Новый сборникъ писемъ Л. Н. Толстого. Собралъ И. А. Сергѣенко. Подъ ред. А. Е. Грузинскаго (Издательство "Окто"). Москва. 1912. Стр. 383.
Извѣстія Общества Толстовскаго Музея. No 1. Спб. 1911. Стр. 100. Ц. 50 к.
Сборникъ воспоминаній о Л. И. Толстомъ. Кн--во "Златоцвѣтъ". Москва. 1911. Стр. 176. Ц. 1 р.
П. Бирюковъ. Л. Н. Толстой. Біографія. Изд. (2-е, исправл. и дополн. "Посредника". Москва. 1911. Стр. 520. Ц. 2 р. 20 к.
Въ память Л. Н. Толстого. Альбомъ изображеній Толстого и о Толстомъ (sic!) подъ редакціей Юрія Битовтъ. Изд. Фототипіи К. А. Фишеръ. Москва. 1911. 20 таблицъ.
Первая годовщина со дня смерти Л. И. Толстого требовала бы нѣкоторыхъ итоговъ: надлежало бы подсчитать, что начато и что достигнуто въ области уясненія его художественныхъ произведеній знакомства съ его личностью, распространенія его идей. Но годъ едва минулъ и даже чисто статистическіе матеріалы для такого подсчета еще далеко не готовы. Называютъ громадныя цифры тиража всевозможныхъ изданій сочиненій Толстого, говорятъ о сценическомъ и литературномъ успѣхѣ Толстовскихъ пьесъ, но здѣсь итоги, очевидно, преждевременны. За минувшій годъ мы имѣли уже неоднократно случай отмѣчать различныя явленія толстовской литературы, и нынѣ остановимся лишь на томъ, что дали послѣдніе мѣсяцы; даже ограничиваясь болѣе выдающимся, мы не имѣемъ ни надежды, ни притязаній дать что-либо исчерпывающее.
Заботу объ исчерпывающемъ -- хотя бы и лишь библіографическомъ -- обзорѣ толстовской литературы, очевидно, беретъ на себя новое періодическое изданіе "Извѣстія" Общества Толстовскаго Музея". Программа изданія поставлена, собственно, шире. Оно должно знакомить читателей съ идеей и жизнью Толстовскаго музея и быть естественнымъ средоточіемъ всякой толстовской литературы -- отъ неизданныхъ произведеній самого Льва Николаевича до статей и воспоминаній о немъ и т. д. вплоть до возможно полной его библіографіи, русской и иностранной. Всѣ эти отдѣлы представлены въ первомъ выпускѣ "Извѣстій", лежащемъ передъ нами. Жизнь музея, какъ это и естественно въ первые мѣсяцы послѣ смерти великаго писателя, протекала очень полно; коллекціи его прибывали, и вниманіе общества къ нему было достаточно живо. Одно пожеланіе мы бы высказали музею, нынѣ находящемуся какъ разъ въ періодѣ установленія общихъ началъ своей дѣятельности: не увлекаться количествомъ за счетъ качества, внести какъ можно больше критики въ свою работу, избѣгнуть той Wasclizettellitteratur, которая сдѣлалась въ Германіи идеаломъ литературныхъ гробокопателей, посмѣшищемъ здравомыслящихъ людей и проклятіемъ для изслѣдователей, тонущихъ въ массахъ накопленнаго, но ненужнаго матеріала. Груды сырья собираются безъ размышленія, въ теоретическомъ разсчетѣ что кто-нибудь когда-нибудь сдѣлаетъ изъ него обобщающіе вывода; но дѣйствительность показываетъ, что эти надежды не оправдываются, сырье остается сырьемъ и само по себѣ никакихъ выводовъ не даетъ. Съ литературой еще куда ни шло, но особенную осторожность надлежало бы проявить въ собираніи матеріальныхъ предметовъ, "относящихся до жизни и твореній" писателя. Личный культъ легко заводитъ насъ въ коллекціонерствѣ этого рода слишкомъ далеко, разсчеты на будущія "впечатлѣнія", "охватъ", "толстовскую атмосферу" слишкомъ поверхностны и неопредѣленны, чтобы надо было загромождать собраніе всякими, быть можетъ, трогательными, но несомнѣнными пустяками, и, конечно, не трудно признать, что "цвѣты съ одного изъ вѣнковъ, возложенныхъ на могилу Л. Н. Толстого", принятые Музеемъ для храненія, могутъ безъ ущерба для потомства и съ пользой для Музея храниться, какъ реликвія, у жертвователя.
Изъ документовъ, появившихся въ первомъ выпускѣ "Извѣстій", болѣе всего интересны письма Л. И. Толстого къ одному изъ его рапнихъ послѣдователей М. В. Алехину. Правда, какъ и большинство писемъ его, относящихся къ послѣднему двадцатилѣтію, они больше похожи на всенародныя посланіи, сравнительно мало говорятъ о личности обоихъ корреспондентовъ, но и въ нихъ есть очень цѣнныя психологическія детали; особенно хорошо выясняется въ нихъ, какъ въ сущности далекъ былъ Толстой отъ толстовскаго сектантства; въ отвѣтъ на предложенія послѣдователей собраться, онъ пишетъ: "Собраться вмѣстѣ не поможетъ истинѣ. Спасеніе одно: въ приближеніи къ истинѣ и въ этомъ одномъ средство единенія. Искусственное же единеніе можетъ ослабить стремленіе къ истинѣ. Потомъ, кому да колу собраться для исканія единенія? И кому и кому помогать матеріально и духовно? Гдѣ та печать единенія, по которой мы узнаемъ нашихъ? Не грѣхъ ли выдѣлять себя и другихъ отъ остальныхъ? И не есть ли единеніе съ десятками разъединеніе съ тысячами и милліонами?" Любопытны въ сборникѣ также матеріалы, относящіеся къ трогательной фигурѣ недавно умершаго поклонника Толстого и труженика Музея В. М. Воинова. Хорошую особенность матеріаловъ, появившихся въ "Извѣстіяхъ", составляютъ примѣчанія и тщательно установленный текстъ.
Послѣдняго достоинства, къ сожалѣнію, совершенно лишено важное изданіе г. Сергѣенко, нынѣ опубликовавшаго, въ дополненіе къ двумъ прежнимъ, новый томъ обширнаго собранія писемъ Л. Н. Толстого. Они, разумѣется, читаются съ захватывающимъ интересомъ, котораго не ослабляетъ то обстоятельство, что большинство матеріаловъ, вошедшихъ въ новый томъ, уже было напечатано. Но именно поэтому просто мучительно все время думать о томъ, что имѣешь дѣло съ чѣмъ-то оборваннымъ, случайнымъ, недостовѣрнымъ. Самъ редакторъ сообщаетъ въ предисловіи, что составителю "приходилось довольствоваться опубликованными текстами съ ихъ неполнотой, вызванной цензурными или личными соображеніями, съ нерѣдкой анонимностью адресатовъ, съ опущеніемъ датъ, съ возможными ошибками". Провѣрка текста по подлинникамъ теперь, очевидно, немыслима; между тѣмъ многія письма послѣдняго періода, вскорѣ по полученіи "начинали ходить по рукамъ, дѣлаясь достояніемъ широкихъ круговъ и утрачивая черты личной переписки, но неизбѣжно теряя при этомъ строгую достовѣрность текста". При такихъ обстоятельствахъ не было никакого основанія спѣшить и, кажется, редакторъ изданія напрасно полагаетъ, что "безпримѣрная міровая популярность Толстого и повсемѣстная жажда какъ можно скорѣе и какъ можно больше узнать его мысли и взгляды, повлекшая за собой многія изъ указанныхъ затрудненій, даетъ и оправданіе всякой попыткѣ въ этомъ направленіи, хотя бы и заранѣе обреченной на несовершенство". "Повсемѣстную жажду" слѣдовало бы удовлетворять съ большой осторожностью,-- хотя бы для того, чтобы не оказаться повиннымъ въ поспѣшномъ распространеніи такихъ, словъ Толстого, которыя ему не принадлежатъ. Особенно печально то, что, заимствуя свои матеріалы почти исключительно изъ печатныхъ источниковъ, составитель -- неужто по наивности?-- не указалъ послѣднихъ и тѣмъ чрезвычайно затруднилъ пользованіе своей книгой; иногда отрывки инеемъ, перепечатанные имъ, были вкраплены въ текстъ поясненій и воспоминаній; здѣсь этихъ поясненій нѣтъ изъ цитатъ сдѣлались обрывки. Идейный интересъ къ Толстому, намъ представляется, требовалъ бы болѣе бережнаго отношенія къ столь интимнымъ проявленіямъ личности писателя, какъ письма. Но г. Сергѣенко, слишкомъ поспѣшно обогатившій въ этомъ году толстовскую литературу нѣсколькими наскоро составленными сборниками, какъ видно, не склоненъ считаться съ такими требованіями. Его очерки "Толстой и его современники" -- поверхностно скомпилированныя сообщенія объ отношеніяхъ Толстого къ Герцену, Некрасову, Достоевскому, Тургеневу, Лѣскову, Чехову, Бранану, Іоанну Кронштадтскому, отовсюду набранныя безъ критики и перспективы и, конечно, безъ точныхъ указаній. Соотвѣтственныя свѣдѣнія изложены въ вяломъ повѣствованіи, при чемъ изъ нѣкоторыхъ очерковъ, напр., объ Іоаннѣ Кронштадтскомъ -- только и явствуетъ, что никакихъ отношеній между нимъ и Толстымъ не было. Толстой относился къ священнику благодушно, священникъ относился къ нему съ пламеннымъ негодованіемъ -- вотъ и все; размазать это на двадцати страницахъ можно только при большомъ желаніи состряпать книжку о Львѣ Толстомъ.
Нѣсколько болѣе цѣннымъ, чѣмъ очерки г. Сергѣенко, представляется "Сборникъ воспоминаній о Толстомъ", тоже достаточно-коммерческій по способу составленія, но заключающій отчасти довольно любопытные матеріалы; всѣ статьи сборника были уже напечатаны въ разныхъ изданіяхъ, и издательство, воспользовавшись ими, по печальному обычаю, не нашло, однако, нужнымъ сообщить, откуда онѣ взяты. Но выбраны онѣ хорошо,-- и въ самомъ дѣлѣ сближаютъ съ живымъ Толстымъ разсказы о немъ такихъ лицъ, какъ H. В. Давыдовъ, сообщиашій ему сюжеты его драмъ, Н. Тимковскій, работавшій подъ его руководствомъ въ "Посредникѣ С. Шульгинъ, доставлявшій матеріалы для "Хаджи-Мурата" и др. Какъ, напримѣръ, любопытенъ разговоръ съ г. Наживинымъ объ отношеніи культа къ истинной религіи. Собесѣдникъ Толстого указывалъ на то, что культъ есть требованіе души, и ссылался на самого Толстого: "помните ваше письмо къ Фету, гдѣ вы говорите: ну хорошо, мы отвергаемъ обрядъ, но вотъ, умираетъ у насъ дорогой человѣкъ; что же позвать кучера и приказать вывести его въ мѣшкѣ куда-нибудь подальше? Нѣтъ, это невозможно, говорили вы, вамъ казался необходимымъ и розовый гробикъ, и ладонъ, и даже торжественный славянскій языкъ"... И спустя много лѣтъ Толстой, уже твердый въ раціонализмѣ, не отказывается отъ этого. "Нѣтъ,-- отвѣчаетъ онъ собесѣднику,-- если это (позвать кучера и велѣть ему вывести трупъ дорогого существа) вамъ больно, если это оскорбляетъ васъ. И я на столько понимаю это чувство, что готовъ разсуждать съ вами, сколько хотите, чтобы выработать формы для того, чтобы сдѣлать это какъ можно лучше, торжественнѣе. Я говорю только, что это не имѣетъ ничего общаго съ религіей -- это только вопросъ... ну, удобства, что ли, приличія... А признаемъ мы это религіей, мы этимъ самымъ откроемъ въ плотинѣ маленькую дырочку, чрезъ которую уйдетъ вся вода". Очень цѣнныя мелочи также въ воспоминаніяхъ И. Я. Гинцбурга, д-ра Бертенсона, г-жи Малахіевой-Мировичъ. Когда-нибудь изъ всего этого выйдетъ обширный и единый кодексъ разговоровъ Толстого; пока -- радостно найти тамъ и здѣсь въ его устныхъ бесѣдахъ новую черточку его личности, поясненіе его произведеній или просто мысль, достойную его умственной мощи.
Дѣйствительное обогащеніе Толстовской литературы за минувшее полугодіе мы видимъ въ новомъ изданіи перваго тома извѣстной книги г. Бирюкова. Не представляя собой настоящей біографіи, чуждый всякой исторической атмосферы и бѣдный творчествомъ, трудъ г. Бирюкова такъ богатъ драгоцѣннымъ сырьемъ, что, конечно, останется навсегда настольной книгой всѣхъ интересующихся жизнью и творчествомъ Толстого. Поэтому, какъ бы ни была сравнительно маловажны дополненія и поправки, внесенныя г. Бирюковымъ въ новое изданіе его книги, онѣ все же всегда запечатлѣны какой-то особой значительностью, достовѣрностью, автентичностью. Все новое, включенное въ этотъ основной трудъ по біографіи Толстого, относится не къ выводамъ автора -- и объ этомъ едва ли приходится особенно жалѣть,-- но къ разнообраз: нымъ и всегда существеннымъ документамъ, вышедшимъ изъ-подъ пера самого Л, Н. Толстого; это главнымъ образомъ его новыя письма: къ "невѣстѣ" его В. Арсеньевой, къ Ег. П. Ковалевскому и т. д.
Подобно нѣкоторымъ изъ упомянутыхъ нами изданій, и бирюковская біографія сопровождается иллюстраціями, имѣющими здѣсь также документальное значеніе, котораго не устранитъ и обширная толстовская иконографія, исполненная и изданная художественной фототипіей Фишеръ подъ редакціей г. Ю. Битовтъ. Альбомъ стремится быть какъ бы сводомъ всѣхъ изображеній, относящихся къ Толстому какимъ бы то ни было образомъ: задача, необъятная и едва ли нуждавшаяся въ исполненіи. Включивъ въ свой трудъ болѣе 1100 рисунковъ, издательство вынуждено было дать ихъ въ маломъ размѣрѣ, уменьшая ихъ" совершенно независимо отъ ихъ содержанія и достоинства. Критика отсутствуетъ: воспроизводилось все отъ портрета Крамского'до ничтожнѣйшихъ обложекъ и заставокъ въ изданіяхъ Толстого, отъ Рѣпинскихъ иллюстрацій до потрясающе-безвкусныхъ рисунковъ г-жи СамокишъСудковской въ Сойкинской біографіи Толстого, рисунковъ на столько неудачныхъ, что издательство съ третьяго выпуска перемѣнило иллюстратора, и обѣщаетъ даже перепечатать первые выпуски... Трудно представить себѣ, какъ много балласта въ почтенномъ изданіи фирмы Фишеръ и какъ это прискорбно въ виду громадныхъ техническихъ средствъ, затраченныхъ, очевидно, на это изданіе. Да, судьба сдѣлала насъ современниками Льва Толстого и тѣмъ возложила на насъ долгъ предъ потомствомъ. Мы должны сдѣлать все возможное, чтобы закрѣпить въ вѣчность и сохранить для будущихъ поколѣній всѣ матеріальные слѣды Толстого, связанные съ его духовнымъ существомъ. Но не слѣдуетъ полагать, что это возможно сдѣлать, не думая, что достаточно набрать ворохъ сырья, ничего не говорящаго о Толстомъ-творцѣ, Толстомъ-мыслителѣ, Толстомъ-подвижникѣ, дать этому сырью широкое распространеніе -- и считать, что дѣлаешь что-то для увѣковѣченія памяти Толстого, для толкованія его образовъ, для углубленія его ученія, для пониманія его личности. А вѣдь только это и важно.