Шепелевич Лев Юлианович
Гюи де-Мопассан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ГЮИ ДЕ-МОПАССАНЪ.

   Французская литература лишилась одного изъ талантливѣйшихъ своихъ представителей въ лицѣ недавно умершаго романиста. Полтора года угасалъ въ домѣ умалишенныхъ замѣчательный человѣкъ, въ теченіе пятнадцати лѣтъ умѣвшій быть любимцемъ всей образованной публики. Гюи де-Мопассанъ не искалъ никогда успѣха, но пользовался имъ по праву. Читая его чудныя произведенія, никто не догадывался, что дни автора сочтены. Но въ одинъ прекрасный день мы узнали, что Гюи де-Мопассанъ сошелъ съ ума.
   Съ тѣхъ поръ прошло болѣе года и о талантливомъ писателѣ стали забывать. Лишь изрѣдка сообщалось, что онъ безнадеженъ. Можно было думать, что такое положеніе дѣла продлится много лѣтъ; однако счастье въ послѣдній разъ улыбнулось Мопассану: онъ умеръ прежде чѣмъ успѣлъ исчезнуть изъ сознанія нашего легкомысленнаго поколѣнія. Его скорбный и мощный обликъ останется въ памяти у всѣхъ, какъ наглядное изреченіе Экклезіаста: "vanitas vanitatum!"
   Во французской литературѣ Мопассанъ занималъ совершенно исключительное и оригинальное положеніе. Его нельзя причислить къ извѣстной школѣ или даже группѣ писателей. Нельзя также думать, чтобы онъ могъ стать во главѣ извѣстнаго направленія. Какъ для того, такъ и для другого, онъ былъ слишкомъ самобытенъ, слишкомъ индивидуаленъ. И никто, можно утверждать положительно, не подниметъ пера, выпавшаго изъ усталой руки.
   Посвящая нѣсколько страницъ памяти безвременно умершаго писателя, мы, конечно, не смѣемъ претендовать на полноту и законченность. Даже у соотечественниковъ Мопассана нѣтъ этюда и біографіи, достойныхъ его. таланта. Это возможно лишь въ будущемъ.
   

I.

   Болѣе или менѣе обстоятельныя свѣдѣнія о Мапассанѣ относятся къ появленію его въ Парижѣ въ кабинетѣ Флобера и нѣкоторыхъ другихъ писателей. Это былъ цвѣтущій, веселый и, повидимому, беззаботный юный нормандецъ. Казалось, его отношеніе къ литературѣ было совершенно случайное: онъ ничего не печаталъ, увлекался жизнью и не вмѣшивался даже въ бесѣды Флобера съ Тургеневымъ, Золя, Гонкуромъ, Додэ, которыхъ былъ внимательнымъ и молчаливымъ слушателемъ. Но незамѣтно для другихъ Мопассанъ усиленно работалъ.
   Почти десять лѣтъ подготовлялъ онъ себя къ первому шагу на литературномъ поприщѣ. Изъ "учениковъ" онъ прямо перешелъ въ "мастера". Первый дебютъ его носилъ печать вполнѣ зрѣлаго, сформировавшагося таланта, превосходнаго стилиста, умѣвшаго пользоваться всѣми сокровищами классической французской рѣчи. Видна была превосходная подготовка. Дѣйствительно, какъ оказалось впослѣдствіи, Мопассанъ необыкновенно добросовѣстно изучилъ нѣкоторыхъ французскихъ классиковъ и внимательно прислушивался къ совѣтамъ Буйльэ и Флобера. Извѣстно, напримѣръ, что онъ готовилъ этюдъ о слогѣ Рабле, котораго страстно любилъ, этюдъ, къ сожалѣнію, не изданный {Ср. Bourget. Guy de Maupassant (Revue hebdomadaire, No 60, 456 стр.).}. Достаточно этого примѣра, чтобы оцѣнить серьезность занятій романиста.
   Три писателя имѣли особенное вліяніе на Мопассана: Буйльэ, Флоберъ и Тургеневъ. Ихъ глубокомысленныя замѣчанія, падая на воспріимчивую и благодарную почву, приносили превосходные плоды.
   Съ Буйльэ Мопассанъ сошелся еще до знакомства и дружбы съ Флоберомъ. Изъ частыхъ бесѣдъ съ нимъ молодой человѣкъ вынесъ твердое убѣжденіе "что сотня стиховъ, даже меньше, достаточны для репутаціи художника, если эти стихи безупречны, и если они отмѣчены талантомъ и оригинальностью". Равнымъ образомъ Мопассанъ выработалъ твердое убѣжденіе, что постоянный трудъ и глубокое знаніе своего дѣла дадутъ возможность писателю создать шедевръ, если ему удастся натолкнуться на сюжетъ, соотвѣтствующій его таланту, образу мыслей и художественнымъ убѣжденіямъ.
   "Далѣе я понялъ (благодаря Буйльэ), говоритъ Мопассанъ, что наиболѣе извѣстные писатели почти всегда не оставили болѣе одного тома, и что прежде всего необходимо имѣть удачу найти и различить среди множества сюжетовъ, представляющихся нашему выбору, такой, который привлечетъ всѣ наши способности, нашъ талантъ, силу художественнаго дарованія".
   Гораздо болѣе, чѣмъ Буйльэ, имѣлъ вліянія на молодого писателя Флоберъ. Маститый романистъ искренно полюбилъ талантливаго юношу и относился внимательно къ его первымъ опытамъ. Но, по свидѣтельству Золя и самого Мопассана, онъ долго не подозрѣвалъ въ своемъ молодомъ другѣ крупнаго дарованія. Когда Мопассанъ прочелъ ему нѣсколько своихъ опытовъ, Флоберъ замѣтилъ: "Не знаю, есть-ли у васъ талантъ. То, что вы принесли мнѣ, свидѣтельствуетъ о способностяхъ, но не забывайте, молодой человѣкъ, того, что талантъ, по словамъ Бюффона -- долготерпѣніе. Работайте".
   И Мопассанъ работалъ, часто посѣщая Флобера, который сталъ называть его своимъ ученикомъ.
   "Въ теченіе семи лѣтъ, говоритъ Мопассанъ, я сочинялъ разсказы, новеллы и даже написалъ отвратительную драму. Отъ всего этого ничего не осталось". По воскресеньямъ, за завтраками, Флоберъ бесѣдовалъ со своимъ ученикомъ по поводу прочитаннаго и развивалъ свои любимыя положенія. "Если у автора есть оригинальность, говаривалъ Флоберъ, слѣдуетъ ее развить; если у него ея нѣтъ, слѣдуетъ пріобрѣсти".
   По мнѣнію Флобера, слѣдуетъ присматриваться къ тому, что желаютъ описать, до тѣхъ поръ, пока не увидишь стороны, которая ускользала отъ вниманія раньше наблюдавшихъ. Во всякомъ предметѣ, явленіи есть нѣчто новое, неизслѣдованное, такъ какъ мы привыкли смотрѣть подъ вліяніемъ уже раньше сдѣланныхъ наблюденій. Слѣдуетъ выработать самостоятельную точку зрѣнія. Чтобы описать пылающій очагъ или дерево на равнинѣ, останемся передъ ними до тѣхъ поръ, пока въ нашихъ глазахъ они не будутъ похожи на какое-либо другое дерево или пламя. Только этимъ путемъ можно сдѣлаться оригинальнымъ.
   Исходя изъ того положенія, что въ мірѣ нѣтъ двухъ предметовъ совершенно сходныхъ, Флоберъ заставлялъ своего ученика въ нѣсколькихъ словахъ характеризовать отличительныя черты двухъ, повидимому совершенно одинаковыхъ вещей или явленій.
   "Когда вы проходите, говаривалъ Флоберъ, мимо пирожника, сидящаго у дверей, мимо швейцара, курящаго трубку, мимо биржи извощиковъ, покажите мнѣ, при посредствѣ умѣлаго описанія, въ этомъ пирожникѣ, въ этомъ швейцарѣ, въ ихъ позѣ, внѣшности ихъ нравственную природу, чтобы я не могъ смѣшать ихъ съ другимъ пирожникомъ или другимъ швейцаромъ, и заставьте меня понять, однимъ удачнымъ словомъ, чѣмъ лошадь одного фіакра не походитъ на пятьдесятъ другихъ, слѣдующихъ за ней и ей предшествующихъ".
   Исходя изъ этихъ положеній, Мопассанъ высказываетъ убѣжденіе, что для всего, что мы желаемъ выразить, существуетъ лишь одно подлежащее, одно опредѣленіе, одинъ глаголъ. Этихъ, наиболѣе удачныхъ словъ, мы и должны искать, не довольствуясь менѣе удачными, не прибѣгая къ оборотамъ, маскирующимъ наше неумѣніе. Этого можно достичь весьма простыми средствами, напримѣръ, изящною разстановкою словъ. Нѣтъ необходимости въ неологизмахъ, архаизмахъ, замысловатыхъ оборотахъ рѣчи.
   Флоберъ былъ страстнымъ поклонникомъ формы. Въ прекрасномъ этюдѣ, посвященномъ творчеству этого романиста (предисловіе къ его перепискѣ съ Жоржъ-Зандъ), Мопассанъ говоритъ, что, обработавъ лучшія мѣста своего романа, Флоберъ не рѣшался измѣнить ихъ, если даже они не удовлетворяли его и друзей со стороны содержанія. "Страница,-- говорилъ онъ,-- должна стоять прямо, какъ мраморная колонна". Для Мопассана форма была тѣсно связана съ содержаніемъ. Въ этомъ отношеніи онъ близко подходитъ къ Тургеневу и находится въ извѣстной зависимости отъ маститаго русскаго романиста. Тургеневъ вѣрилъ въ будущее романа, видѣлъ въ немъ совершенно новый, имѣющій громадное значеніеродъ творчества. На Мопассана нашъ великій писатель смотрѣлъ съ. надеждою и считалъ его вполнѣ подготовленнымъ къ дѣятельности романиста. Какъ разсказчика, онъ ставилъ его наравнѣ съ Львомъ Толстымъ.
   Сознавая всю трудность предстоящей ему задачи, Мопассанъ исподоволь готовилъ себя къ роли романиста, которую, къ сожалѣнію, успѣлъ, довести лишь до половины. Составилось не совсѣмъ правильное представленіе, что Мопассанъ, написавшій множество превосходныхъ новеллъ и разсказовъ, видѣлъ въ нихъ форму наиболѣе соотвѣтствующую своему дарованію. Это высказывалось и критикой. Но, по свидѣтельству Бурже, Мопассанъ смотрѣлъ на нихъ, какъ на эпизоды большихъ романовъ, какъ на литературные опыты. Конечно, очерки Мопассана прекрасны, но его романы гораздо лучше, такъ какъ, кромѣ элементовъ, заключающихся въ очеркахъ, въ нихъ есть другія преимущества: несравненно болѣе искусная техника и глубина художественной правды. Романы Мопассана относятся къ его мелкимъ разсказамъ, какъ законченная картина къ подготовительнымъ эскизамъ великаго художника.
   

II.

   Золя въ своей прекрасной надгробной рѣчи высказываетъ, что многіе разсказы Мопассана могутъ быть темой для цѣлаго романа, драмы или комедіи, которые и были-бы написаны другими, менѣе разборчивыми и менѣе даровитыми авторами. Но, бросая щедрою рукой настоящіе шедевры, Мопассанъ искалъ для романовъ сюжетовъ, которыми могъ всецѣло, какъ художникъ, увлекаться, серія-же мелкихъ разсказовъ, особенно любимыхъ публикой и свидѣтельствующихъ объ изумительной гибкости и разносторонности его таланта, никогда не привлекала исключительнаго вниманія романиста.
   Трудно, даже въ обстоятельномъ изложеніи, сдѣлать понятнымъ разнообразіе содержанія этихъ мелкихъ разсказовъ, богатство затрогиваемыхъ мотивовъ. Нигдѣ не замѣтите вы повтореній, даже сходства. При обстоятельствахъ повидимому совершенно аналогичныхъ, сходствѣ характеровъ, положеній, душевнаго состоянія отдѣльныхъ лицъ, Мопассанъ умѣетъ указать, согласно съ вышеуказанными положеніями Флобера, во всякомъ изъ нихъ сторону, оттѣнокъ, раньше неизвѣстные и не наблюдаемые. Чтобы пояснить это примѣромъ, укажу на три разсказа, въ которыхъ затрогивается одинъ и тотъ-же мотивъ: любовь отца къ ребенку: "Отецъ", "Малютка Лемонье", "Г. Паранъ". Особенное сходство содержанія мы можемъ отмѣтить въ двухъ послѣднихъ разсказахъ.
   Три отца очень похожи другъ на друга. Это -- заурядные, слабохарактерные, но способные къ нѣжнымъ чувствамъ люди. Первый изъ нихъ (Тесье) покинулъ честную дѣвушку, съ которою случайно столкнула его судьба. Прошло много лѣтъ. Дѣвушка вышла замужъ, была счастлива и забыла о прошедшемъ. Но у Тесье, подъ вліяніемъ случайной встрѣчи и воспоминаній, явилось страстное непреоборимое желаніе обнять и поцѣловать своего ребенка. Въ нѣсколькихъ строкахъ изображена необыкновенно живая сцена встрѣчи обезумѣвшаго отъ тоски и ожиданія отца съ сыномъ, который съ удивленіемъ смотрѣлъ на этого страннаго чужого человѣка.
   "Малютка" и "Г. Паранъ" по содержанію имѣютъ очень много общаго. Кроткій, ласковый забитый отецъ души не чаетъ въ своемъ мальчикѣ, осиротѣвшемъ послѣ смерти обожаемой матери. Заботами о сироткѣ наполнено все существованіе Лемонье. Но вспышка гнѣва своенравной служанки раскрыла ему горькую истину. Жанъ, обожаемый имъ Жанъ, былъ сыномъ друга дома г. Дюретура. И Лемонье, похоронившій въ одно мгновеніе свои лучшія надежды и воспоминанія, покончилъ самоубійствомъ.
   Судьба г. Парана представляетъ полнѣйшее сходство съ судьбою его предшественника. Характеры у нихъ почти одинаковые. Но это" почти" является столь существеннымъ, что невозможно смѣшать этихъ двухъ людей, не смотря на цѣлый рядъ особенностей, дѣлающихъ одного изъ нихъ какъ-бы копіей съ другого. Лемонье и Паранъ кротки, привязчивы, подчинены своимъ женамъ, страстно привязаны къ дѣтямъ и не подозрѣваютъ обмана и лжи, ютящихся подъ ихъ собственною кровлею. Но въ то время, какъ Лемонье, подавленный ужаснымъ открытіемъ, не нашелъ въ себѣ достаточно силъ для продолженія существованія, Паранъ, сохранившій робкую надежду, что все, сказанное его женою, окажется вымысломъ, цѣлые годы питается этой мыслью и послѣ двадцати лѣтъ внутренней борьбы узнаетъ, что его сомнѣнія неразрѣшимы, что никто не знаетъ, не можетъ знать, кого его сынъ можетъ считать отцомъ! Нѣсколько большая устойчивость -- вотъ все, что отличаетъ Лемонье отъ Парана,-- но сколько послѣдствій производитъ это мелкое отличіе, какъ логично и послѣдовательно развито оно у Мопассана!
