнца ты не дашь защиты в летний зной...
   
   И это зрелище гибели леса от руки неблагодарных людей приводит поэта к заключению в духе той философии,- которую он в свое время развернул в "Гимнах":
   
   Несчастен человек, родившийся на свет!
   О прав, стократно прав философ и поэт,
   Что к смерти иль концу все сущее стремится,
   Чтоб форму утерять и в новой возродиться.
   Где был Тампейский дол, воздвигнется гора,
   Заутра ляжет степь, где был вулкан вчера,
   И будет злак шуметь на месте волн и пены.
   Бессмертно вещество, одни лишь формы тленны.
   (Перевод В. Левика)
   
   Пребывание вдали от двора, уединенные занятия посреди родной природы дали Ронсару возможность вместе с работой над поэмой (работой трудной и так и не принесшей ему удовлетворения) написать много прекрасных стихов, вошедших в сборник "Поэм" 1569 года и в новое издание сочинений 1571 года. Одновременно он подготовил для печати четыре первых песни "Франсиады".
   По пока шло печатание поэмы, в Париже произошли события, на фоне которых появление книги прошло почти незамеченным. Четыре песни "Франсиады" вышли в свет двадцать дней спустя после страшной Варфоломеевской ночи. Ронсар, вместе со всеми лучшими людьми Франции, был потрясен. Колиньи, брат Оде де Шатийона (умершего за год перед тем), был убит. Д'Опиталь, ненавидимый Гизами, еще в 1568 году вынужденный отойти от двора и не убитый фанатиками лишь благодаря специальному приказу короля, не покидал своего дома, погруженный в горе. Карл, замученный страхом или угрызениями совести, прятался в глубине Лувра.
   "Франсиада", так долго ожидаемая поклонниками поэта, прошла незамеченной. Но Ронсару сейчас это было безразлично. Он хранит глубокое и многозначительное молчание, живя почти все время в своих аббатствах.

"Сонеты к Елене"

   Только после смерти Карла IX, когда на престол вступил Генрих III, поэт снова появляется при дворе, пытается войти в атмосферу светской жизни, посещает модные салоны. По он чувствует себя уже чужим в этой обстановке, где новый король любит появляться на балах в костюмах неслыханной роскоши, а иногда даже -- и женском наряде. Король окружил себя молодыми фаворитами -- "миньонами". При дворе царит увлечение итальянщиной, придворные говорят на какой-то смеси из французского и итальянского языков, возмущавшей Ронсара. У Генриха III есть свой любимый поэт, вышедший из школы "Плеяды", поэт талантливый и изящный, но неглубокий и манерный, Филипп Депорт. Правда, старый друг Ронсара Жан Баиф организовал при дворе "Академию музыки", в которой поэты, музыканты и придворные встречаются на концертах; Ронсар бывает и там, его вещи иногда исполняются, но он все больше и больше чувствует себя среди этих людей человеком другого поколения. Если Депорт становится его соперником при дворе, то среди протестантов успехом пользуется Дю Бартас, тоже вышедший из школы Ронсара и сочинивший "Неделю творения" -- библейскую поэму в нарочито ученом и торжественном стиле, его поклонники распространяют слухи, будто сам Ронсар признал его превосходство.
   Но Ронсар и в эти годы, когда он вступил в шестой десяток, показал французам совершенство своего великого дара. Он создает "Третью книгу любви" -- новый цикл любовных сонетов, "Сонеты к Елене". Адресатом их была одна из молодых фрейлин Екатерины Медичи, Елена де Сюржер, известная при дворе своей красотой и добродетелью,-- качество, мало свойственное "летучему эскадрону" королевы. Эта высокая, черноволосая и строгая красавица (она была наполовину испанка) привлекла внимание стареющего поэта. "Сонеты к Елене" -- третий и последний цикл лирических сонетов Ронсара, овеянный печальной прелестью любви почти старого человека к юной и гордой девушке. Рядом с изысканными и немного жеманными сонетами Депорта сонеты Ронсара, опубликованные в Собрании сочинений поэта 1578 года, выделялись своей спокойной и величественной простотой; ведь именно в эти годы Ронсар пришел к некоему единому стилю в своих стихах, возвышенному и ясному:
   
   Ни слишком низменный, ни слишком пышный стили:
   Гораций так писал, и так писал Вергилий.
   (Перевод З. Гуковской)
   
   "Сонеты к Елене" были последним крупным событием в литературной жизни Ронсара. Он все реже и реже появляется при дворе, его здоровье расстроено, его мучают жестокие приступы подагры. Он живет в своих аббатствах, переезжая из одного в другое, проводя время среды книг и цветников,-- он любил работать в саду. Но и там он не всегда находит покой: гражданская война продолжает раздирать Францию, разоренную и войной и непосильными налогами. Вид нищих сел рядом с роскошью двора Генриха III возмущал поэта. Он любил живопись и архитектуру и всегда призывал королей к щедрости по отношению ко всем музам. Но постройка Тюильри, поглощавшая много денег из тощей королевской казны, пополняемой за счет ограбления народа, казалась ему сейчас вызовом этому народу. Когда он приезжал в Париж, он останавливался у Жана Галлана, принципала коллежа Бонкур, и почти не появлялся в придворных и светских кругах. В год своего шестидесятилетия он подготавливает новое издание своих сочинений, роскошное издание in folio (первое, за которое он получил гонорар от издателя). Работа над этим изданием, исправления, чтение корректур, вызванные всем этим поездки в Париж подорвали его здоровье. В самом конце 1585 года, 27 декабря, Ронсар скончался в аббатстве Круа-Валь. Он умирал в полном сознании и до последнего дня диктовал стихи своему молодому секретарю и другу Амадису Жамену.

З. Гуковская

----------------------------------------------------------

   Источник текста: "Писатели Франции." Сост. Е. Эткинд, Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г.
   OCR Biografia.Ru
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru