Полное собраніе сочиненій Г.П.Данилевскаго
Жизнь и смерть короля Ричарда Третьяго,
Переводъ Г.П. Данилевскаго
"Что развивается въ трагедіи? Какая цѣль ея?.. Человѣкъ и народъ, -- судьба человѣческая и народная. Вотъ почему Шекспиръ -- великъ!"
Историческая драма "Ричардъ III" -- считается нѣкоторыми первою, по времени, историческою драмою Шекспира. Коллье и Дэйсъ относятъ ее къ 1593 году.
Рядъ произведеній, въ средѣ которыхъ эта драма занимаетъ такое видное мѣсто, составляетъ, по мнѣнію Шлегеля, колоссальную драматическую эпопею, подобной которой нѣтъ ни у одного литературнаго народа. Эти историческія драмы обязаны своимъ происхожденіемъ лучшей эпохѣ царствованія Елисаветы, -- когда, при сокрушеніи испанской Армады (1598 г.), впервые въ сердцахъ англичанъ заговорило чувство народнаго самосознанія и гордой независимости, въ кругу державъ Европы. Удивляясь общему, политико-патріотическому значенію историческихъ драмъ Шекспира, Шлегель сказалъ, что "главныя черты происшествій въ нихъ до того вѣрно схвачены, ихъ причины и тайныя начала такъ ясно изображены, что всюду исторія въ нихъ изучается изъ источника истины, какъ бы у корня самой дѣйствительности". Единственнымъ пособіемъ Шекспиру въ ихъ созданіи служила хроника Голиншеда, которая явилась въ свѣтъ между 1577 и 1587 годами, въ двухъ фоліантахъ. Какъ онъ пользовался ею, насколько отступалъ отъ нея и слѣдовалъ ей -- превосходно объяснилъ Куртнэй въ своемъ отдѣльномъ сочиненіи --"Commentaries on the historical plays ot William Shakespeare, 1840". Вотъ главный законъ, которому по мнѣнію Куртнэя, подчинялся Шекспиръ при пользованіи источниками хроники Голиншеда: "онъ искалъ природы и внутренней истины". Мотивы историческихъ дѣйствій онъ бралъ изъ простодушныхъ повѣствованій Плутарха; на ихъ основаніи онъ смѣло входилъ въ міръ сагъ и миѳовъ Голиншеда, и самая хроника представлялась ему сквозь свѣтлую призму естественности и природы, такъ что -- чѣмъ свободнѣе и энергичнѣе творилъ Шекспиръ, тѣмъ, -- какъ, напримѣръ, въ "Ричардѣ III", -- поэтичнѣе являлись его образы, хотя при этомъ болѣе теряли въ историческомъ достоинствѣ, -- чѣмъ, напротивъ, вѣрнѣе и близко къ дѣйствительности творилъ онъ, тѣмъ болѣе его характеры, -- какъ, напримѣръ, характеры въ "Ричардѣ III",-- выигрывали въ историческомъ смыслѣ, но тѣмъ болѣе теряли въ поэтическихъ достоинствахъ. -- Рядъ этихъ историческихъ драмъ, именно: "Ричардъ III" (1593 г.), "Ричардъ II" (1597 г.), "Генрихъ ІV", первая и вторая части (1596--1598 гг.), "Генрихъ V" (1599 г.), "Виндзорскія Кумушки", "Король Іоаннъ" и "Генрихъ VIII" (1604 г.), -- интересенъ не менѣе фантастическихъ трагедій Шекспира, тѣмъ болѣе, что въ нѣкоторыхъ изъ нихъ, какъ, напримѣръ, въ "Ричардѣ III", встрѣчается еще интересъ чисто психологическій, Эту истину доказалъ просвѣщенному міру германскій ученый Гервинусъ, въ капитальномъ сочиненіи "Shakespeare". "Историческія драмы" Шекспира составляютъ второй томъ этого сочиненія. Чтобы показать высокій интересъ и оригинальность взглядовъ ученаго, которому Я. Гриммъ, авторъ "Исторіи германскаго языка", посвятилъ свой великій трудъ, здѣсь излагаются главныя мысли Гервинуса объ исторической драмѣ Шекспира "Ричардъ III".
Теперь доказано, что еще въ 1583 г., въ Кембриджѣ, была написана докторомъ Легге латинская драма, подъ именемъ "Ричардъ III", а въ 1588 г. англійская трагедія "The true tragedy of Richard III", которая, впрочемъ, появилась въ печати годомъ позже Шекспировой. Обѣ помѣщены въ запискахъ Шекспировскаго общества, но изъ нихъ видно, что творецъ "Отелло" и "Макбета" ими почти не пользовался. "Ричардъ III" Шекспира -- самобытное твореніе великаго драматурга и служитъ продолженіемъ его драмы "Генрихъ VІ". Здѣсь, какъ и въ "Генрихѣ IIІ", еще не вполнѣ выдержана строго-драматическая форма. Но эта пьеса полна трагическихъ мотивовъ и сценъ, и въ ней поразительно выступаетъ міръ черныхъ злодѣяній, которыя Шекспиръ, безъ доказательствъ исторіи, сваливаетъ на Ричарда III и тѣмъ, съ такимъ горькимъ сарказмомъ, развертываетъ внутреннія отношенія своихъ героевъ, гдѣ мы постепенно видимъ, какъ коварный Ричардъ показываетъ падшему поколѣнію послѣдствія гражданскихъ смутъ, какъ онъ, низвергнутый, возвышается, побѣждаетъ своихъ враговъ, и, почти въ мигъ торжества, самъ падаетъ и погребается подъ обломками всеобщаго разрушенія. Трагедія Шекспира основана на борьбѣ бѣлой и алой розъ, на соперничествѣ домовъ Іорка и Ланкастера.
Среди гражданскихъ смутъ и потрясеній всего общества -- выступаетъ страшный Глостеръ, съ опаснымъ сознаніемъ превосходства своихъ дарованій и съ проницательною зоркостью взгляда на испорченность и неспособность человѣчества его эпохи. Въ мірѣ, гдѣ всякій добро считаетъ добромъ, онъ ложно убѣждается, что одно зло должно управлять нашими дѣйствіями; слѣпой и неблагородный эгоизмъ возвышаетъ его надъ слабыми личностями; гордость мышленія заставляетъ его пренебрегать законами обычаевъ и нравовъ. Что свѣтъ покоряется уму и силѣ -- было началомъ его макіавеллизма; онъ избралъ тронъ цѣлью своей суетности; окружающихъ его людей онъ обращаетъ въ ступени лѣстницы своего возвышенія. Англійская сцена, во всѣ времена, интересовалась этимъ созданіемъ. Въ восемнадцатомъ столѣтіи Коллей-Гибберъ вынесъ его изъ мрака забвенія. Величайшіе артисты Англіи, Борбэджъ, Гаррикъ и Кинъ, считали Ричарда въ числѣ своихъ любимѣйшихъ ролей, что особенно удавалось двумъ первымъ, по причинѣ ихъ натуральной малорослости. Другіе артисты, какъ напримѣръ, Кембель, оставили цѣлые трактаты объ исполненіиэтого характера. Уже во время Шекспира (1614 г.) одинъ читатель, вѣроятно, Христофоръ Брукъ, сочинилъ поэму в стансахъ -- "Духъ Ричарда III", которая помѣщена въ запискахъ Шекспировскаго Общества. Эта поэма тѣмъ интереснѣе, что показываетъ, какъ тогдашнее время понимало человѣчество и насколько оно старалось вникать въ духъ такихъ характеровъ, каковъ характеръ Ричарда III.
Біографія Ричарда переведена Томасомъ Муромѣ съ латинской біографіи-хроники Голиншеда, который, вѣроятно, ее заимствовалъ въ свой чередъ, у архіепископа Мортона. Въ этомъ источникѣ Шекспиръ нашелъ слѣдующія скудныя, но довольно мѣткія черты для характеристики своего героя. Ричардъ родился съ зубами, былъ безобразенъ и его лѣвое плечо было выше праваго. Злость, гнѣвъ и ненависть были его главными качествами. Онъ былъ хорошій войнъ; былъ щедръ, что доставляло ему самыхъ многочисленныхъ, но непостоянныхъ друзей; былъ таинственъ, глубокій лицемѣръ; снаружи онъ казался смиреннымъ, внутри его бушевали кичливость и гордость; онъ былъ другомъ и врагамъ въ одно время, цѣловалъ въ тотъ самый мигъ, когда готовилъ убійство, и если пускалъ въ дѣло свое вѣроломство и тщеславіе, то не щадилъ ни враговъ, ни друзей. Шекспиръ удержалъ всѣ эти черты, -- удержалъ въ самой высокой, художественной естественности и гармоніи. Его Ричардъ всюду является отличнымъ, ловкимъ краснобаемъ, съ духомъ испорченнымъ и холодно-ядовитымъ, съ острою проницательностью взгляда, вполнѣ такимъ, какъ его изображаетъ хроника; въ его двуличности, волокитствѣ и ухаживаніи за Анною, въ его лицемѣрныхъ фразахъ, въ его сарказмахъ и двусмысленныхъ рѣчахъ, -- вездѣ проглядываетъ острый и ядовитый даръ его лукавой рѣчи. Съ наслажденіемъ смотритъ на него мстительно-жадная Маргарита. Суровый, дикій, выросшій на войнѣ и въ крови убійствъ, съ гордостью аристократа и съ пронырствомъ плута, Ричардъ является въ вѣчномъ противорѣчіи съ самимъ собою. Уже хроника выставила его съ качествами существа падшаго и дерзкаго въ своихъ злодѣяніяхъ; Шекспиръ его дорисовалъ; Ричардъ выходитъ на сцену съ духомъ перемѣнчивымъ и необузданнымъ, въ припадкахъ бѣшенства и упорства, и тутъ же расточаетъ медовыя рѣчи; то кажется легко-откровеннымъ и поверхностно-безпечнымъ льстецомъ, то вдругъ -- самымъ суровымъ и коварнымъ лицемѣромъ, злодѣемъ.
Сомнѣвались, возможны ли подобныя противорѣчія въ одномъ лицѣ. Могъ ли человѣкъ, которому въ высочайшей степени свойственна десть, такъ далеко упасть въ суровости и свирѣпости нрава, сдѣлаться самымъ закоснѣлымъ злодѣемъ? Или, если эта свирѣпость была его природнымъ качествомъ, могъ ли подобный извергъ быть образцомъ такого ума? Наконецъ, возможно ли было человѣку, такъ сознававшему свои силы въ достиженіи предположенной цѣли, распространять страхъ и ужасъ, и, по сказанію хроники, исполнять всѣ свои гнусныя злодѣйства, безъ природной наклонности, изъ одной политики? Шекспиръ, какъ и его историческіе источники, главною пружиною дѣйствій Ричарда, основою всѣхъ его плановъ выставляютъ его заносчивое честолюбіе. Онъ поставилъ это качество въ центръ всего характера Глостера. Въ его грубой природѣ столько гордости и самолюбія, столько аристократической щепетильности, столько, наконецъ, отвращенія къ кривой лести, что онъ ползаетъ и сгибается, какъ мы видимъ, изъ одного непреклоннаго стремленія къ достиженію того мѣста, на которомъ каждый передъ нимъ долженъ склоняться. Вслѣдствіе своихъ намѣреній и плановъ, онъ дошелъ до того, что не только могъ сдѣлаться неподражаемымъ плутомъ, но еще могъ скрывать свое плутовство и свои цѣли. Лицемѣрство онъ довелъ до высшей степени, такъ что онъ является иногда преслѣдуемымъ и угнетеннымъ тамъ, гдѣ онъ самъ всѣхъ угнетаетъ и уничтожаетъ, -- и разыгрываетъ роль труса въ то время, когда его ненависть разитъ самымъ отчаяннымъ и коварнымъ ударомъ; -- такъ что артистъ-актеръ долженъ непремѣнно различать, гдѣ его сила природна и гдѣ она въ своемъ дѣйствіи только принятая роль. Наконецъ, онъ доводитъ свое лукавство до non plus ultra, до того, что онъ, ужасъ людей, принимается въ свѣтѣ за кроткаго и милосерднаго, за добродѣтельнаго, что онъ, тѣломъ и душою демонъ-предатель, является въ образѣ праведника, и что его врагъ, какъ, напримѣръ, Риверсъ, вѣритъ въ его честность; прямой человѣкъ, какъ Гэстингсъ, віритъ въ неспособность его скрытности; Анна замѣчаетъ въ немъ возвратъ къ раскаянію, а падающій Кларенсъ вѣритъ въ его братскую любовь... На послѣднихъ ступеняхъ къ достигаемой цѣли состязается съ Бокингэмомъ въ лицемѣрствѣ и побѣждаетъ его...
Слабы нити, посредствомъ которыхъ характеръ Ричарда связывается съ добрыми сторонами человѣческой природы; не найди Шекспиръ этого характера въ достовѣрныхъ скрижаляхъ исторіи, онъ, можетъ-быть, не рѣшился бы, позднѣе, воспроизвести его въ типахъ Эдмунда и Яго. Шекспиръ старался сдѣлать какъ можно болѣе интереснымъ этотъ характеръ, и потому такъ развилъ въ немъ его злую сторону... Невѣроятно при этомъ встрѣтить въ демонѣ пороковъ, въ дерзкомъ Ричардѣ, -- черту совершенно неожиданную: герой зла подверженъ припадкамъ суевѣрія! Когда Маргарита (I актъ, 3 сцена) осыпаетъ его проклятіями, Глостеръ старается ее прервать различными словами и обратить ея проклятія на нее же. Одинъ предсказатель объявилъ ему смерть послѣ его свиданія съ Ричмондомъ, и это уже тяготитъ его. Хроника говоритъ, что онъ выходилъ изъ себя, когда слышалъ имя Ричмонда. Шекспиръ удержалъ эту черту. Внутренніе голоса, днемъ связывающіе его совѣсть и волю, вырываются наружу въ полночь, когда спятъ его нравственныя силы; злодѣя томятъ ужасные сны... Наканунѣ его битвы съ Ричмондомъ (также по сказанію хроники), передъ нимъ являются духи убитыхъ имъ жертвъ и терзаютъ его угрозами и упреками... Ричардъ просыпается въ испугѣ, и, обливаясь холоднымъ потомъ, кричитъ отрывистыя слова и въ бреду чуть не выдаетъ самого себя...
Въ роли Ричарда -- актеру предстоитъ тьма самыхъ непреодолимыхъ трудностей. По словамъ Стивенса, не то здѣсь затруднительно, что артистъ долженъ безпрестанно мѣнять въ себѣ образы героя и шарлатана, государственнаго человѣка и буффо, лицемѣра и разбойника, не то здѣсь трудно, что онъ долженъ ежеминутно извертываться между высочайшими страстями и самымъ фамильярнымъ тономъ рѣчи, между красными словами -- то грубаго солдата, то лукаваго политика и льстиваго придворнаго и между угрозами взбѣшеннаго пирата; наконецъ, не въ тонкой обрисовкѣ движеній или мимической и риторической художественной діалекціи состоятъ трудности выполненія характера Ричарда, но въ томъ, что артисту должно найти основныя начала всѣхъ этихъ разнообразностей и соединить ихъ плотью гармоніи. Ричардъ -- это Протей превращеній. Самый лучшій выразитель его роли до сихъ поръ былъ и есть -- самъ Шекспиръ... Для величайшихъ актеровъ онъ всегда былъ Гордіевымъ узломъ.
Въ трагедіи -- остальныя лица, какъ и въ раннихъ произведеніяхъ Шекспира, группируются вокругъ главнаго дѣйствующаго характера; одна и та же идея связываетъ ихъ съ страшнымъ героемъ. Сверхчеловѣческимъ силамъ Ричарда прежде всего противупоставляются женщины -- во всей ихъ женственной слабости и безсиліи. Анна, которую онъ въ началѣ покоряетъ оружіемъ своего лицемѣрія, возбуждаетъ скорѣе участіе, нежели презрѣніе; она ненавидитъ и выходитъ замужъ; она проклинаетъ ту, которая станетъ женою убійцы ея мужа, и сама подпадаетъ этому проклятью и, ставши его супругою, входитъ снова, невольно, въ ряды враговъ своего новаго мужа... Рѣдко выводили сцену, полную такихъ невѣроятностей, какова сцена, гдѣ Анна играетъ главную роль, и ея характеръ выходитъ неожиданно и какъ бы мимоходомъ, снова исчезнувъ въ своемъ проявленіи до конца пьесы, но блеснувъ всею роскошью красокъ, женскою кичливостью, самолюбіемъ, слабостью и кокетливостью рѣчи; подобное явленіе мы видимъ еще въ трагедіи "Эфесская Матрона"... Не надобно забывать, впрочемъ, что убійство ея мужа частью оправдывается неизбѣжнымъ зломъ всякой гражданской войны и долгомъ воинской чести...
Не менѣе остроумно выступаетъ, въ противоположность характеру Глостера, простодушіе Гэстингса. Онъ добросердеченъ, вѣренъ чувству добра, болтливъ, честенъ, чуждъ всякаго лукавства; онъ вѣритъ Кэтзби столько же, сколько и Ричарду; онъ торжествуетъ съ неосмотрительною радостью при паденіи своихъ враговъ, тогда какъ ему грозитъ подобная же участь; онъ подаетъ въ совѣтѣ свой голосъ за Глостера, за своего чуднаго и вѣрнаго друга, и не видитъ, что тотъ уже подписалъ его смертный приговоръ. Вся сцена (III актъ, 4 сцена), въ которой это происходитъ, даже въ подробностяхъ характеристической рѣчи, заимствована изъ хроники. Иначе Шекспиръ выставилъ Бракенбери; -- здѣсь онъ основывался единственно на силѣ своего воображенія, и потому этотъ послѣдній исторически играетъ совершенно другую роль, нежели въ трагедіи. Являясь лицомъ вполнѣ страдательнымъ, какъ Кэтзби и Тирроль характерами дѣйствующими, онъ вѣчно вызываетъ Ричарда къ дѣйствіямъ, вызываетъ его планы и намѣренія, -- безъ чего послѣдніе, повидимому, не получили бы такого энергическаго полета. Самымъ главнымъ орудіемъ Глостеру служитъ его креатура -- Бокингэмъ... Онъ выставленъ съ нимъ рука объ руку, какъ его близкое и дивно-схожее отраженіе, какъ копія его честолюбія и лицемѣрія. Другъ у друга они заимствуютъ и оба вмѣстѣ стремятся къ одной цѣли -- къ возвышенію. Здѣсь -- ихъ природная, нравственная связь. Въ Бокингэмѣ, въ его сходствѣ съ Ричардомъ, Шекспиръ примиряетъ противуположности въ характерѣ своего героя и рѣзкое различіе въ типахъ второстепенныхъ лицъ, сгруппированныхъ около Глостера. Онъ помогаетъ своему патрону возвыситься -- и, подобно ему и его продѣлкамъ, дивно скрываетъ свою атаку... Сама Маргарита въ началѣ считаетъ его невиннымъ; ея проклятія не касаются его; онъ не вѣритъ имъ, но, подобно Глостеру, сомнѣвается въ своихъ убѣжденіяхъ и радуется, что страшная женщина извлекаетъ его изъ круга тѣхъ, на которыхъ обрушаетъ свои заклинанія, и что она протягиваетъ ему руку помощи. Вездѣ, въ добрѣ и злѣ, онъ рисуется за Ричардомъ -- на второмъ планѣ. -- Совершенная противуположность Бокингэму -- Стэнли. Это настоящій льстецъ и лицемѣръ; внѣ своей главной сферы онъ не признаетъ ничего, и, подобно Елисаветѣ, поражаетъ Ричарда его же оружіемъ, Будучи въ родствѣ съ Ричмондомъ, онъ уже съ самаго начала принялъ мѣры предосторожности, и изъ врага дѣлается другомъ королевы Елисаветы; его глазъ видитъ всюду; сама исторія изумляется, какъ Ричардъ, будто ослѣпленный самимъ небомъ, могъ обмануться въ этомъ человѣкѣ?.. Шекспиръ оправдываетъ истину тьмъ, что даетъ Стэнли одно оружіе съ Ричардомъ; равенствомъ природной ловкости -- онъ надолго оспариваетъ побѣду у Глостера...
Разсмотрѣвъ эти стороны, объяснивъ положенія лицъ, сгруппированныхъ около сверхъестественнаго характера героя трагедіи. мы должны замѣтить, что поэтъ искалъ еще большихъ крайностей, чтобы со всѣхъ сторонъ вполнѣ освѣтить и уяснить этотъ характеръ. Онъ противупоставляетъ его счастью, его возвышенію -- горести и паденія; его глубокому лицемѣрію -- безпечность и добродушіе; его кровожадности -- беззаботиое самодовольство, которое издѣвается надъ самою смертью. -- Все это объясняется появленіемъ Маргариты.
Маргарита была вдовою короля Генриха Шестого; она однажды вернулась изъ Франціи, куда была сослана, на материкъ Англіи -- въ одеждѣ нищей... Обезоруженная, съ убитымъ самолюбіемъ, она издѣвается надъ опасностями, надъ самою смертью, которая ей грозитъ за нарушеніе закона; она врывается въ кругъ своихъ враговъ и, будучи не въ силахъ повелѣвать и управлять ими, не имѣя возможности скрыть своей внутренней бури, она въ безуміи и бѣшенствѣ расточаетъ безпощадныя, предсказательныя проклятія, развертываетъ во всей наготѣ страшную истину и, какъ труба суда Божія, -- гремитъ и поражаетъ отступниковъ правды, своихъ бездушныхъ гонителей. Эти слова имѣютъ болѣе силы и огня, чѣмъ всѣ злодѣянія Ричарда, и жажда ея мщенія неукротима: она неукротимѣе и ненасытнѣе, чѣмъ вся страшная жажда честолюбія, грызущаго гнусную душу Глостера. Сочинитель хроники замѣчаетъ, при описаніи смерти сына Маргариты, что всѣ, бывшіе при этой кончинѣ, позднѣе испили одинаковую чашу, "вслѣдствіе заслуженной справедливости и карающаго наказанія Божія..." Шекспиръ этотъ судъ олицетворилъ въ суровой Маргаритѣ и ея проклятіяхъ. Она прокляла Эдуарда, и Эдуардъ скоропостижно умираетъ; ея проклятія сбываются и на несчастномъ Кларенсѣ, который сражался за домъ Ланкастеровъ; они сбываются и на Гэстингсѣ, и на Елисаветѣ, которая подъ конецъ, въ самомъ дѣлѣ, остается безъ брата, безъ мужа и безъ дѣтей, и на лукавомъ Бокингэмѣ... Ричардъ также, наконецъ, дѣлается жертвою ея проклятій... Бокингэмъ измѣняетъ ему, -- это ему предсказала Маргарита. Самъ Ричардъ (IV актъ, 4 сцена), въ дерзкомъ безвѣріи, накликаетъ на свою голову судъ Божій... Наконецъ, его родная мать, Герцогиня Іоркская, которую поэтъ выставилъ въ срединѣ -- между Елисаветою и Маргаритою -- и надѣлилъ ее качествами этихъ обѣихъ, говоритъ ему (ІV актъ, 4 сцена), что ея молитвы будутъ на сторонѣ его враговъ; она восклицаетъ: "Да будутъ мои проклятія, въ день роковой, послѣдней битвы, на головѣ твоей тяжелѣе твоего желѣзнаго шлема!" И картины движутся, какъ живыя, и все идетъ, какъ на яву, и страшный конецъ неотразимъ, Кара небесная, какъ ужасный ураганъ, охватываетъ всѣхъ и несетъ къ гибельной цѣли... "Lascinate ogni speranza voi clie intrate!.." Послѣдняя туча разсѣянной бури, лицемѣрный и ехидный Бокингэмъ восходитъ на эшафотъ. -- "Всевышній, надъ Промысломъ котораго я издѣвался, -- восклицаетъ онъ, -- обрушилъ мою лицемѣрную молитву на мою голову; онъ далъ мнѣ по святой правдѣ то, о чемъ я просилъ въ шутку!" Послѣднія слова трагедіи, которыя Шекспиръ влагаетъ въ уста Ричмонда, человѣка, осчастливленнаго волею небеснаго Промысла -- "God say amen!" -- примиряютъ наше чувство съ идеею всей драмы, богатой такими многообразными подробностями.
"Ричардъ III" въ началѣ тридцатыхъ годовъ былъ переведенъ на русскій языкъ -- стихами, съ французскаго перевода Шекспира {Переводъ покойнаго актера Брянскаго, шедшій долго на сценахъ нашихъ театровъ.}. Въ 1842 году эта драма явилась у насъ въ третьей части переводовъ Шекспира--Кетчера. Послѣдній перевелъ ее слово-въ-слово и со многими примѣчаніями, съ англійскаго, -- въ прозѣ.
Предлагаемый здѣсь переводъ сдѣланъ также съ англійскаго языка стихами, какъ и позднѣйшій А. В. Дружинина.
Слѣдуетъ прибавить нѣсколько словъ объ извѣстнѣйшихъ актерахъ, выполнявшихъ, въ разныя времена, роли въ этой драмѣ.
Драма, особенно драма Шекспира, теряетъ половину своихъ достоинствъ, если она не представляется на сценѣ театра; актеръ-художникъ дополняетъ, животворитъ идеи поэта, выясняетъ ихъ, даетъ имъ гармоническую плоть и дѣлаетъ ихъ доступными органамъ зрителей. -- Такъ иногда, при жизни своей, поэтъ бываетъ гораздо менѣе славенъ, чѣмъ актеръ, выполняющій его созданія; послѣднему зритель приписываетъ свои сердечныя движенія, свое наслажденіе; послѣдній, подобно гальскому Геркулесу, приковываетъ къ своимъ устамъ цѣлый народъ своихъ поклонниковъ. Но, увы! приходитъ роковая, безвозвратная пора, и этотъ голосъ, этотъ могучій голосъ -- смолкаетъ навсегда: завѣса другого міра падаетъ между нами и актеромъ. -- Отъ него, какъ отъ исполнителя-музыканта, какъ отъ пѣвца, какъ отъ прелестной танцовщицы, остается одно: звукъ его имени и нѣсколько лучей славы! Произведенія его исчезаютъ вмѣстѣ съ нимъ, вмѣстѣ съ его жизнью, которая иногда десятки лѣтъ увлекаетъ цѣлыя поколѣнія и цѣлыя современности наполняетъ новыми эстетическими началами. И едва-едва остаются отъ всей его личности немногіе слабые отголоски, немногія преданія, выраженныя слабымъ, безплоднымъ словомъ.
Ни одинъ поэтъ столько не сдѣлалъ для актеровъ, сколько сдѣлалъ Шекспиръ; ни одинъ изъ писателей-драматурговъ не создалъ такого множества характеровъ, типовъ, которые живутъ самостоятельною жизнью и совершенно овладѣваютъ нашимъ воображеніемъ. Большая часть актеровъ пріобрѣтала свою славу исполненіемъ ролей Шекспира. -- Скажемъ о нѣкоторыхъ изъ болѣе прославленныхъ, въ отношеніи къ "Ричарду-Третьему". -- Беттертонъ, по словамъ записокъ Коллея-Гиббера, "былъ единственнымъ человѣкомъ, который еще могъ играть роли созданій Шекспира, такъ точно, какъ Шекспиръ одинъ только и могъ писать для сцены..." Главное достоинство Беттертона было: разнообразіе игры и примѣненіе своей артистической личности къ личности каждой изъ играемыхъ имъ ролей... Въ "Ричардѣ-Третьемъ" съ нимъ могъ соперничать одинъ Кинъ. Коллей о немъ выражается такъ: "въ роляхъ, созданныхъ не Шекспиромъ, онъ превосходилъ всѣхъ другихъ актеровъ; въ Шекспировскихъ же твореніяхъ онъ превосходилъ самого себя". -- Онъ родился въ 1683 году, умеръ въ 1710. -- Гаррикъ -- былъ знаменитъ въ роли "Ричарда-Третьяго", въ "Лирѣ" и "Макбетѣ". -- Онъ родился въ 1716 году, умеръ въ.1779 году, и происходилъ отъ французской фамиліи. Англичане его ставятъ выше всѣхъ своихъ актеровъ; природа, естественность и разнообразіе были его главными качествами. Будучи самъ сочинителемъ, Гаррикъ всю свою жизнь разрабатывалъ творенія Шекспира. Онъ иногда передѣлывалъ роли Шекспира, оправдываясь желаніемъ приблизить ихъ къ духу своей эпохи. Упрекъ этотъ, впрочемъ, исчезаетъ при мысли о достоинствахъ Гаррика: онъ возвратилъ своею игрою всю популярность Шекспиру, которую этотъ послѣдній потерялъ съ той поры, какъ англійская сцена лишилась Беттертона. Онъ поочередно былъ то страшенъ, то благороденъ, то патетиченъ, то страстенъ; и никогда актеру столько не изумлялись и не аплодировали, сколько изумлялись и аплодировали Гаррику. По его смерти, Англія воздала ему почести великихъ людей, и онъ былъ похороненъ въ пышномъ склепѣ Вестминстерскаго аббатства. -- Роли Маргариты и Елисаветы въ "Ричардѣ Третьемъ" со славою исполняла мистриссъ Притчардъ. Она первая замѣнила собою молодыхъ актеровъ, которые до нея обыкновенно выполняли всѣ женскія роли Шекспира. Она также неподражаемо играла роди милэди Макбетъ, королеву въ "Гамлетѣ" и "Екатерину" въ "Генрихѣ Восьмомъ". Мистриссъ Притчардъ родилась въ 1711 году, умерла въ 1768 году. -- Послѣ этихъ именъ мы можемъ назвать Кука, которому было уже сорокъ-пять лѣтъ отъ роду, когда онъ, въ 1801 году, на Кавенть-Гарденскомъ театрѣ, дебютировалъ въ роли короля "Ричарда-Третьяго"... Ему аплодировалъ самъ Кембль. Будучи красивъ собой, Кукъ отличался, главнымъ образомъ, неподражаемымъ выраженіемъ ненависти, зависти, хитрости и ѣдкой ироніи... Онъ ѣздилъ играть въ Соединенные Штаты, гдѣ въ Нью-Іоркѣ, въ 1812 году, и скончался, на пятьдесятъ-восьмомъ году отъ рожденія, -- Но славнейшим изъ исполнителей роли "Ричарда Третьяго" былъ Кинъ. Эдмондъ Кинъ владѣлъ удивительными качествами. -- Иногда онъ впадалъ въ тривіальность и уже въ слишкомъ изступленную энергію гнѣва и горячности... Но безъ этого онъ былъ благороденъ, высокъ и изященъ, "Ричардъ Третій" и "Шейлокъ" были главными его ролями. Рщардъ Третій, изъ котораго онъ дѣлалъ безобразнаго Донъ-Жуана, росъ мгновенно и становидся почти гигантомъ, едва надъ нимъ распадалась туча опасности. Вся зала потрясалась электрическимъ ударомъ, когда онъ кричалъ: "Коня! коня! все царство за коня!" -- Кинъ, подобно всѣмъ англійскимъ актерамъ, въ совершенствѣ владѣлъ шпагою и рапирою... Поэтому въ роли Ричарда онъ растягивалъ съ умысломъ послѣднюю сцену своей борьбы съ Ричмондомъ и умиралъ, показавъ вполнѣ свое искусство владѣть оружіемъ, Кинъ оставилъ сына, но его сынъ вовсе ее имѣетъ таланта своего отца. Въ новѣйшее время исполненіемъ роли Ричарда ІІІ прославились итальянскіе трагики Сальвини и Росси.
Изъ нашихъ актеровъ Мочаловъ исполнялъ въ Москвѣ роль "Ричарда Третьяго" и былъ неподражаемъ въ пятомъ актѣ; этотъ пятый актъ, подъ именемъ "Сна короля Ричарда Третьяго" -- въ послѣдніе годы жизни Мочалова давали обыкновенно отдѣдьно.
Король Эдуардъ четвертый.
Эдуардъ, принцъ Валлійскій, |
} сыновья его.
Ричардъ, герцогъ Іоркскій, |
Ричардъ, герцогъ Глостеръ, |
} братья его.
Георгъ, герцогъ Кларенсъ, |
Малолѣтній сынъ Кларенса.
Генрихъ, графъ Ричмондъ.
Кардиналъ Борчеръ, архіепископъ кэнтерберійскій.
Томасъ Росерамъ, архіепископъ іоркскій.
Джонъ Мортонъ, епископъ элійскій.
Герцогъ Бокингэмъ.
Герцогъ Норфолькъ.
Графъ Серри, сынъ его.
Графъ Риверсъ, братъ жены короля Эдуарда.
Маркизъ Дорзетъ и Лордъ Грем, сыновья его.
Графъ Оксфордъ.
Лордъ Гэстингсъ.
Лордъ Стенли.
Лордъ Ловель.
Сэръ Томасъ Вогенъ.
Сэръ Ричардъ Раддклифь.
Сэръ Вилльямъ Кэтзби.
Сэръ Джемсъ Тиррель,
Сэръ Джемсъ Блентъ.
Сэръ Вальтеръ Гербертъ.
Сэръ Робертъ Бракенбери, комендантъ Тоуэра.
Христофоръ Орзвикъ, священникъ.
Лордъ-Меръ Лондона.
Шерифъ Вильширскій.
Елисавета, жена Эдуарда Четвертаго.
Маргарита, вдова умершаго короля Генриха Шестого.
Герцогиня Іоркская, мать короля Эдуарда Четвертаго, Глостера и Кларенса.
Лэди Анна, вдова Эдуарда, принца Валлійскаго.
Маленькая дочь Кларенса.
Лорды. Свита. Джентльмены. Священникъ. Писецъ. Граждане. Убійцы. Гонцы. Духи. Солдаты.
Дѣйствіе происходить въ Англіи.
Лондонъ.--Улица. (Входитъ Глостеръ).
Глостеръ. --Зима усобицъ нашихъ обратилась
Въ блистательное лѣто солнцемъ Іорка:
Потоплены въ пучины океана
Нависшія надъ нами тучи.
Побѣда увѣнчала чела наши.
Трофеями виситъ побѣдное оружье.
Веселый пиръ смѣнилъ свирѣпость битвы,
И плясокъ звукъ -- звукъ маршей заглушилъ!
Суровый бой чело свое разгладилъ,
И на коняхъ, закованныхъ въ желѣзо,
Не носится, пугая души робкихъ;
Онъ весело въ покояхъ лэди пляшетъ,
Подъ звуки льстиво-сладострастной лютни...
И только я, къ игрушкамъ неспособный,
Несозданный для зеркала уродъ,
Я, такъ топорно срубленный, лишенный
Любовныхъ чаръ, таинственныхъ и сильныхъ,
Передъ вертлявостью кокетокъ-нимфъ;
Я, въ красотѣ мужчины обдѣленный,
Физіономіи лишенный отъ природы,
Уродъ я недодѣланный, до срока
Я выброшенъ на свѣтъ, какъ недоносокъ,
Едва поконченный, и то такой красивый,
Что на меня собаки лаютъ, чуть
Предъ ними гдѣ заковыляю; только я,--
Въ изнѣженно-пустое время это,
Отрады жить совсѣмъ не нахожу, --
За исключеніемъ, конечно, созерцаніи
На солнцѣ тѣни собственной своей,
Да разсужденій о своемъ уродствѣ.
Й вотъ, съ тѣхъ поръ, какъ я но въ силахъ быть
Любовникомъ, -- любимцемъ пошлой моды,
Я быть хочу злодѣемъ, я рѣшился
Преслѣдовать отраду жизни смертныхъ!..
Разставилъ я губительныя сѣти,
Пророчества безумцевъ, письма, сны, --
Въ смертельный бой поставятъ короля
И Кларенса; и если Эдуардъ
Король -- правдивъ и такъ же вѣренъ долгу,
Какъ я хитеръ, лукавъ и вѣроломенъ,--
Сегодня-жъ Кларенсъ будетъ въ заключеньи,
Изъ-за пророчества, что буква -- Г
Обезнаслѣдитъ племя Эдуарда!..
Но вотъ и онъ: сокройтесь всѣ разсчеты!..
(Входитъ Кларенсъ со стражей и Бракенбери).
А! здравствуй, братъ! Что значитъ эта стража
Вокругъ тебя, съ оружіемъ въ рукахъ?
Кларенсъ.-- Его величество, заботясь сердцемъ
О сохраненіи моемъ, велѣлъ
Ей проводить меня конвоемъ въ Тоуэръ.
Глостеръ.-- За что?
Кларенсъ.-- За то, что я зовусь -- Георгомъ.
Глостеръ.-- Ай-ай, милордъ! Но, ваша-ль въ томъ вина?
Отцовъ сажать въ тюрьмы за имя надо.
Ужъ не задумалъ ли король для васъ
Устроить въ Тоуэрѣ опять крестины?..
Безъ шутокъ, Кларенсъ, можно-ль знать, въ чемъ дѣло?
Кларенсъ.-- Да, Ричардъ, если-бъ зналъ я; но клянусь
Тебѣ, не знаю: говорятъ, онъ снамъ
И предсказаньямъ вѣритъ, говорятъ,
Вездѣ изъ алфавитовъ букву Г
Вычеркиваетъ, ибо это Г,
По предсказаніямъ, лишить потомства
Его фамилію должно; мое --
Георга имя -- букву Г въ началѣ
Имѣетъ; и за то меня врагомъ
Король возмнилъ... и вотъ какіе вздоры
Составили приказъ -- идти мнѣ въ Тоуэръ.
Глостеръ.-- И такъ всегда бываетъ, только баба
Осилитъ человѣка! Не король,
А лэди Грей. жена его, васъ, Кларенсъ,
Несправедливо въ Тоуэръ посылаетъ.
И не она-ль, иль не ханжа-ль смиренный,
Антоній Вудвиль, братъ ея, рѣшили
И лорда Гэстингса забросить въ Тоуэръ,
Откуда тотъ сегодня только выйдетъ?
Не безопасны мы; да, Кларенсъ, мы --
Не безопасны!.. --
Кларенсъ.-- Небомъ я клянусь,
Здѣсь никого на полѣ нѣтъ; свободны --
Родня лишь королевы, да гонцы
Отъ короля, къ красоткѣ Шоръ. Вы, вѣрно,
Слыхали, какъ ее постыдно-рабски
Просилъ лордъ Гэстингсъ о своей свободѣ!
Глостеръ.-- Покорныя воззванья къ божеству
Вернули волю лорду-камергеру.
Сказать ли? намъ одно осталось средство
Пріобрѣсти любовь монарха, -- это
Ужъ разомъ надѣвать ливрею Шоръ
И поступать на службу къ ней скорѣе;
Она, съ каргою старой, королевой --
Теперь въ странѣ сильнѣйшія особы.
Бракенбери.-- Прошу обоихъ васъ мнѣ извинить:
Его величество строжайше всѣмъ
Имѣть бесѣды тайныя съ милордомъ,
Съ кѣмъ онъ ни говорилъ бы, -- запретилъ.
Глостеръ.-- Что-жъ, если вамъ угодно, Бракенбери,
Вы можете войти въ бесѣду нашу.
Не объ измѣнѣ рѣчь: мы говоримъ,
Что мудръ король, что королева наша
Немножко хоть стара, за то добра,
И хороша, и вовсе неревнива;
Мы говоримъ, что у супруги Шоръ --
Вишневый ротикъ, прелесть -- ножка, бойкій
Языкъ, и глазъ презоркій; что въ дворянство
Возведены родные королевы...
Ну, что же, сэръ? Ужли все это ложь?..
Бракенбери.-- До этого мнѣ, лордъ, нѣтъ дѣла.
Глостеръ.-- Какъ?
Нѣтъ ничего, что можно бъ съ мистриссъ Шоръ
Вамъ сдѣлать? Пусть такъ думаютъ другіе,
Одинъ же человѣкъ въ секретѣ держитъ
Безсилье это съ ней...
Бракенбери.-- Кто-жъ онъ, одинъ?..
Глостеръ.-- А мужъ ея, бездѣльникъ! Донеси
Теперь на насъ...
Бракенбери.-- Простите, ваша свѣтлость,
И кончите вашъ разговоръ съ милордомъ.
Кларенсъ.-- Твой долгъ извѣстенъ намъ, и мы внимаемъ
Тебѣ.
Глостеръ.-- Мы -- королевины рабы! --
Прощайте, братъ, я къ королю спѣшу;
И что бы вы мнѣ къ нему ни поручили,--
Хотя-бъ назвать сестрою Эдуарда
Вдову, -- на все готовъ я, только-бъ вамъ
Вернуть свободу. Болѣе, чѣмъ вы
Предполагаете, -- измѣна брата
Убійственна мнѣ.
Кларенсъ.-- Знаю! -- намъ обоимъ
Она не по сердцу...
Глостеръ.-- Но вамъ недолго
Сидѣть въ тюрьмѣ; я васъ освобожу,
Иль сяду самъ туда. Терпѣнье только!
Кларенсъ.-- Стерплю! терпѣть мы всѣ должны; прощайте.
(Уходитъ съ Бракенбери и стражей).
Глостеръ.-- Ступай, оттуда не легко вернуться,
Простякъ и глупый Кларенсъ! -- Я тебя
Люблю, поэтому скорѣе душу
Твою отправляю въ небо, если этотъ
Подарокъ небо приметъ отъ меня.
Но кто тамъ? А, освобожденный Гэстингсъ!.. (Входитъ Гэстингсъ).
Гэстингсъ.-- День добрый вамъ, достопочтенный лордъ.
Глостерь.-- И вамъ, лордъ-камергеръ, того-жъ желаю.
Радъ видѣть васъ я снова на свободѣ.
Ну, что, какъ вы сносили заключенье?..
Гэстингсъ.-- Терпѣлъ, милордъ, какъ терпитъ всякій узникъ.
Теперь же я спѣшу благодаритъ
Доставившихъ мнѣ прелесть заточенья.
Глостеръ.-- О, да! какъ разъ! и Кларенсъ вамъ поможетъ.
У васъ съ нимъ общія дѣла, его
Враги и васъ такъ злобно сокрушили.
Гэстингсъ.-- Бездушные! закабалить орла,
Тогда какъ коршуны на волѣ грабятъ!
Глостеръ.-- Что новаго -- на воздухѣ?
Гэстингсъ.-- Внѣ дома
Не лучше, что и въ самомъ домѣ: слабъ
Король и хворъ, и удрученъ тоской,
И страшно трусятъ за него врачи.
Глостеръ.-- Клянусь Петромъ, плохая ваша новость!
Долгонько нашъ король не зналъ діэты
И свыше силъ себя ужъ истощалъ!
Невесело объ этомъ и подумать.
Гдѣ онъ теперь? въ постели?
Гэстингсъ.-- Да, въ постели.
Глостеръ.-- Иди-жъ, я за тобою вслѣдъ къ нему! (Гэстингсъ уходитъ).
Ему не жить, увѣренъ я; Георга-жъ
Онъ, умирая, на небо ушлетъ;
Скорѣе къ Кларенсу -- въ немъ подозрѣнье
Воспламенить лукавой клеветой;
И если я не ошибаюсь въ планахъ,
Не жить до-завтра Кларенсу: тогда --
Прими, Господь, и душу Эдуарда,
Меня-жъ оставь стараться въ этомъ мірѣ;
Здѣсь Варвикову дочь возьму я въ жены!.
Но я убилъ ея отца и мужа?!
Что-жъ?.. Дать собой ей мужа и отца
Опять -- не значитъ ли ее утѣшить?..
И я исполню это! -- Безъ сомнѣнья --
Не изъ любви, -- изъ лучшей, важной цѣли...
А цѣли мнѣ достичь лишь этой связью!
Однако-жъ я спѣшу на рынокъ прежде
Коня! Еще и Кларенсъ живъ, и самъ
Король живетъ и правитъ!.. Уберутся,
Тогда считать начнемъ мы барыши.
Тамь же. Другая улица. -- Несутъ тѣло короля Генриха Шестого въ открытомъ гробѣ. Джентльмены съ алебардами охраняютъ его. За нимъ лэди Анна, -- плачущая.
Анна.-- Поставьте на-земь вы честную ношу.
Коль въ гробѣ можетъ укрываться честь;
Посѣтовать мнѣ дайте о кончинѣ