   Отличительною особенностью очерковъ Мопассана является, какъ замѣчено выше, необыкновенное умѣніе установить на заурядное, съ перваго взгляда, явленіе совершенно оригинальную точку зрѣнія. Читателю кажется, что все это ему знакомо, но вмѣстѣ съ тѣмъ и вполнѣ ново. Нигдѣ лишняго слова, лишней подробности: мы находимъ лишь столько, сколько необходимо для яснаго, отчетливаго пониманія и полной иллюзіи. Разсказы Мопассана иногда кажутся непосредственно получаемыми впечатлѣніями.
   Можно безъ преувеличенія утверждать, что ни одно чувство, даже въ тонкихъ его оттѣнкахъ, не осталось неизвѣстнымъ Мопассану, незатронутымъ его геніальнымъ перомъ. Самые противоположные сюжеты кажутся обработанными съ одинаковымъ знаніемъ дѣла и одинаковой любовью. Что можетъ быть ужаснѣе страстной привязанности красивой идіотки, едва умѣющей различать часы на циферблатѣ? Какъ трудно повидимому спуститься до этого прелестнаго животнаго. Однако Мопассанъ заставляетъ насъ не только понимать душевное состояніе этого существа, но вникать въ его узкіе интересы, страдать его глухими инстинктами и сочувствовать ему.
   А вотъ другая картинка. Убійство мастеровымъ своихъ "благородныхъ" родителей, отказавшихся отъ ребенка еще въ дѣтствѣ и обрекшихъ его на жалкую трудовую жизнь. Одно теплое слово, во время сказанное, спасло-бы его отъ преступленія и нравственной смерти. Но это слово не было произнесено и передъ судомъ предсталъ человѣкъ, обагренный кровью родителей. Романистъ не судитъ, а описываетъ; произнести приговоръ онъ предоставляетъ присяжнымъ и... читателямъ.
   Во всякомъ чувствѣ, каковъ-бы ни былъ изображаемый имъ характеръ, Мопассанъ умѣетъ указать оригинальную, неразслѣдованную сторону. Напримѣръ въ разсказѣ "Кровавая месть" мы встрѣчаемся съ материнскою привязанностью. Эта привязанность проявляется въ формѣ далеко не обыденной: старуха-мать мститъ убійцѣ своего сына. У нея нѣтъ родныхъ, нѣтъ друзей, некому позаботиться о вендеттѣ; но огорченная мать проводитъ дни и ночи, придумывая средства къ завѣтному мщенію; наконецъ у ней возникаетъ адскій планъ сдѣлать палачомъ собаку. Путемъ продолжительныхъ опытовъ она достигаетъ своей цѣли и, улучивъ удобную минуту, губитъ врага своего сына.
   Любовь въ ея разнообразныхъ формахъ и проявленіяхъ нашла, конечно, довольно большой уголокъ въ разсказахъ Мопассана. Всѣ оттѣнки отъ самаго элементарнаго, низменнаго истинкта до высшихъ проявленій этого чувства могутъ быть въ нихъ указаны притомъ съ оригинальной, необслѣдованной еще стороны. Что можетъ быть возмутительнѣе какой-то Целесты, отдавшейся кучеру для сбереженія нѣсколькихъ франковъ, которые должны быть уплочены въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ за проѣздъ въ городъ? А рядомъ съ этимъ такая трогательная идиллія, какъ исторія знатной, богатой и прекрасной дѣвушки, убѣжавшей съ солдатомъ и всю жизнь раздѣлявшей его трудовую жизнь, забывъ о свѣтской жизни, обо всемъ, что связывало ее съ прошедшимъ, ни разу не пожалѣвшей о своемъ поступкѣ. Бѣдная Роза, любовница помѣщика, выданная насильно замужъ, является превосходнымъ женскимъ характеромъ, способнымъ къ исключительной, беззавѣтной любви, составляющей все ея счастье, все существованіе.
   Старушка, уличенная въ "нарушеніи общественной нравственности", разсказываетъ про первую свою встрѣчу съ любимымъ человѣкомъ, теперь уже старымъ ея мужемъ, и заставляетъ отнестись къ этимъ признаніямъ съ большимъ сочувствіемъ: въ нихъ столько теплоты, правды, юмора и искренности. Съ нею рядомъ можно поставить другую преклонныхъ лѣтъ жену, влюбленную въ своего дряхлаго, но еще красиваго мужа, который, не будучи въ состояніи забыть о своихъ прежнихъ подвигахъ, шатается по баламъ и маскарадамъ, позоря свои сѣдины.
   Вотъ на двухъ страницахъ судьба двухъ геройскихъ женщинъ. Одна изъ нихъ,-- теперь старая, хромая швея Клошетта, не задумалась въ лѣта молодости пожертвовать жизнью, чтобы спасти своего любовника отъ непріятностей по службѣ! Малодушный человѣкъ, котораго она полюбила, не удержалъ ее, когда Клошетта выпрыгнула изъ окна, чтобы не поставить любовника въ неловкое положеніе. И эта благородная дѣвушка, оставшаяся на всю жизнь калѣкой, никогда ни однимъ словомъ не обмолвилась о своемъ поступкѣ.
   Другая женщина возбуждаетъ въ насъ не меньшее удивленіе. Мы видимъ старую дѣву у кровати умирающей сестры, выслушивающую ея послѣднее признаніе -- и какое признаніе! Она узнаетъ, что ея женихъ, скоропостижно умершій въ цвѣтущемъ возрастѣ, былъ отравленъ влюбленной въ него сестрой. Благородная женщина находитъ достаточно любви и прощенія, чтобы совершенно искренно сказать умирающей, что она готова забыть о случившемся.
   Невозможно исчерпать въ одномъ бѣгломъ очеркѣ хотя-бы въ самыхъ общихъ выраженіяхъ содержанія самыхъ выдающихся разсказовъ Мопассана. Богатство темъ -- изумительное. На всякомъ шагу нѣчто новое, неожиданное. Продолжительныя путешествія даютъ возможность романисту переносить читателя въ самую разнообразную обстановку: мы блуждаемъ съ нимъ по склонамъ Альпъ въ суровую, снѣжную зиму, по глухимъ высямъ Корсики, по лѣсамъ Нормандіи, по провинціальнымъ городамъ, по бульварамъ Парижа, берегамъ Африки. Благодаря мастерскимъ описаніямъ, мы получаемъ отчетливое обо всемъ представленіе. Если принять во вниманіе, что на этомъ фонѣ читатель находитъ глубокую психологическую правду, то станетъ понятнымъ, почему эти маленькіе разсказы такъ увлекаютъ и трогаютъ насъ.
   У Мопассана есть и историческое чутье. Обратимъ вниманіе на новеллы, въ которыхъ мы встрѣчаемся съ эпизодами изъ франко-прусской войны (напр.,-- М-lle Fifi); чувства побѣдителя и побѣжденнаго переданы чудесно; въ "М-lle Fifi" героиней является публичная женщина, совершенно заурядная. Неосторожныя и дерзкія рѣчи офицера вызываютъ въ ней взрывъ негодованія, патріотическаго чувства, скрывавшагося гдѣ-то въ глубинѣ этой легкомысленной души.
   Въ числѣ разсказовъ Мопассана можно насчитать довольно много юмористическихъ. Авторъ умѣетъ смѣяться, но не злословить. Нигдѣ онъ не негодуетъ по поводу изображаемаго, хотя, конечно, дѣлаетъ читателю понятнымъ, куда могутъ склоняться его симпатіи. Изображая обыденную жизнь въ большинствѣ случаевъ среднихъ и низшихъ слоевъ общества, онъ, въ силу своего счастливаго равновѣсія, избѣгаетъ утрировки, излишней яркости красокъ и пошлости. Что можетъ быть непригляднѣе дома терпимости? Какую пищу можно дать въ данномъ случаѣ воображенію и уму читателя? Но то, что для другого было-бы невозможнымъ, для Мопассана является благодарнымъ сюжетомъ; онъ заставляетъ обитательницъ этого пріюта, съ хозяйкой во главѣ, отправиться въ сосѣдній городокъ къ исповѣди. Описаніе путешествія очень живое, притомъ ничего грязнаго и неприличнаго. Неудивительно, что Тургеневъ принялъ посвященіе этого разсказа ("La Maison Teiller"). Иногда Мопассанъ казнитъ дурныхъ и безличныхъ людей. Но не онъ осуждаетъ ихъ: мы сами, читая правдивыя исторіи, высказываемъ свое отвращеніе. Достаточно упомянуть о расхищеніи имущества мнимоумершей матери сыномъ и его супругой, желавшихъ предупредить въ этомъ другихъ членовъ семьи, о семейномъ счастіи четы, стоящей на крайне низкомъ уровнѣ умственнаго и нравственнаго развитія, чтобы понять, вѣрнѣе почувствовать необыкновенное умѣніе Мопассана, не осуждая и не издѣваясь, заставить читателя отнестись съ отвращеніемъ къ этой, для обыкновеннаго глаза незамѣтной, пошлости.
   Въ заключеніе этихъ бѣглыхъ замѣчаніи считаю еще необходимымъ указать на одну особенность таланта Мопассана, особенно рельефно проявляющуюся въ его очеркахъ. Это -- смѣхъ сквозь слезы, безучастное на первый взглядъ, но теплое въ сущности отношеніе къ своему сюжету. Художникъ этотъ изображаетъ жизнь съ ея радостями, горемъ, тревожнымъ волненіемъ, пошлостью и геройствомъ и по всему видно, что ко всему человѣчному онъ относится внимательно и любовно. Найдется идеальное чувство, стремленіе къ добру и правдѣ -- и онъ отмѣтитъ ихъ въ тонкихъ и изящныхъ чертахъ, отмѣтитъ съ улыбкою удовольствія. Въ концѣ концовъ онъ успѣваетъ убѣдить читателя, что жизнь -- не подвигъ, не комедія и не драма, а процессъ сложный и запутанный, имѣющій свою логику, состоящій изъ безконечнаго разнообразія дурныхъ и хорошихъ явленій.
   

III.

   Романы Мопассана, о которыхъ иногда забывали изъ-за прелестныхъ очерковъ, представляютъ собою, какъ замѣчено выше, одно изъ лучшихъ украшеній современной беллетристики. По глубинѣ замысла, эпической простотѣ изложенія, прекрасно задуманнымъ и исполненнымъ характерамъ, а, главное, по художественному, безподобному изображенію действительности, они могутъ соперничать съ лучшими произведеніями Тургенева, Толстого, Флобера, Додэ, не говоря уже о другихъ. Читателю, незнакомому со взглядами автора на задачи и значеніе романа, кажется, что онъ творитъ, ни мало не заботясь о какихъ-либо теоріяхъ, слѣдуя лишь своему вдохновенію. Но такое мнѣніе лишено основанія. Авторъ, въ которомъ самосознаніе достигло высокой степени развитія, долженъ былъ, по весьма понятнымъ причинамъ, выработать самостоятельный взглядъ на задачи того рода литературы, который имѣетъ въ настоящее время такое значеніе и въ будущемъ грозитъ вытѣснить другія разновидности.
   Въ небольшомъ, но очень интересномъ этюдѣ ("Le roman") Мопассанъ ясно, опредѣленно излагаетъ свои воззрѣнія на современный романъ, его особенности, цѣли, имъ преслѣдуемыя.
   Многіе критики, говоритъ онъ, по поводу того или другого романа высказываютъ такого рода сужденіе: главный недостатокъ этого произведенія тотъ, что это не романъ въ точномъ значеніи этого слова. На это можно-бы отвѣтить критику слѣдующею фразою: главный недостатокъ писателя, который высказываетъ этого рода сужденіе тотъ, что онъ не критикъ.
   Задача критики, по мнѣнію Мопассана, сводится къ тому, чтобы, отрѣшившись отъ предвзятыхъ симпатій къ извѣстной школѣ, различать и понимать самыя разнообразныя художественныя направленія, темпераменты и характеръ дѣятельности отдѣльныхъ писателей.
   Мопассанъ спрашиваетъ, что можетъ быть общаго между Дюма и Сервантесомъ, Гюго и Бальзакомъ, Шатобріаномъ и Золя, Гёте и Вольтеромъ? Однако всѣ назовутъ романомъ "Донъ-Кихота", "Трехъ Мушкетеровъ", "Вертера", "Рене" и друг. Это служитъ доказательствомъ неустойчивости самого термина, упускаемой изъ виду критикой. Послѣдняя называетъ въ большинствѣ случаевъ романомъ разсказъ болѣе или менѣе правдоподобный, раздѣленный на три части: экспозицію, дѣйствіе и развязку. Такая форма, конечно, возможна, но она не должна претендовать на исключительное преобладаніе. Наоборотъ, критикъ долженъ стараться указать въ каждомъ романѣ то, чѣмъ онъ отличается отъ другихъ, и поощрять молодыхъ писателей искать новыхъ, свѣжихъ дорогъ. Вѣдь свободы творчества никто не станетъ оспаривать, а талантъ всегда является способностью думать, творить отлично отъ другихъ. Настоящій критикъ долженъ быть чѣмъ-то въ родѣ знатока живописи, оцѣнивающаго достоинство предлагаемой ему картины. Большинство-же критиковъ -- тѣ же читатели съ прочными симпатіями и вкусами. Поэтому-то ихъ сужденія имѣютъ въ большинствѣ случаевъ совершенно произвольный и крайне субъективный характеръ.
   Изъ многочисленныхъ читателей лишь самая небольшая группа способна обратиться къ романисту съ слѣдующимъ требованіемъ: сочините что-нибудь прекрасное въ формѣ, которая вамъ больше всего понравится, руководствуясь вашимъ личнымъ вдохновеніемъ.
   Реалистическая школа, явившаяся на смѣну цѣлаго ряда направленій, претендуетъ на изображеніе жизни, какова она въ дѣйствительности, безъ малѣйшихъ уклоненій въ сторону, безъ тенденцій и прикрасъ. По мнѣнію Мопассана, всѣ школы имѣютъ одинаковое право на существованіе и оцѣнка различныхъ по направленію произведеній должна имѣть въ виду ихъ художественное значеніе, принимая а priori общія положенія, изъ которыхъ они исходятъ. Навязывать-же свои пристрастія другимъ -- значитъ стѣснять свободу художественнаго творчества. Критикъ долженъ стать на точку зрѣнія романиста и съ этой точки доказывать состоятельность или несостоятельность его произведенія. Различныя направленія для достиженія своихъ цѣлей пользуются, конечно, различными средствами.
   Романистъ, который, измѣняя, разукрашивая неприглядную дѣйствительность, пытается представить намъ событіе необыкновенное, исключительное, растрогать насъ или научить, долженъ прибѣгать къ болѣе или менѣе искусной комбинаціи для достиженія своей цѣли. Путемъ болѣе или менѣе удачныхъ вымысловъ, запутанной интриги, онъ возбуждаетъ любопытство читателей и ведетъ свое изложеніе къ окончательной развязкѣ, которая разъ навсегда удовлетворяетъ насъ; дальнѣйшая судьба лицъ, приводившихъ насъ въ волненіе, перестаетъ интересовать насъ, такъ какъ романистъ исчерпалъ всѣ доступные ему эффекты.
   Наоборотъ, тотъ романистъ, который желаетъ точно воспроизводить жизнь, старательно долженъ избѣгать такого стеченія обстоятельствъ, которое могло бы показаться необыкновеннымъ. Его цѣль должна состоять не въ томъ, чтобы развлечь насъ или разстрогать, но чтобы заставить насъ думать, понять настоящій смыслъ событій. Такъ какъ онъ много видѣлъ, много наблюдалъ, то у него выработалась извѣстная точка зрѣнія, извѣстная система наблюденія, другимъ недоступная. Онъ воспроизводитъ жизнь такъ, какъ понимаетъ, и наблюдаетъ притомъ, стремясь создать полную иллюзію, чтобы читатели не догадывались о его планахъ, предвзятыхъ идеяхъ или тендеціи.
   Романистъ такого направленія обыкновенно беретъ одно или нѣсколько лицъ въ извѣстномъ періодѣ ихъ жизни и ведетъ до слѣдующаго, указывая естественный и логическій ходъ событій. Онъ, напр., выяснитъ намъ, какъ измѣняются умы подъ вліяніемъ обстоятельствъ, какъ развиваются чувства и страсти, какъ люди любятъ, ненавидятъ, ведутъ борьбу за существованіе, какъ сталкиваются интересы различныхъ сословій, семей, политическихъ партій.
   Искусство такого романиста будетъ состоять не въ томъ, чтобы вызвать слезы или улыбку читателя, а въ умѣлой группировкѣ мелкихъ фактовъ, способствующей выясненію смысла задуманной книги. Ему придется установить извѣстную перспективу предметовъ и событій, выдвигать существенное, стушевывать неважное, заботиться о рельефности тѣхъ или другихъ фактовъ. Въ его романѣ то, что принято называть интригой, будетъ отсутствовать.
   Вообще романистъ нашего времени долженъ касаться человѣческой души въ нормальномъ ея состояніи и заботиться о правдѣ. Но эта жизненная правда не должна быть копіей съ окружающихъ насъ обстоятельствъ, такъ какъ и "правдивое можетъ быть иногда неправдоподобнымъ" (Le vrai peut quelquefois n'être pas vraisemblable). Разсказать все -- невозможно; понадобились-бы цѣлые томы для описанія будничныхъ, самыхъ заурядныхъ событій. Художникъ долженъ позаботиться о томъ, чтобы выдѣлить все существенное, все необходимое для своей цѣли.
   Очень много людей умираетъ отъ несчастныхъ случайностей. Но имѣетъ-ли право романистъ заставить въ срединѣ разсказа своего героя попасть подъ экипажъ или разломать ему голову кровельной черепицей на томъ основаніи, что въ жизни это случилось или могло случиться?
   Все искусство романиста должно клониться къ тому, чтобы дать полную иллюзію жизни, изложить событія въ логической, естественной преемственности. Указывая на субъективность нашихъ ощущеній, Мопассанъ замѣчаетъ, что всякій романистъ воспроизводитъ дѣйствительность, согласно съ своимъ пониманіемъ и темпераментомъ.
   Среди направленій современнаго романа Мопассанъ останавливается на двухъ: аналитическомъ или психологическомъ и объективномъ. Представители перваго убѣждены, что ихъ задачей является добросовѣстный психологическій анализъ, указаніе причинъ, мотивовъ, побужденій, исторія чувства, страсти. Ихъ произведенія носятъ печать нѣкоторой искусственности, такъ какъ въ жизни нашему наблюденію доступны лишь факты, а не мотивы и побужденія.
   Приверженцы объективнаго направленія полагаютъ, наоборотъ, что вся ихъ задача должна состоять въ точномъ изображеніи дѣйствительности; они избѣгаютъ сложныхъ объясненій мотивовъ, довольствуясь лишь болѣе или менѣе умѣлымъ изложеніемъ дѣйствій и поступковъ и стараются этимъ путемъ указать причины послѣднихъ и внутреннія побужденія дѣйствующихъ лицъ. Психологія у нихъ скрывается подъ оболочкою изображенія дѣйствительности, подобно тому, какъ для насъ скрытъ остовъ человѣческаго тѣла, о которомъ мы знаемъ, но котораго не видимъ.
   По мнѣнію Мопассана, такого рода романъ имѣетъ преимущество предъ другими. Онъ болѣе правдоподобенъ, такъ какъ большинство людей не сознаетъ внутреннихъ мотивовъ своихъ поступковъ, и почти никто не разсказываетъ о нихъ.
   Романы Мопассана являются примѣненіемъ на дѣлѣ основныхъ положеній автора.
   Приступая къ первому изъ нихъ, романистъ уже обладалъ превосходной техникой, выработанной на новеллахъ и разсказахъ. По художественности, умѣлому плану, законченности трудно указать какое-либо существенное различіе между первымъ и послѣднимъ романомъ Мопассана: такъ зрѣлъ его талантъ и такъ опытна его рука. Но не подлежитъ сомнѣнію, что его глубинѣ философской идеи, по тонкости психологическаго анализа первое мѣсто должно быть отведено Пьеру и Жану, произведенію, являющемуся вмѣстѣ съ Bel-Ami кульминаціоннымъ пунктомъ въ дѣятельности нашего писателя.
   Романы Мопассана могутъ быть подраздѣлены на три группы. Къ первой принадлежатъ его раннія произведенія "жизнь" и "Монтъ Оріоль". Они состоятъ изъ ряда эпизодовъ, слабо связанныхъ между собою. Вниманіе автора не сосредоточивается на одномъ или двухъ характерахъ, а обнимаетъ почти въ равной степени всѣ выводимые персонажи. Это придаетъ указаннымъ романамъ весьма своеобразный характеръ. Напомнимъ въ немногихъ словахъ ихъ содержаніе.
   "Une Vie" и "Mont Oriol" до извѣстной степени обнаруживаютъ вліяніе Флобера. Первый романъ -- исторія жизни женщины, весьма обыкновенная, но тѣмъ не менѣе трагическая въ своей простотѣ. На фонѣ провинціальной жизни крупнаго дворянства мы находимъ вереницу лицъ аристократическаго сословія. Среди нихъ на первомъ планѣ стоятъ молодые люди, мужчина и женщина, которымъ предстоитъ сочетаться бракомъ.
   Героиня -- необыкновенно симпатичная, умная, честная и прямая дѣвушка, безъ тѣни лукавства и эгоизма. Выросшая въ теплой атмосферѣ, она привыкла относиться къ людямъ довѣрчиво. Инстинктивное желаніе любить и быть любимой, поддерживаемая однообразною, лишенною развлеченій жизнью мечтательность являлись почвою, на которой должно было вырости первое сильное чувство. Предметомъ его сдѣлался молодой сосѣдъ, разорившійся аристократъ. Это одинъ изъ тѣхъ людей, которые берутся за исправленіе ошибокъ своихъ предковъ, задаются цѣлью возстановить потерянное и. не знаютъ мѣры въ этихъ стремленіяхъ. Маркизъ Жюльенъ -- крайне эгоистичный, притомъ мелочный и придирчивый человѣкъ, умѣвшій до поры до времени скрывать свои недостатки подъ изящной, свѣтской внѣшностью.
   Вскорѣ Жанна должна была разочароваться въ своемъ супругѣ. Онъ оскорбилъ ее, какъ жену, вступивъ въ связь съ ея служанкой, стѣснялъ ея свободу, отказывалъ въ необходимомъ, притворствовалъ, лгалъ и нагло обманывалъ. Къ счастью, у маркизы былъ ребенокъ, сынъ, единственная цѣль и утѣшеніе въ жизни. Неожиданная катастрофа сдѣлала Жанну вдовой: Жюльенъ сдѣлался жертвой мести обманутаго мужа. Потянулись годы одиночества, тихой грусти, безконечныхъ заботъ о сынѣ. Какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, любовь матери была болѣзненно слѣпая. Маркиза баловала сына, держала при себѣ, не могла ни въ чемъ отказать ему. Когда ея Поль выросъ, онъ сдѣлался причиной постоянныхъ огорченій матери, велъ жизнь безпорядочную, систематически раззоряя ее. И благородная женщина снова почувствовала всю тяжесть жизни. Разставаясь съ маркизою, мы читаемъ, что надежда снова ей улыбнулась, снова намѣтилась цѣль жизни, въ лицѣ незаконнаго ребенка Поля, и она опять бодро и самоотверженно стала нести свой крестъ.
   "Монтъ Оріоль" -- тоже картина провинціальной жизни. По поводу этого романа Мопассанъ замѣчалъ, что ему удалось поставить на ноги около сорока буржуа. Дѣйствительно персонажей въ Монтъ Оріолѣ очень много, и всѣ они отдѣланы и закончены. Романъ замужней женщины Андерматтъ и молодого аристократа Поля Бретиньи въ сущности составляетъ лишь эпизодъ разсказа, болѣе другихъ интересный, но не привлекавшій исключительнаго вниманія автора, умѣющаго съ одинаковымъ интересомъ относиться къ устройству курорта, къ жадности богача-крестьянина, къ уловкамъ Андерматти, бесѣдамъ врачей и даже наглому обману хитраго нищаго. Если къ тому же обратить вниманіе на прекрасныя описанія мѣстности, явленій природы, то станетъ понятнымъ, что Мопассанъ не имѣлъ въ виду заинтересовать читателей исторіей чувствъ молодыхъ людей, а старался наоборотъ, чтобы и другія части романа могли быть прочитаны съ одинаковымъ неослабнымъ интересомъ.
   Въ романѣ много полныхъ жизненной правды сценъ. Но особенно хороша послѣдняя. Отъ Бретиньи у г-жи Андерматтъ родилась дочь. Молодой человѣкъ охладѣлъ къ своей любовницѣ и посватался.за дочь дяди Оріоля. Нѣсколько оправившись, молодая мать пригласила къ себѣ Бретиньи. Въ немногихъ словахъ она простилась съ нимъ и пожелала счастья. Бретиньи даже не видѣлъ своего ребенка, на крикъ котораго мать поспѣшила въ другую комнату, и принужденъ былъ убѣдиться, что все безвозвратно кончено.
   Дѣйствительно, послѣ тяжелыхъ физическихъ и нравственныхъ страданій, убѣдившись, что Бретиньи можетъ быть только любовникомъ, г-жа Андерматтъ рѣшилась проститься съ прошлымъ, чтобы никогда уже къ нему не возвращаться. Въ ея сердцѣ осталось мѣсто для одного лишь чувства -- материнской любви.
   Вполнѣ самостоятельное значеніе имѣетъ романъ Bel-Ami. Онъ стоитъ совершенно уединенно. По техническимъ пріемамъ онъ единственный въ серіи произведеній нашего автора. Дюруа-Бэль-Ами -- центръ романа, его нервъ. Все какъ бы создано для него одного. Дѣйствіе романа развивается съ необыкновенной быстротой и энергіей, какъ бы параллельно съ успѣхами способнаго авантюриста. Всѣ слои парижскаго общества проходитъ Дюруа въ своемъ стремительномъ движеніи впередъ, и мы наблюдаемъ вмѣстѣ съ нимъ, толковымъ и разсудительнымъ провинціаломъ, любопытныя стороны парижской жизни, ускользающія отъ вниманія сроднившихся съ ними парижанъ.
   Дюруа -- молодой человѣкъ, явившійся въ Парижъ съ твердымъ рѣшеніемъ сдѣлать карьеру. У него много здраваго разсудка, практической сметки, силы воли, при отсутствіи сколько-нибудь солиднаго образованія и воспитанія. Дюруа лишенъ всякихъ нравственныхъ устоевъ; у него узкій горизонтъ, не смущаемый никакими сомнѣніями и колебаніями. Онъ холоденъ и безжалостенъ, что не мѣшаетъ ему увлекаться женщинами и увлекать ихъ, не забывая, конечно, своихъ интересовъ.
   Характерно, что еле грамотный Дюруа, благодаря случайной встрѣчѣ съ товарищемъ дѣтства, дѣлается журналистомъ. Вмѣстѣ съ нимъ мы знакомимся съ вліятельнымъ органомъ, во главѣ котораго стоитъ богатый еврей, умѣло преслѣдующій свои цѣли. Мы знакомимся съ сокровенными пружинами этой газеты, слѣдя за судьбою Дюруа, начавшаго съ репортерства и окончившаго главнымъ редакторствомъ. Мы узнаемъ, какія средства пускаются въ ходъ для проведенія того или другого кандидата на высшія должности; и получаемъ отчетливое представленіе о роли, какую играетъ въ прессѣ вліяніе женщины, женская интрига.
   Какъ и всѣ карьеристы, Дюруа ищетъ помощи и поддержки у женщинъ. Попавъ, благодаря своему товарищу, въ приличное общество, Дюруа занимаетъ въ немъ позицію, сдѣлавшись любовникомъ хорошенькой и безалаберной женщины. Мало-по-малу онъ расширяетъ свои связи и даже увлекаетъ почтенную жену своего редактора, мать уже взрослыхъ дочерей. Послѣ смерти своего друга, которому Бэль-Ами былъ всѣмъ обязанъ, онъ женился на вдовѣ покойнаго, умной Магдалинѣ. Первому мужу эта женщина помогала въ литературной работѣ и вела за него цѣлые отдѣлы. Дюруа, лишенный даже небольшого дарованія и подготовки, спѣшитъ заручиться содѣйствіемъ талантливой женщины и женится на ней. Съ этой минуты онъ имѣетъ возможность занять въ редакціи первое мѣсто.
   Однако и эта умная женщина не съумѣла провести ловкаго карьериста. Она являлась ему помѣхой на пути къ возвышенію, и онъ устранилъ ее, добившись развода и однимъ ударомъ погубивъ стоявшую ему на дорогѣ женщину и ея любовника -- министра, неудобнаго для газеты.
   Свою карьеру Дюруа завершаетъ женитьбой на дочери редактора, наслѣдницѣ его милліоновъ.
   По цѣльности Bel-Ami въ высшей степени художественный характеръ. Читатель видитъ предъ собою этого наглаго, беззастѣнчиваго молодца, слѣдитъ за всякимъ его шагомъ, замѣчаетъ малѣйшее его движеніе, развитіе стремленій къ завоеванію себѣ положенія. Мы наблюдаемъ Дюруа въ самыхъ разнообразныхъ положеніяхъ: за рабочимъ столомъ, пишущаго наглую ложь, въ театрѣ, кофейнѣ, въ меблированныхъ комнатахъ, оплачиваемыхъ его любовницами, въ кабачкѣ, содержимомъ въ глухомъ провинціальномъ углу его родителями, на дуэли, на свиданіи въ церкви и подъ вѣнцомъ. И вездѣ читатель чувствуетъ, что этотъ человѣкъ выйдетъ побѣдителемъ, и будущее принадлежитъ ему.
   Останавливаясь нѣсколько подробнѣе на этомъ романѣ, я твердо убѣжденъ, что созданный Мопассаномъ Дюруа войдетъ въ семью безсмертныхъ типовъ великихъ европейскихъ писателей. Это -- идеальный карьеристъ нашего желѣзнаго вѣка, съ большими пороками и своеобразными достоинствами, доступный въ томъ или другомъ видѣ наблюденію всякаго изъ насъ.
   Третью и послѣднюю группу романовъ Мопассана составляютъ: "Сильна, какъ смерть", "Пьеръ и Жанъ" и "Наше сердце". Ихъ можно назвать психологическими, такъ какъ исключительное вниманіе автора обращено на исторію чувства, страсти извѣстныхъ лицъ. По глубинѣ замысла первое мѣсто слѣдуетъ отвести "Пьеру и Жану"; въ техническомъ же отношеніи всѣ три романа одинаково хороши.
   "Сильна, какъ смерть" -- исторія роковой страсти одного талантливаго живописца. Всю жизнь посвятилъ онъ служенію красотѣ, стремился къ достиженію безусловнаго совершенства. Любовь къ прекрасному отодвинула въ немъ на задній планъ другія симпатіи. Бертенъ болѣе двадцати лѣтъ любилъ и пользовался взаимностью прекрасной женщины, бывшей не только любовницей, но хорошимъ, вѣрнымъ другомъ. Однако стоило появиться въ ея домѣ только что окончившей образованіе дочери, чтобы чувство художника къ матери смѣнилось осенней страстью къ юному созданію. Бертенъ полюбилъ дочь графини за красоту, живо напоминающую мать въ первые дни знакомства.
   Въ развитіи страсти Бертена есть что-то роковое. Сѣдой художникъ видитъ всю безцѣльность, даже преступность своего новаго чувства, но не въ силахъ побороть его. Артистическій темпераментъ одержалъ верхъ: Бертенъ разлюбилъ графиню и, не будучи въ состояніи жить въ постоянномъ разладѣ съ собою, покончилъ самоубійствомъ.
   Съ необыкновеннымъ искусствомъ изображаетъ Мопассанъ особенности душевнаго склада Бертена. Это художникъ, у котораго чутье прекраснаго развито до крайности. Красотѣ онъ преданъ до фанатизма, до самозабвенія; заинтересованный чѣмъ-либо въ предѣлахъ своей спеціальности, Бертенъ способенъ забыть обо всемъ окружающемъ. Его художественная впечатлительность на столько велика, что она обезсиливаетъ его волю и увлекаетъ въ ту или другую сторону съ жестокостью деспота. Заглядывая, благодаря автору, въ сокровенные уголки сердца этого симпатичнаго человѣка, мы понимаемъ, что его должно ожидать тяжелое испытаніе, такъ какъ при исключительномъ преобладаніи чувства красоты, онъ не будетъ въ состояніи довольствоваться тѣмъ, что удовлетворяетъ другихъ. Поздно возникшая борьба чувства и долга должна разрѣшиться, какъ и слѣдовало ожидать, въ пользу перваго.
   "Наше сердце" -- несомнѣнно прекрасный романъ, но на долю его пришлось гораздо болѣе похвалъ критики и публики, чѣмъ на долю другихъ произведеніи Мопассана, напримѣръ, Пьера и Жана. Не умаляя достоинства Notre Coeur, мы считаемъ возможнымъ утверждать, что послѣдній романъ даровитаго романиста не возбуждаетъ и десятой части того интереса, съ какимъ способны мы отнестись къ "Пьеру и Жану" и "Fort comme la mort".
   Весь интересъ романа, о которомъ идетъ рѣчь, сосредоточивается на двухъ лицахъ: красавицѣ Бюрнъ и ея поклонникѣ Маріалѣ.
   Мопассанъ вводитъ насъ въ оригинальный салонъ. Молодая, красивая вдова съ большимъ состояніемъ группируетъ вокругъ себя выдающихся людей различныхъ профессій. Г-жа Бюрнъ обладаетъ замѣчательнымъ умѣніемъ нравиться этимъ баловнямъ судьбы. Всякій изъ ея посѣтителей нѣкоторое время льстилъ себя надеждою сдѣлаться любовникомъ красавицы. Слѣдовали страстныя письма, признанія, остававшіяся безъ послѣдствій. Отклоняя предложенія и искательства своихъ поклонниковъ, молодая женщина не прерывала съ ними сношеній и заставляла ихъ примириться съ скромною ролью друзей дома.
   Въ эту-то среду случайно попадаетъ человѣкъ безъ имени, опредѣленной профессіи, образованный, свѣтскій и живущій только для себя. На немъ -- Маріолѣ -- и на героинѣ и сосредоточено, какъ уже замѣчено выше, все вниманіе романиста. Искренно полюбивъ вдову, Маріоль добился ея взаимности и сталъ ея любовникомъ. Выбравъ въ герои романа свѣтскаго и образованнаго человѣка, безъ всякихъ спеціальныхъ дарованій, Мопассанъ поступилъ съ большимъ тактомъ. Маріоль способенъ любить беззавѣтно, сосредоточиться на этомъ чувствѣ нераздѣльно -- художники, ученые, литераторы отвлекаются своей спеціальностью, посвящаютъ ей долю своего чувства, своихъ симпатій.
   Романистъ въ концѣ романа заставляетъ своего героя сблизиться съ другой женщиной и переходить изъ ея объятій въ салонъ блестящей г-жи Бюрнъ, изрѣдка лишь посѣщая будуаръ. И такую жизнь Моріоль будетъ вести, можетъ быть, десятки лѣтъ. Одну женщину онъ любитъ за ея обожаніе ею; къ другой онъ привязанъ таинственными цѣпями страсти, неподдающейся анализу.
   Г-жа Бюрнъ -- вполнѣ современная свѣтская женщина. Мопассанъ, возводитъ ее до типа. Свѣтскія женщины, говоритъ романистъ, находятся въ привеллигированномъ положеніи. Избалованныя успѣхомъ, окруженныя поклонниками, онѣ могутъ мѣнять любовниковъ какъ перчатки, зная, что каждый изъ этихъ благовоспитанныхъ людей легко примирится съ своей отставкой и не станетъ думать о ревности или мести.
   Изъ второстепенныхъ лицъ романа особенно хорошо обрисованъ скульпторъ, случайный посѣтитель салона вдовы, искренно преданный своему искусству и необыкновенно привлекательный въ разговорѣ, касающемся его спеціальности.
   Въ развитіи страсти Маріоля, какъ и у Бертена, замѣчается роковая послѣдовательность. Этому умному человѣку кажется -- и онъ вполнѣ правъ,-- что онъ умѣлъ разгадать особенности характера молодой женщины. Онъ видитъ, что ея умъ и сердце неспособны подняться выше извѣстнаго, довольно низкаго уровня, онъ видитъ ея эгоизмъ, страсть къ сплетнямъ и интригамъ. При всемъ этомъ она ему дороже всего. Такова роковая сила страсти.
   Въ замѣчательной во всѣхъ отношеніяхъ рѣчи, Золя называетъ романъ "Пьеръ и Жанъ" лучшимъ произведеніемъ Мопассана, исполненнымъ глубины и правды. Замѣчаніе маститаго писателя вполнѣ вѣрно. Небольшой томикъ, въ которомъ помѣстился разсказъ о Пьерѣ и Жанѣ, составляетъ одинъ изъ лучшихъ перловъ беллетристики всѣхъ временъ.
   Вы не найдете почти никакого дѣйствія въ этомъ романѣ. Все, что происходитъ, вызывается лишь воображеніемъ мучимаго сомнѣніями молодого человѣка. Мы, благодаря только этой мучительной борьбѣ, узнаемъ о прошломъ мирной и невозмутимой на первый взглядъ буржуазной семьи и становимся свидѣтелями тяжелой драмы.
   Жена ограниченнаго буржуа, сентиментальная и впечатлительная, нѣсколько лѣтъ находилась въ связи съ однимъ бариномъ. Она искренно любила его и имѣла отъ него сына, воспитывавшагося вмѣстѣ съ другимъ отъ законнаго мужа. Все забыто, все исчезло изъ памяти. Роланы скопили небольшое состояніе и поселились въ провинціи. Только постоянныя столкновенія братьевъ, обусловливаемыя несходствомъ ихъ характеровъ, нарушали гармонію мирной семьи. Все однако обстояло благополучно до смерти друга матери, отца Жана, завѣщавшаго послѣднему все свое очень крупное состояніе. Общество было удивлено этимъ страннымъ завѣщаніемъ и стало доискиваться причинъ. Легко догадаться, каковы были выводы. Предположенія, случайно высказываемыя, не могли не смутить Пьера, старшаго брата. Въ его душѣ возникло страшное подозрѣніе виновности матери. Онъ сталъ слѣдить за нею, наблюдать, разспрашивать, съ упорствомъ и настойчивостью опытнаго сыщика доискиваться истины. Онъ лелѣялъ тайную надежду, что его подозрѣнія окажутся напрасными, что мать его окажется чистой и незапятнанной, и страстно желалъ такого разрѣшенія. Но событія привели его къ совершенно противоположнымъ выводамъ. Пьеръ убѣдился, что мать его виновна, что Жанъ, принимая наслѣдство отъ чужого человѣка, подтверждаетъ позорные слухи. Молодой человѣкъ глубоко страдалъ, переживая тяжелое испытаніе, такъ какъ мать была единственнымъ существомъ, которое онъ любилъ. Онъ сталъ преслѣдовать, мучить эту столь нѣжно любимую женщину, какъ бы желая выместить на ней всю тяжесть своей обиды. Семейная атмосфера стала невыносимой. Отношенія братьевъ стали крайне натянутыми, причемъ Жанъ и окружающіе приписывали мрачное настроеніе Пьера мучившей его зависти. Наконецъ, случайная ссора братьевъ вывела все наружу. Объясненіе слышала и несчастная мать. Послѣ этого событія Пьеръ убѣдился, что его пребываніе въ семьѣ немыслимо, и удалился изъ дому.
   Романъ этотъ наводитъ много размышленій. По поводу его можно сказать нѣсколько словъ о философіи Мопассана. Что можетъ быть извлечено изъ его произведеній? Каково отношеніе къ жизни этого талантливаго писателя?
   Философія Мопассана, если хотите, отрицательная; вѣрнѣе: у него нѣтъ никакихъ предвзятыхъ взглядовъ. Онъ рисуетъ жизнь въ ея цѣломъ, съ радостями и печалями, грубымъ господствомъ силы и идеальныхъ стремленій. У Мопассана нѣтъ опредѣленныхъ симпатій въ ту или другую сторону. Онъ счастливо избѣжалъ узкости и умѣетъ захватывать явленія въ ихъ широтѣ и глубинѣ. Поэтому романы Мопассана -- это жизнь въ ея безконечномъ разнообразіи. Вы можете быть недовольны тѣмъ или другимъ исходомъ, но признаете, что онъ былъ вполнѣ логиченъ, необходимъ. Мы примиримся съ необходимостью, чувствуя, что она соотвѣтствуетъ нашимъ задушевнымъ стремленіямъ.
   Что утѣшительнаго можетъ быть извлечено изъ романа "Пьеръ и Жанъ"? Кого мы станемъ обвинять и оправдывать? На чью сторону станемъ? Конечно, на сторону старшаго сына. Но можемъ-ли мы винить и младшаго? Однако самымъ несчастнымъ и единственно несчастнымъ оказался старшій сынъ, вынужденный даже покинуть родной кровъ. Это несправедливо, но всякій здѣсь почувствуетъ неумолимую логику жизни, такую же, какъ въ судьбѣ Корделіи, Лира, Гамлета, Донъ-Кихота и многочисленнаго сонма страдальцевъ въ литературѣ и жизни.
   Какъ художникъ, Мопассанъ стоитъ выше сравненій. Его описанія картинъ природы могутъ быть сопоставляемы съ лучшими страницами Тургенева. Онъ поэтъ въ лучшемъ значеніи этого слова, съ тонко развитою способностью мыслить образно, одушевлять неодушевленное и вносить первоначальный конкретный смыслъ въ слова и обороты фразы. Для примѣра остановлюсь на двухъ описаніяхъ: прогулки по бульвару и лѣсной рубки (Дочь старухи Рокъ).
   "Вчера я вышелъ по обыкновенію послѣ обѣда. Погода стояла прекрасная, мягкая, теплая... Все было ясно въ легкомъ воздухѣ -- отъ звѣздъ до газовыхъ рожковъ. Столько свѣтилъ горѣло тамъ, вверху и въ городѣ, что мракъ казался сіяющимъ. Свѣтлыя ночи веселѣе солнечныхъ дней.
   Кофейни на бульварахъ были залиты свѣтомъ. Посѣтители смѣялись, пили, гуляли. Я вошелъ на нѣсколько минутъ въ театръ, какой -- не знаю. Тамъ было свѣтло -- и это меня смутило; я вышелъ съ стѣсненнымъ сердцемъ, посмотрѣвъ на преломленіе свѣта на позолотахъ балкона, на блескъ громадной хрустальной люстры, на свѣтъ рампы -- все это грубое и поддѣльное освѣщеніе. Я направился на Елисейскія поля, гдѣ кафешантаны среди древесной листвы казались объятыми пламенемъ. Каштановыя деревья, освѣщенныя желтымъ свѣтомъ, имѣли видъ фосфорическихъ растеній. Электрическіе шары, похожіе на блѣдную, мерцающую луну, на громадные живые жемчуги, подавляли своимъ перламутровымъ, таинственнымъ, царскимъ сіяніемъ газовые рожки и гирлянды цвѣтныхъ лампъ".
   Въ разсказахъ и романахъ Мопассана попадаются описанія природы, чарующія то нѣжностью и свѣжестью, то яркостью и силою. Его путешествіе въ Сицилію, изданное подъ названіемъ "La vie errante" и картины изъ жизни Алжира и Марокко подъ названіемъ "An soleil" полны описаній, поражающихъ блескомъ, пестротою и жгучестью красокъ. Это образцы, которыя останутся въ литературѣ, какъ доказательство необыкновеннаго могущества, доступнаго человѣческому слову.
   Мы приходимъ къ концу нашего изложенія.
   Сказанное выше, можетъ дать лишь блѣдное представленіе о талантѣ Мопассана. Мы не имѣли возможности очертить его дѣятельность со всѣхъ ея сторонъ и углубить анализъ его творчества. Въ произведеніяхъ Мопассана, яркихъ и ясныхъ, какъ день, начинала мало-по-малу звучать какая-то скорбная и тревожная нота. Природная уравновѣшенность художника, которую подчеркнулъ въ своей надгробной рѣчи Золя, уступала мѣсто глухой внутренней тоскѣ, неудовлетворенности всѣми формами и всѣми мотивами человѣческаго существованія. Тѣ стороны жизни, которыя изображались имъ ранѣе съ неумолимою и холодною рѣзкостью, отдавались въ его собственной душѣ ноткой горечи и какого-то раздраженія противъ законовъ жизни и природы. Замкнутость внутренняго существа человѣка, одиночество каждой души, ограниченной разъ навсегда въ предѣлахъ своей индивидуальности, узость кругозора, на которую осужденъ человѣческій разумъ, человѣческое сознаніе -- вотъ мотивы, къ которымъ художникъ часто возвращается во второй половинѣ своей жизни. Законы земнаго бытія человѣка, логику которыхъ онъ проникновенно изслѣдовалъ въ своихъ произведеніяхъ, все болѣе и болѣе гнетутъ его сознаніе, не успокаиваемое никакой опредѣленной философіей. И фантазія его работаетъ все болѣе и болѣе мучительно. Страшные призраки -- liorlà, таинственныя и патологическіе процессы разстроеннаго разума, и больной души занимаютъ его воображеніе. Нѣкоторыя изъ послѣднихъ вещей Мопассана были предвѣстниками его трагическаго конца. Но онъ продолжалъ работать надъ новыми замыслами, и страшная болѣзнь оторвала его отъ новаго большого романа, озаглавленнаго "Angélus".
   Кончина Мопассана, какъ мы уже сказали, есть громадная потеря для французской и вообще европейской литературы. Сломалась кисть художника, создавшаго совершенно новый міръ, раскрывавшаго предъ, нами наши души, владѣвшаго несравненнымъ, сильнымъ и выразительнымъ словомъ. Пожелаемъ, чтобы его дѣятельность нашла достойнаго критика, а его честное отношеніе къ труду служило примѣромъ младшей братіи, часто забывающей въ своемъ стремленіи къ легко дающемуся успѣху объ истинныхъ задачахъ творчества.

Л. Шепелевичъ.

"Сѣверный Вѣстникъ", No 8, 1893

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru