Тургенев Иван Сергеевич
Собрание критических материалов для изучения произведений И. С. Тургенева. Выпуск 1-й и 2-й. Составил В. Зелинский. Москва. 1895
Собраніе критическихъ матеріаловъ для изученія произведеній И. С. Тургенева. Выпускъ 1-й и 2-й. Составилъ В. Зелинскій. Москва. 1895. Обѣ названныя книги стоятъ по два рубля и вышли вторымъ изданіемъ; очевидно, книги расходятся и читаются. Составитель ихъ нѣкто В. Зелинскій. Чтобы познакомиться съ его литературной личностью, слѣдуетъ обратиться къ двумъ источникамъ. Во-первыхъ, "предисловіе къ первому изданію",-- собственное произведеніе составителя. Здѣсь. выясняются задачи предпринимаемаго труда -- перепечатки критическихъ статей. Авторъ видѣлъ въ библіотекахъ, "какъ легкія беллетристическія произведенія талантливыхъ авторовъ буквально (!) поглощаются публикою", а "листы въ критическихъ отдѣлахъ журналовъ даже въ болѣе или менѣе многолюдныхъ библіотекахъ и кабинетахъ для чтенія" остаются "неразрѣзанными". Въ результатѣ авторъ возжелалъ "заставить большинство не игнорировать литературной критикой". но какъ этого достигнуть? "Чего-либо существеннаго,-- разсуждаетъ авторъ,-- въ этомъ отношеніи, по моему мнѣнію, пока нельзя сдѣлать. Въ порядкѣ вещей прежде чувствовать, а потомъ мыслить (?!), такъ и общество: пока оно покоится въ болѣе доступной ему и сродной съ его душевными способностями области конкретнаго (?), до тѣхъ поръ немного пользы принесутъ какія-либо искусственныя усилія (?) заставить его подняться въ сферу болѣе или менѣе отвлеченнаго..." Слѣдовательно, дѣло автора, по его же мнѣнію, нѣчто не существенное для публики, по крайней мѣрѣ, и онъ даже не знаетъ, полезенъ ли его трудъ ("объ этомъ судить не мнѣ"). Ему ясенъ одинъ лишь вопросъ:-- разойдутся его сборники,-- онъ напечатаетъ другіе.
Такова психологія и таковы литературныя задачи автора, на сколько онъ самъ считаетъ нужнымъ выяснить ихъ. Отвлеченному элементу, какъ видитъ читатель, соотвѣтствуетъ и стиль, о которомъ авторъ, вѣроятно, имѣетъ столь же опредѣленныя представленія, какъ и о внутреннихъ достоинствахъ своего труда.
Другой источникъ для знакомства съ составителемъ -- реклама журнала Нови о преміяхъ. Здѣсь читаемъ: "къ первому тому предлагаемаго новаго изданія сочиненій Писемскаго приложенъ спеціально составленный для этого изданія и не бывшій еще въ печати обширный и подробный критико-біографическій очеркъ, принадлежащій перу извѣстнаго знатока русской литературы, В. А. Зелинскаго".
И такъ, теперь мы имѣемъ болѣе подробныя свѣдѣнія о г. Зелинскомъ и обращаемся къ его трудамъ,-- прежде всего къ оригинальнымъ, спеціально составленнымъ,-- къ очерку для преміи Нови. Открываемъ первый томъ Писемскаго и съ первыхъ же страницъ попадаемъ въ какую-то совершенно особенную область, только не литературную. Бѣдная редакція Нови! Она гордится, что напечатанный ею очеркъ г-на Зелинскаго "не былъ въ печати". Смѣемъ увѣрить почтенную редакцію, что ни одинъ изъ существующихъ печатныхъ органовъ не напечаталъ бы у себя труда г-на Зелинскаго по очень простой причинѣ: это не трудъ и не г. Зелинскій, а просто склеенныя вырѣзки изъ чужихъ статей, какъ это бываетъ въ газетахъ для составленія хроники. "Перу" г-на Зелинскаго рѣшительно нечего было дѣлать при этой операціи: любой переписчикъ совершилъ бы ее съ такими же и, можетъ быть, даже лучшими результатами, потому что самъ г. Зелинскій по временамъ, дѣйствительно, оставлялъ ножницы и бралъ перо: въ такихъ случаяхъ его глубокомысліе производило, напримѣръ, такія остроумныя соображенія. Возражая г-ну Венгерову на счетъ незначительнаго вліянія университета на Писемскаго, оригинальный составитель восклицаетъ: "Да откуда же онъ (Писемскій) взялся у насъ? Какія другія вліянія и вѣянія подготовили его на столь выдающуюся дѣятельность (о стиль!). Въ самомъ дѣлѣ, не случайно же сѣлъ человѣкъ за письменный столъ и вдругъ, по мановенію волшебной палочки, сталъ удивлять общество блестящими произведеніями? Должны же быть гдѣ-нибудь начало и причина (?!) этой дѣятельности"...
Не правда ли, сильно сказано и особенно убѣдительно,-- и этимъ все кончается со стороны критика; дальше все та же исторія: "приведемъ выдержку" -- три страницы труда Б. Алмазова, дальше "читаемъ мы" -- полстраницы труда Анненкова и т. д. Весь очеркъ, дѣйствительно, очень большой, но въ немъ г. Зелинскому принадлежатъ только чернила и бумага.
Это, очевидно, идеально безсознательное творчество, потому что трудъ въ результатѣ сводится къ механическимъ упражненіямъ въ преступленіи, весьма караемомъ во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ. Но для г. Зелинскаго, какъ "извѣстнаго знатока русской литературы", переписываніе чужихъ сочиненій, очевидно, добродѣтель. Извѣстно, вѣдь, что большому барину не вмѣняется въ грѣхъ многое, за что страдаетъ мелкая сошка...
Такимъ образомъ, оба источника, изъ которыхъ мы могли почерпнуть свѣдѣнія о составителѣ "собранія критическихъ матеріаловъ", привели насъ къ одному и тому же результату: у составителя мало развито или даже совершенно отсутствуетъ сознаніе того, что онъ творитъ. Объ этомъ онъ даже въ минуты откровенности самъ заявляетъ, при чемъ искренность, при извѣстныхъ достоинствахъ формы заявленія, не подлежитъ сомнѣнію.
Открываемъ сборники, и на каждомъ шагу находимъ, на сколько г. Зелинскій остается вѣренъ своей "преобладающей наклонности" къ безсознательному труду. Прежде всего составитель позволяетъ себѣ обращаться съ чужими статьями, какъ портной со штукой матеріи,-- разница только въ томъ, что у портного въ результатѣ выходитъ нѣчто дѣльное, а у г. Зелинскаго простое крошево, гдѣ уловить идею критика становится рѣшительно невозможнымъ. Стоитъ, напримѣръ, взглянуть во что превратились разсужденія Писарева объ Отцахъ и дѣтяхъ: это уже совершенно возмутительная торговля въ розницу чужими мыслями и словами. Неужели г-ну Зелинскому не ясна совершенно простая идея, что человѣкъ, въ полномъ разсудкѣ и твердой памяти, ведетъ свою бесѣду по законамъ логики и внутренней связи, и выкраивать изъ этой бесѣды лоскутья значитъ убивать логическую связь и совершенно извращать мысль автора... Впрочемъ, гдѣ же г-ну Зелинскому понимать подобныя вещи: его faculté maîtresse -- безсознательность.
Такъ обращается составитель съ наиболѣе интересными своими жертвами. Другія являются у него въ такомъ видѣ:
"Николай Петровичъ, какъ слѣдуетъ, настоящій сынъ своего вѣка. Въ немъ нѣтъ ни единой яркой черты и хорошаго только одно, что онъ человѣкъ, хотя и простѣйшій человѣкъ".
И только: подпись И. Страховъ... Конечно, если бы почтенный критикъ оставилъ послѣ своей смерти лишь эти строки, ихъ, можетъ быть, и слѣдовало бы сохранить для потомства. А теперь что они говорятъ самому г-ну Зелинскому? А между тѣмъ, подобными истинами и отрывками переполнены его книги, и авторъ еще "желалъ нѣсколько помочь читателямъ", не поднимающимся "въ сферу болѣе или менѣе отвлеченнаго". Много вынесутъ читатели изъ подобныхъ отвлеченностей!
Но довольно для безсознательности г-на составителя. Еще прискорбнѣе его другое качество, заставляющее насъ окончательно усомниться въ его правахъ на титло "извѣстнаго знатока русской литературы". Г. Зелинскій очень мало проявляетъ свои знанія, если не считать библіографическихъ свѣдѣній для переписчика, но незнанія -- внѣ сомнѣнія. Откройте, напримѣръ, 296-ю страницу втораго выпуска "собранія": перепечатывается статья О. Миллера и его слѣдующія слова: "А между тѣмъ, вѣдь, и самое слово нигилистъ было употреблено у насъ еще до г. Тургенева, а именно въ тридцатыхъ годахъ, въ Телескопѣ, гдѣ, подъ заглавіемъ Сонмище нигилистовъ, покойный Надеждинъ помѣстилъ статью, въ которой обрисованы люди, не признающіе никакихъ руководящихъ началъ въ искусствѣ и литературѣ"...
Вопросъ, какъ видите, очень любопытный и, несомнѣнно, открытіе покойнаго профессора какъ нельзя болѣе способно стать общимъ достояніемъ. Но, къ сожалѣнію, критикъ сдѣлалъ ошибку библіографическаго характера: статья Надеждина, Сонмище нигилистовъ, напечатана не въ Телескопѣ и не въ тридцатыхъ годахъ, а въ журналѣ Вѣстникъ Европы, въ началѣ 1829-го года. Для безсознательнаго и мало знающаго г-на Зелинскаго до этого нѣтъ дѣла: онъ отдаетъ въ типографію все, что ему приготовилъ переписчикъ, и смѣло подписываетъ свое имя на чужомъ трудѣ.
Извольте послѣ того "разрѣзывать" продукты подобнаго составителя и подниматься подъ его руководствомъ въ "болѣе или менѣе отвлеченную" сферу. Нѣтъ, г. Зелинскій съ этой сферой не имѣетъ рѣшительно ничего общаго, кромѣ того, существеннаго, на что онъ намекаетъ въ концѣ своего предисловія: на сколько ходкимъ окажется мой товаръ? Вотъ весь смыслъ предпріятія г-на Зелинскаго, не только не отвлеченный, а даже не литературный, просто-на-просто промышленный.
Издать статьи русскихъ критиковъ въ сборникахъ было бы весьма желательнымъ дѣломъ, но за него долженъ браться литературный человѣкъ, т.-е. знающій и понимающій литературу, а главное, уважающій ее. А то предложить публикѣ какое-то мѣсиво за два рубля серебромъ, т. е. пустить въ оборотъ чужой трудъ по самымъ высокимъ процентамъ -- подобныя "аферы" свойственны совершенно не тѣмъ сферамъ, гдѣ обитаетъ литература, и могутъ быть оцѣнены по достоинству развѣ только стилемъ самого г-на "предпринимателя".