Суворин Алексей Сергеевич
Юбилей А. Н. Островского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Суворин А. С. Театральные очерки (1866 -- 1876 гг.) / Предисл. Н. Н. Юрьина. СПб., 1914. 475 с.

Юбилей А. Н. Островского

   Мы отпраздновали юбилей А. Н. Островского без юбиляра, оттого празднество вышло довольно вяло и бесцветно; не было того, для которого собрались гости, не было самого хозяина, который праздновал этот день в Москве; на обеде не было ни речей, обычных спутников торжественных обедов, ни одушевления, которое в этом случае имело бы все шансы к проявлению самому искреннему и братскому: кто бы как ни думал о последних произведениях А. Н., имя его навсегда останется в истории русского театра и займет в ней одно из первых и почетнейших мест. Много и честно потрудился он для русской сцены и создал несколько чрезвычайно ярких типов; он трудился много и бескорыстно, он дал миллион, по крайней мере, дирекции, и остался почти таким же бедняком, каким выступил на литературное поприще. Лучшие его пьесы подарены актерам в бенефисы, а так как в прежнее время дирекция считала подарок, сделанный актеру, своим приобретением, то А. Н. не получил, например, ни копейки за такие пьесы, как "Не в свои сани не садись", "Бедная невеста" и др. Существуй у нас свобода театров, А. Н. Островский мог бы составить себе независимое состояние, которое позволило бы ему обрабатывать свои произведения не спеша, сообщать им ту гармоническую полноту и законченность, которую мы встречаем в некоторых первых его пьесах. Но театр у нас -- не свободен; он только теперь начинает питать слабую надежду на существование, подобное существованию заграничных театров; вся же деятельность нашего драматурга прошла при условиях самых неблагоприятных, как нравственных, так и материальных.
   Дирекция очень легко могла бы вычислить те суммы, которые ей дали произведения Островского, точно также и суммы, заплаченные автору. Если б она обнародовала эти данные, то нас, конечно, поразила бы несоразмерность авторского гонорара с доходом дирекции. Здесь я считаю кстати повторить слова, сказанные мною в прошлом году в другом журнале: "Положа руку на сердца, скажите, не в праве ли весь сонм литературных пролетариев, поставлявших и поставляющих пьесы на театр, сказать, что театры содержатся на их счет... В самом деле, назовите мне хоть одного писателя, посвятившего свои силы сцене, который составил бы себе обеспеченное состояние? Не назовете ни одного... Я мог бы указать на актеров, которые составили себе состояние, но писателей таких не было и нет; зато лики некоторых из них красуются на плафоне театральной залы, и газ теплится перед ними: невещественные знаки внимания за вещественные услуги".
   Празднование юбилея А. Н. Островского -- тоже невещественные знаки за то невещественное эстетическое наслаждение, которое приносил он нам своими пьесами, самого его не было, но лик его красовался в золотой раме, украшенной цветами; пили за его здоровье; потом пили за исполнителей, за критика "темного царства" -- и в этом случае странно звучали тосты, ибо то были тосты в память умерших. Впрочем, строго говоря, ничего тут странного не было: мертвые живут среди нас своим добрым делом, своим примером и мыслью -- да здравствует же их память на вечные времена!
   Более странно, что никому из присутствовавших не пришло в голову провозгласить тост за свободу русского театра, с чем неразрывно связана большая материальная и нравственная независимость русского драматурга. Этот тост был бы целесообразнее, чем тот, который предложили редакции "Дела" и "Нового Времени" в таком виде: "Мы празднуем сегодня едва ли не первый 25-летний юбилей русского литератора, с именем которого соединяется незабвенное имя Добролюбова -- предлагаем тост за всех тех, кто служил и служит успеху честной русской мысли".
   Зала, где происходил обед, была убрана флагами; по обеим сторонам сцены, находящейся в глубине залы, написаны были заглавия произведений Островского, но их так много (33), что они не поместились здесь все и остальных разместили на отдельных щитах под карнизами залы. От нечего делать многие занимались тем, что наблюдали, кто под какой пьесою сидит: г. Стасюлевич оказался между "Горячим сердцем" и "Бешеными деньгами", г. Некрасов сидел против "Великого банкира" (переводная пьеса Островского), г. Благосветлов -- под "Великим банкиром", г. Максимова, подписывающего "Вед. Спб. Полиции", под "На бойком месте", а г. Леонтьева, редактора "Искры" -- под "Тушино", г. Дмитрий Минаев, по воле богов, очутился под "Дмитрием Самозванцем". Если б присутствовал на обеде князь Мещерский, то он бы сел, вероятно, под "Грозою".

19 марта 1872 г.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru