Суворин Алексей Сергеевич
"Волки и овцы", комедия А. Н. Островского

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Суворин А. С. Театральные очерки (1866 -- 1876 гг.) / Предисл. Н. Н. Юрьина. СПб., 1914. 475 с.
   

"Волки и овцы", комедия А. Н. Островского

   Волчьи типы людей сплошь и рядом встречаются в комедиях Островского; это те типы, которые окрещены критикою именем самодуров; с известной натяжкой можно почти все лица комедий Островского распределить на два отряда, -- волков и овец, хитрых животных и их добычу. Новая комедия его, напечатанная в "Отечественных Записках" и данная в бенефис г. Бурдина, специально занимается этим вопросом, выставив преимущественно волков старого наслоения и нового и заставив последних победить первых. Если смотреть на эту комедию с точки зрения ее задачи, то она едва ли выдержит и самую снисходительную критику. Главное действующее лицо -- престарелая ханжа Мурзавецкая, довольно прозрачная и довольно пустая карикатура на игуменью Митрофанию. Ни ума, ни знания людей и обстоятельств, ни ловкости, ни силы характера -- ничего этого нельзя найти в Мурзавецкой; тип этот схвачен и представлен чисто внешним образом. Она пользуется почетом и влиянием, но почему и за что -- понять трудно; исключая дворецкого ее, все другие действующие лица видят ее насквозь, да и нельзя не видеть по ее действиям, что это довольно обыкновенная ханжа с водевильными замашками; первый выход ее хорош и обещает что-то в будущем; первое действие смотрится с интересом и дает несколько намеков на выходящий из ряду характер; но чем дальше подвигается комедия, тем эти намеки слабее и слабее, и вместо характера является какая-то водевильная случайность, трепещущая и уничтожающаяся перед первым попавшимся ей навстречу дельцом, как уничтожается дитя перед розгами, которые ему показали. Вы не видите, чтобы Мурзавецкая кого-нибудь гнала, чтобы кто-нибудь страдал под влиянием ее силы, кто-нибудь испытывал давления совокупности качеств ее характера и ее общественного положения; грозно и торжественно она является, мелко и плохо она плавает в окружающей ее среде, и вам приходится сделать одно из двух заключений: или эта среда никуда не годна и подчиняется всякому, кто захочет над нею властвовать, или автор не умел изобразить влияния тех ханжей, которые в современную жизнь вносят немало дурного и растлевающего. Как понятна вам вся та среда, где действует, например, Кабаниха, и как вам понятно все то влияние, весь тот террор, который царит над нею в виде этой черствой, непреклонной натуры, этого мощного волка-женщины! Как хорошо поставлен этот характер и как хорошо и логически развит! Теперь А. Н. Островский сохранил способность ставить характеры, но в значительной степени потерял способность логично-драматически развивать их. Он сделает вам, если можно так выразиться, декорацию характера, его внешняя краски, но не даст внутренней его силы. Эта черта выступает заметно на всех лицах его "Волков и овец". Старый волк, alter ego Мурзавецкой, Чугунов, так же внешне представлен, как и его "благодетельница", хотя, по моему мнению, несколько ярче ее; он плут и бессовестный человек, но плут наивный несколько, не шагающий слишком вперед и не требующий многого. В изображении его местами проглядывает прежнее мастерство автора, как, например, в сцене Чугунова с Беркутовым, когда последний заставляет его писать на фальшивом векселе мнимо полученную в уплату сумму. Молодые волки, оказывающееся сильнее старых, представлены в лице помещика-дельца Беркутова и девицы Глафиры. Беркутов -- ярлык, не больше; это одно из тех лиц, для обрисовки которых драматург считает достаточным вставит в уста его несколько деловых фраз, и в двух, трех сценах распутать запутанное положение, весьма нехитрое. Он силен не внутреннею силой, которой он нигде не показывает, а силою "окружного суда". Это ходячий прокурор или, еще лучше, следователь по особо важным делам, который является к Мурзавецкой, забирает себе подложные векселя и деликатно грозит окружным судом людям старого порядка, которые совсем незнакомы с силою новых порядков и которые живут на основании якобы наивных положений мошенника старого порядка. Это не тот делец, охвативший все нити старого и нового порядков, переработавший их в себе, все себе объяснивший и прямо идущий к цели в сознании своей силы, а просто вешалка для идеи окружного суда. Что касается девицы Глафиры, то это одна из тех многочисленных барышень старого и нового порядка, которые все силы своего умишка и женской хитрости направляют на то, чтобы приобресть себе мужа. Крайне грубо она приступает к своей ловле и крайне грубыми средствами она достигает ее; результат ее действий -- водевильное положение, очень нравящееся невзыскательной публике. По моему крайнему мнению, ни волки старого порядка, ни волки нового не представлены в комедии в их действительной шкуре и весьма мелко плавают; с такими волками легче управиться, и не они составляют кричащее зло современной жизни. Это выстрел на воздух. Овцы новой комедии -- просто глупые люди, как Купавина, или наивные и ожиревшие, как Лыняев. Едят ли их мелкие волки, нет ли -- беды большой не может быть; не в них нерв жизни; они на него даже не намекают...
   Независимо от задачи комедии, исполненной неудовлетворительно, в ней есть несколько хороших сцен и типических выражений.
   Смотрится она с интересом, потому представляет местами хороший материал для актеров; но актеры ничего не придали комедии, исполненной бесцветно. Г-жа Читау (Мурзавецкая) старалась, но ничего не выстарала, только костюм ее был хорош; г-н Варламов (Чугунов) исполнял свою роль с обыкновенным своим однообразием. Этот актер все роли, которые ему дают, исполняет тоном старой добродушной бабы; этот тон весь его ресурс, дальше он не идет. Г-жа Савина (Глафира) исполнила свою роль недурно, но она все-таки была г-жею Савиной; публика относилась к ней с величайшей снисходительностью, которая даже доходила до того, что ее вызывали за то, что она выбежала на сцену в юбках и с распущенными волосами. Хорош был г. Сазонов в роли племянника Мурзавецкой; это лицо вообще удалось и г. Островскому лучше всех других лиц, быть может потому, что драматург, при создании его, не задавался вопросом: волк это или овца? Есть еще одно лицо в комедии, которое смело поставлено и плохо выполнено, так что не знаешь, куда его причислить -- к волкам или овцам. Это -- Горецкий, человек недостаточно различающий добро от зла и готовый совершить за деньги всякую подлость. Он даже прямо так и рекомендует себя: "Позвольте мне для вас сделать какую-нибудь подлость". Лицо это, плохо мотивированное автором, вышло еще бесцветнее, благодаря тому, что г. Горбунов, исполнявший эту роль, почему-то выпустил из своей роли один небольшой монолог в третьем действии, в конце седьмого явления (75 -- 76 стр. "Отечественных Записок") -- монолог этот все-таки немного характеризует Горецкого, и я не понимаю, для чего понадобилось г. Горбунову вытеснить его из своей и без того маленькой роли. Выучить что ли было трудно? Об остальных исполнителях сказать нечего.

10 декабря 1875 г.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru