Суворин Алексей Сергеевич
"Le Demi-Monde" - г-жа Паска

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Суворин А. С. Театральные очерки (1866 -- 1876 гг.) / Предисл. Н. Н. Юрьина. СПб., 1914. 475 с.

"Le Demi-Monde" -- г-жа Паска

   В субботу, в бенефис г-жи Вормс-Бремон, шла пресловутая комедия Дюма-сына "Le Demi-Monde", с г-жею Паска в главной роли баронессы Данж. Я видел как эту комедию, так и г-жу Паска в первый раз. Комедия имела успех незначительный, но и того она не заслуживает. По внешней отделке, она, если хотите, хороша; но французы мастера на такую отделку, и нет мало-мальски талантливого парижского драматурга, которой не сумел бы справиться с формой и не написал бы сценически хорошей вещи; что касается внутреннего содержания пьесы и той идеи, которая одушевляет ее, то все это крайне жиденькое и пошленькое. Дюма-сын -- представитель Второй Империи, один из лучших ее представителей; в "Demi-Monde" он высказался весь, и, слушая эту комедию, так и видишь перед собою столбы, подпиравшие неоконченное здание Наполеона III, который до самого Седана обещался увенчать его. Комедия вычищена, выглажена, части ее соразмерены и не лишены некоторой приятности на вид; "порядок" в ней торжествует; автор, как хороший полицейский, серьезно смотрящий на исполнение своего долга, прошелся по ней взад и вперед, заглянул в углы, вымел там, вычистил, а где нужно даже прилизал тщательно остроумным языком своим. Перед вами хорошенькая игрушка, сделанная для забавы добрых французов; порок представлен в красках, которым позавидовал бы самый дюжинный моралист; добродетель представлена, во-первых, в ходячей прописи, носящей имя Оливье де-Жалена; во-вторых, в капитане африканской службы -- наивном, добром малом, который, по всей вероятности, погиб под Седаном в первых рядах; в-третьих, в наивной же девочке, воспитанной во французском пансионе в правилах добродетельных овечек. Само собой разумеется, что добродетель торжествует, а порок наказан. Но если вы внимательно проследите за действиями самого добродетельного человека в комедии, Оливье де-Жалена, и самой порочной женщины, баронессы Данж, то ясно увидите, что этот добродетельный человек принадлежит к числу тех бессодержательных фразеров и дурных людей, которыми кишела сверху до низу Вторая Империя.
   В самом деле, представьте себе такое положение: старый маркиз развратил и соблазнил девушку, но дал ей хорошие деньги; из девушки вышла умная женщина, которая тяготилась своим положением, немножко развратничала со скуки, или, вернее, влюбляла в себя других и сама влюблялась и, наконец, когда подвернулся ей под руку добрый малый, африканский капитан, она решилась женить его на себе и покончить со всем прошлым. Нет ничего мудреного, что она сделалась бы хорошей женой честного африканского капитана и составила бы счастье его жизни. Быть может, таково и было ее предназначение -- осчастливить доброго малого, который проливал за отечество кровь, и о котором военный министр хорошего мнения. Мало ли примеров, что такие капитаны добропорядочно кончали век свой на руках добропорядочных жен, прошлое которых не отличалось блеском. Но Дюма-сын, как страж формальной морали, задался мыслью, которую высказывает по окончании пьесы добродетельный Оливье с легким сердцем, именно: "честный человек должен жениться на честной женщине". Вследствие этого, на любовницу старого маркиза, носящую подложное имя баронессы Данж, сыпятся со всех сторон предостережения и уязвления. Старый развратник, маркиз, погубивший ее, проникается добродетельнейшим намерением не допустить ее до замужества с таким добрым малым, как африканский капитан. Добродетельный Оливье читает мораль африканскому капитану в том же смысле и раскрывает перед ним все прошлое баронессы, в котором и он имеет свою долю участья; с необыкновенным цинизмом он отзывается об этой женщине, публично оскорбляет ее, не пускает к ней "честных" женщин из большого света и всех от нее предостерегает; но сам готов во всякое время пользоваться этой баронессой для своего удовольствия, лишь бы не связывать своей особы с ее особой брачными узами. Он мешается не в свое дело, морализирует, остроумничает, сплетничает и, в конце концов, даже разыгрывает роль раненого, а капитана прячет в соседнюю комнату для подслушивания. Настоящий полицейский комиссар Второй Империи, с его взглядом на вещи, с его манерами и уловками, с его храбростью и сованьем своего носа всюду, где есть запах добычи. Данж разоблачена перед добрым капитаном, который хотел выйти в отставку для того, чтоб насладиться вдали от света любовью этой женщины. Таким образом, не только порок наказан, но и капитан сохранен для храброй французской армии!
   Можно было бы весьма нехитрым анализом и становясь на точку зрения честного человека среднего уровня доказать всю пошлость и узость этой пьесы, получившей мировую известность; но это едва ли необходимо для здравомыслящего русского человека, который в своих отношениях к женщине стоит неизмеримо выше даже радикального француза, не то что Дюма-сына. Дюма-сын проникается комиссарским жаром для преследования женщины, которая по уму и развитию стоит выше многих мужчин и которая осмеливается бороться с мужчинами. Вот что подбивает его героя, Оливье де-Жалена, к разным подвигам, к проповеди морали, к вмешательству не в свое дело и к двусмысленным поступкам, которые в убеждении автора комедии являются благородными. Какое наслаждение для извращенного француза, до сих пор, во времена революции, не позволяющего замужней женщине не только иметь свою собственность, но и получать страховые письма на свое имя, -- какое наслаждение для него увидеть на сцене победу добродетельного комиссара над куртизанкой, которая стремилась покончить со своей профессией и сделаться капитаншей, женой капитана великой армии. Надо отдать справедливость нашей публике: она довольно холодно приняла пьесу, и, вероятно, не один зритель, выходя из театра, подумал про себя: какая это пошлость!
   Что касается г-жи Паска, то в третьем действии, лучшем, по моему мнению, в пьесе, она была выше всяких похвал. Тут требовалась обдуманная, тонкая игра женщины, открыто вступающей в борьбу с Оливье Жаленом и даже не скрывающей от него всех своих ходов с искусством шахматного игрока, заранее уверенного в победе. На сцене была не актриса, а лицо живое, прямо выхваченное из действительности. Но и в этом акте была одна сторона в игре г-жи Паска, которая не довольно ярко выставлена ею; это -- то внутреннее волнение, которое непременно должно было господствовать в сердце этой женщины под равнодушной наружностью. В 4 и 5 актах, где надо было много страсти, где женщина ведет жаркую борьбу, не имея ни времени, ни возможности рассчитать всех ходов, где, попеременно, овладевают ею отчаяние, страх за свое будущее, где душат ее слезы, где вырывается наружу вся сила и вся слабость этой женщины, игра г-жи Паска была хороша, но далеко не в той мере, как в третьем акте. Г-жа Паска напоминала тут актрис весьма обыкновенных, с их ординарными приемами и движениями; но она, однако, ни разу не перешла тех границ, за которыми игра становится ходульною; чувство простоты и гармонии не покидало ее, но у ней не хватало силы душевной для выражения сильных ощущений; в этих двух актах виделось одно только место, поистине прекрасное: когда Оливье Жален сообщает ей о смерти африканского капитана, ее жениха. Г-жа Паска не ломала рук, не вскрикнула, не позволила себе ни одного банального движения и жеста; она на несколько минут стала неподвижною, с широко раскрытыми глазами, в которых не то дрожали искренние слезы сожаления о погибшем человеке, не то слезы сожаления о погибшей будущности. Все лицо ее изображало такую печаль, не крикливую, но сосредоточенную печаль сильной натуры, что зрителю была понятна без всяких слов и монологов драма, совершавшаяся внутри этой женщины. В последней сцене г-жа Паска немного утрировала: она недостаточно просто передала последний акт драмы, в которой действовала эта женщина. Капитан отказывается от нее, но возвращает ей то состояние, которое подарил ей маркиз и от которого она отказалась ради капитана. Получив документ, баронесса Данж медленно разрывает его и удаляется. Г-жа Паска передала это место недостаточно выразительно; она сделала из баронессы фигуру слишком искусственную, из торжества ее -- торжество плохого актера. Мне кажется, что такая сильная натура, как баронессы Данж, сумела бы сделать это более просто и с большим достоинством.
   Вообще, наше впечатление от игры г-жи Паска таково: это очень хорошая актриса, хорошей школы, но далеко не гениальная, каковою провозгласил ее один из рецензентов. Если г-жа Паска гениальная актриса, то г-жа Делапорт -- гениальнейшая, конечно.

2 ноября 1871 г.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru