Утин Евгений Исакович
Художественная выставка в 1869 году

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА
въ 1869 году.

   Мы считаемъ рѣшительно необходимымъ сдѣлать два, три общихъ замѣчанія, прежде чѣмъ перейдемъ въ отчету о выставкѣ въ Академіи художествъ, открытой уже болѣе мѣсяца. Сдѣлать справедливую оцѣнку вашимъ художественнымъ произведеніямъ, дѣло далеко не легкое, и это какъ нельзя лучше доказываетъ большинство нашихъ эстетическихъ критиковъ, которые съ удивительною самоувѣренностью произносятъ свои безаппеляціонные приговоры, признавая себя непогрѣшимыми судьями. Въ дѣлѣ искусства, безаппеляціонный приговоръ вообще менѣе у мѣста, чѣмъ гдѣ бы то ни было, потому что нигдѣ до такой степени не преобладаетъ въ сужденіяхъ субъективный элементъ, какъ въ художественныхъ воззрѣніяхъ. Въ искусствѣ нѣтъ такихъ точныхъ законовъ, на основаніи которыхъ можно было бы сказать: это хорошо, это дурно и т. д. Одна картина сильно грѣшить противъ рисунка, и она все-таки нравится, въ другой картинѣ письмо какъ нельзя болѣе слабо, и она тѣмъ не менѣе привлекаетъ къ себѣ. Въ сужденіяхъ о картинѣ, какъ и о всякомъ художественномъ произведенія, играютъ очень большую роль вкусы того, который судитъ, его свойства, его наклонности, степень художественнаго развитія критики. Одинъ, поклонникъ классическаго искусства, съ восторгомъ останавливается передъ какою-нибудь миѳологическою картиною, и за одну классичность темы готовъ отпустить ея творцу всѣ самыя тяжкія прегрѣшенія; другой не склоненъ къ подобному безжизненному для насъ содержанію, и тогда сколько вы ни станете доказывать ему, что то или другое въ этой картинѣ прелестно, онъ будетъ только махать рукою и говорить: "да Богъ съ ней!" Третій, наконецъ, съ убійственнымъ равнодушіемъ относится ко всѣмъ художникамъ, и ко всѣмъ картинамъ, которыя не изображаютъ однихъ сценъ изъ русской жизни, и во всемъ, что выходитъ изъ этого близкаго ишь круга, никогда не признаютъ ни особеннаго интереса, ни особенныхъ достоинствъ. Всѣ подобныя сужденія намъ кажутся по крайней мѣрѣ несправедливыми; искусству нѣтъ никакой возможности ставить тшхъ узкихъ границъ и назначать такую маленькую, опредѣленную рамку. Пусть художникъ изображаетъ все, что ему угодно, во лишь бы въ его произведеніи была жизнь, чувствовалась правда, и тогда онъ можетъ дѣлать все что ему нравится, произведеніе его имѣетъ тогда полное право на существованіе и на уваженіе. Безъ сомнѣнія, мы несравненно болѣе предпочитаемъ произведеніе, гдѣ есть глубокая мысль, серьёзная идея, и для насъ присутствіе этой мысли дѣлаетъ вещь особенно драгоцѣнною; но мы думаемъ, что тамъ, гдѣ есть жизнь и правда, тамъ есть идея, подчасъ не очень богатая, да вѣдь богатыхъ идей вообще очень мало.
   Какъ ни законно кажется наше желаніе, чтобы во всякомъ художественномъ произведеніи скрывалась идея, мы отлично знаемъ, что многіе поклонники хоть бы миѳологическихъ картинъ будутъ противъ насъ и скажутъ: "да какой вамъ нужно идеи, искусство есть искусство и больше ничего!" Теорія искусства для искусства старая теорія, и мы конечно не будемъ теперь начинать съ нею спора. Мы хотѣли только сказать, что сужденія о художественныхъ произведеніяхъ подчиняются всѣмъ различнымъ воззрѣніямъ на цѣль и задачу искусства, и потому въ этихъ сужденіяхъ мы встрѣчаемъ такой страшный хаосъ. При этомъ каждый критикъ почти считаетъ своею непремѣнною обязанностью выказать свое знаніе въ техническихъ терминахъ, которое, нужно сказать, пріобрѣтается чрезвычайно легко, но за то употребляется въ дѣло безъ всякой пользы какъ для читающей публики, такъ и для самихъ художниковъ. Первая не всегда и разберетъ ихъ значеніе, послѣдній и отъ академическаго ареопага и отъ своихъ собратовъ по искусству двадцать разъ лучше узнаетъ всѣ свои техническіе недостатки, и отъ своихъ "пріятелей" заботящихся объ его успѣхахъ, выслушаетъ всѣ упреки, которые возможно только сдѣлать за слишкомъ длинную ножку, слишкомъ короткую ручку, дурно написанную часть одной картины, дурно нарисованную часть другой, неудачную лѣпку той и этой фигуры и т. д. Художниковъ и самую публику, безъ сомнѣнія, гораздо болѣе интересуетъ то общее впечатлѣніе, которое оставляетъ по себѣ произведеніе, потому что одна или другая часть картины можетъ страдать извѣстными недостатками, а картина все-таки можетъ быть какъ нельзя болѣе интересна и хороша. Общее впечатлѣніе -- вотъ что спрашиваютъ и сами художники и публика, задавая вопросъ: ну, какъ выставка? какъ вамъ нравится картина такого-то? Общее впечатлѣніе, когда, разумѣется, нѣтъ какихъ-нибудь особенно уродливыхъ недостатковъ со стороны техники, недостатковъ, которые бы бросались въ глаза, обусловливается сюжетомъ картины, ея композиціею, пріятными или непріятными красками, общимъ тономъ, правдою въ движеніи, когда есть движеніе, вѣрнымъ изображеніемъ природы, требованіемъ, чтобы человѣкъ на картинѣ походилъ на живого человѣка, а не на какой-нибудь манекенъ. Тотъ, которому случилось видѣть въ своей жизни множество художественныхъ произведеній, познакомиться со всѣми самыми замѣчательными мастерами прошлаго и настоящаго, неизбѣжно долженъ былъ пріобрѣсти извѣстный навыкъ и потому легко можетъ сказать, соблюдены ли въ той или другой картинѣ всѣ необходимыя условія, чтобы она нравилась и производила впечатлѣніе. Для дальнѣйшаго разбора картины необходимы уже спеціальныя познанія, изученіе, на которое мы нисколько не претендуемъ. Мы просто желаемъ передать наше впечатлѣніе, безъ всякой предвзятой мысли, безъ всякихъ предвзятыхъ требованій, въ той надеждѣ, что мы не останемся одни съ нашимъ впечатлѣніемъ, что его раздѣлятъ и тѣ изъ нашихъ читателей, которымъ удалось или удастся побывать на нынѣшней выставкѣ.
   Начнемъ прежде всего съ того, что посѣтуемъ на несправедливость, тѣхъ, которые жалуются на бѣдность выставки и утверждаютъ, что выставка настоящаго года хуже, бѣднѣе, чѣмъ выставка прошлаго года, точно также какъ они жаловались, что выставка прошлаго года была хуже чѣмъ выставка третьяго, и т. д. Жалоба эта превратилась въ. какую-то моду, хроническую болѣзнь, отъ которой, какъ кажется, чрезвычайно трудно отдѣлаться. Выставка настоящаго года нисколько небѣднѣе выставки прошлаго года, и мы даже готовы пойти дальше, и сказать, что она интереснѣе прошлогодней, хотя по количеству можетъ, битъ и меньше. Относиться къ русскому искусству, и въ особенности къ искусству живописи и скульптуры, нужно чрезвычайно нѣжно, потому что это искусство у насъ представляется тепличнымъ растеніемъ, которое не имѣетъ за собою даже порядочнаго ухода. Въ другихъ странахъ, когда открывается художественная выставка, въ первые дню стекается такая масса народа, что просто нѣтъ возможности порядочно взглянуть на то или другое художественное произведеніе, между тѣмъ, какъ у насъ жаль было смотрѣть въ первый день открытіи выставка на эти несчастныя, развѣшанныя по стѣнамъ картины, которыя тщетно ждали себѣ толпы зрителей. Зрителей было мало, точно тѣни расхаживали они по небольшой залѣ Академіи, гдѣ собраны лучшій картины этого года, такъ что поневолѣ въ головѣ рождался вопросъ: ли кого пишутъ у насъ картины, для чего существуютъ художники, зачѣмъ вамъ это искусство, когда очевидно, что потребность на него у васъ почти что не родилась еще?
   Публика имъ интересуется почти столько же, сколько прошлогоднимъ снѣгомъ, на выставку она ходитъ очень мало, не ведя для себя въ этомъ ни особенной пользы, ни особеннаго удовольствія; покупателей, кромѣ нѣсколькихъ меценатовъ, которыхъ можно перечесть по пальцамъ, естественно еще меньше, почти вовсе нѣтъ, такъ что положеніе картинъ, и еще больше положеніе художниковъ въ самомъ дѣлѣ представляется вовсе не завиднымъ. Картины висятъ себѣ въ Академіи, которая даетъ имъ пріютъ, или въ комнатахъ художниковъ, годъ, два, три, пока какой-нибудь меценатъ не сжалится и не купитъ, и еще хорошо если сжалится, а то также останутся висѣть на стѣнѣ, пока не затеряются гдѣ-нибудь; а художники пользуются дешевымъ удовольствіемъ смотрѣть на свои непроданныя картины. Правительство, которое при Екатеринѣ II стало прививать это искусство въ Россіи, должно было принять на себя покровительственную роль, которую оно я до сихъ поръ удержало и вѣроятно долго еще должно будетъ удерживать. Намъ кажется, что покровительственная роль эта не только не должна быть ослаблена, если это искусство уже существуетъ у насъ, но напротивъ должна быть усилена. Въ чемъ же должно состоять это усиленіе? Правительство, устроивъ академію, посылая своихъ лучшихъ учениковъ за границу на шесть лѣтъ, обезпечивая имъ тамъ содержаніе, устрой вая ежегодныя выставки, дѣлаетъ, кажется, достаточно, скажутъ намъ. Да, достаточно до тѣхъ поръ, пока ученикъ академіи останется ученикомъ, пока онъ находится за границей съ обезпеченнымъ содержаніемъ; но за то потомъ, когда ученическіе годы оканчиваются, когда художникъ возвращается назадъ въ Россію, какая судьба ожидаетъ его? Правительство, которое заботилось до сихъ поръ объ его существованіи, бросаетъ его теперь на произволъ судьбы, и остается совершенно безучастнымъ къ его долѣ, что же вы хотите, могутъ перервать насъ, чтобы правительство содержало художника въ продолженіи всей его жизни, чтобы оно дѣлало его своимъ постояннымъ пансіонеромъ, покровительствуя размноженію синекуръ. Но мы объ этомъ и не думали. Мы желали бы только, чтобы художниковъ, окончившихъ свои ученическіе годы, не оставляли безъ поощренія, тѣмъ болѣе, что такое поощреніе могло бы дѣлаться на ихъ собственный счетъ. Какъ ни ничтожна та сумма, которая собирается съ посѣтителей выставки, тѣмъ не менѣе она составляетъ нѣсколько тысячъ рублей, которые могли бы быть употреблены на ежегодныя преміи или на ежегодную покупку лучшихъ картинъ. Положимъ, что на вырученныя деньги много картинъ нельзя было бы купить, но вѣдь лучше денного, чѣмъ ровно ничего. Картины покупаются, снова возразятъ намъ. Пожалуй и такъ, но такая покупка является исключеніемъ, когда Академія пожелаетъ удержать за собою ту или другую, что впрочемъ бываетъ очень рѣдко, въ то время, когда это могло бы сдѣлаться правиломъ, и Академія каждый годъ обогащалась бы хоть тремя или четырьмя картинами, которая бы такимъ образомъ не оставались на рукахъ художниковъ. Наконецъ, если бы съ теченіемъ годовъ Академія стала бы тяготиться своими пріобрѣтеніями, и не звала бы куда дѣваться съ картинами, то онѣ могли бы быть отправляемы въ провинція и служить такимъ образомъ зародышемъ провинціальныхъ музеевъ. Вслѣдствіе того, съ одной стороны въ массѣ русскаго общества развевался бы вкусъ, а съ другой для художниковъ такая покупка служила бы хоть небольшимъ, но все-таки поощреніемъ. Наконецъ, ко всему этому, подобныя преміи или покупка картинъ больше удовлетворяла бы чувству справедливости, потому что съ какой въ самомъ дѣлѣ стати художники выставляютъ свои произведенія въ Академіи, доставляютъ ей все-таки довольно значительный сборъ, а сами ничѣмъ при этомъ не пользуются, ничего не выигрываютъ отъ выставки своихъ произведеній. Если дѣла такимъ образомъ будутъ продолжаться, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что художники въ одинъ прекрасный день догадаются, что имъ нѣтъ надобности выставлять свои произведенія въ Академіи, что они могутъ сговориться и выставить ихъ въ частной залѣ, и собирать тогда деньги за посѣщеніе выставки въ свою собственную пользу, вмѣсто того, чтобы они шли неизвѣстно куда. И тогда, нѣтъ сомнѣнія, Академія останется съ своими ученическими произведеніями, которыя еще гораздо менѣе будутъ привлекать къ себѣ публику, чѣмъ теперь. Если въ такихъ странахъ какъ Франція, гдѣ искусство это вошло въ жизнь, сдѣлалось потребностью, гдѣ вся масса общества интересуется имъ какъ нельзя болѣе и густо наполняетъ громадныя валы дворца промышленности, когда открывается тамъ выставка, гдѣ существуетъ огромное количество покупателей; если даже птахой странѣ правительство находитъ нужнымъ поощрять искусство, поддерживать художественное рвеніе художниковъ, назначая для этого громадныя преміи въ 100,000 фр., то какъ же тогда не поощрять искусство въ Россіи, гдѣ оно существуетъ въ зародышѣ.
   Раздача подобныхъ премій, или покупка картинъ должна бы быть поручена, безъ сомнѣнія, не оффиціальнымъ лицамъ, которыя, какъ доказываетъ опытъ всей человѣческой исторіи, не всегда руководятся достоинствами награждаемаго, качествами произведеніями, а совершенно посторонними побужденіями, которыя слѣдуетъ по мѣрѣ возможности уничтожить. Уничтожить эти постороннія побужденія и пристрастные приговоры можно, если ввести въ совѣтъ, рѣшающій судьбу художниковъ и ихъ произведеній, выборное начало, которое существуетъ и подобныхъ вопросахъ въ другихъ странахъ. Пусть всѣ составляющіе Академію въ широкомъ смыслѣ этого слова, пусть всѣ художники избираютъ изъ себя самихъ jury, которое бы и постановляло рѣшенія. Введеніе этого начала въ составъ академическаго совѣта было бы какъ вели болѣе полезно даже въ настоящую минуту, когда происходитъ подача, ну хоть бы профессорскихъ званій. По крайней мѣрѣ, тогда академическій совѣтъ избавился бы отъ нареканій въ пристрастіи устарѣлости.
   Нельзя въ самомъ дѣлѣ не сочувствовать художникамъ, окончившимъ свои ученическіе года и возвращающимся въ Россію, гдѣ они такъ мало находятъ себѣ поддержки для продолженія своей дѣятельности. Начиная съ климатическихъ условій, которыхъ къ несчастью никто не можетъ измѣнить, съ мрачнаго, сѣраго неба, съ короткихъ дней, мѣшающихъ работать въ продолженія нѣсколькихъ мѣсяцевъ, и кончая чисто матеріальными условіями, какъ напр. полнымъ отсутствіемъ не только порядочныхъ, по какихъ бы то ни было мастерскихъ, все направлено противъ нихъ. Въ самой Академіи, правда, есть мастерскія, но кому неизвѣстно, съ какимъ громаднымъ трудомъ, какими происками можно добыть себѣ тамъ мѣсто. При этомъ дороговизна "натуры", всѣхъ матеріаловъ, необходимыхъ для художника, да однимъ словомъ всего не перечтешь, не говоря уже о нравственныхъ помѣхахъ, которыя онъ встрѣчаетъ для того, чтобы дѣятельность его была успѣшна. Есть ли послѣ всего этого возможность сѣтовать на художниковъ, которые, присмотрѣвшись сколько-нибудь къ жизненной и художественной обстановкѣ здѣсь и находя какія-нибудь средства устроиться за границей, въ Италіи, Франціи или Германіи, покидаютъ Россію и проводятъ на чужбинѣ свои лучшіе годы, чтобы не сказать всю жизнь. Нужно ли послѣ этого удивляться, что мы находимъ на выставкѣ такъ много, картинъ, взятыхъ изъ чуждой намъ жизни и такъ мало изображающихъ русскіе нравы и русскіе типы. Нельзя не сознаться, что для того, чтобы съ успѣхомъ работать въ Россіи и не быть доведеннымъ до писанія исключительно образовъ и портретовъ, для этого надо быть поставленнымъ въ особенно счастливыя обстоятельства, что далеко не выпадаетъ на долю всѣхъ нашихъ художниковъ.
   Вотъ тѣ общія замѣчанія, которыя мы желали предпослать нашему бѣглому отчету о выставкѣ 1869 года, вотъ причины, которыя всегда будутъ удерживать насъ отъ слишкомъ строгихъ приговоровъ надъ произведеніями русскихъ художниковъ. Условія, при которыхъ они работаютъ, слишкомъ неблагопріятны, и мы откровенно сознаемся, что гораздо болѣе готовы удивляться богатству выставки, нежели ея бѣдности. Мимоходомъ замѣтимъ еще одно, внѣшнее обстоятельство, которое постоянно вредитъ нашимъ художникамъ на здѣшней выставкѣ. Устроенное для нихъ помѣщеніе съ освѣщеніемъ сверху крайне невыгодно для картинъ, и какъ доказательство этого можно привести картину г. Мясоѣдова, которая значительно выиграла, когда была перенесена изъ нашего salon d'honneur въ галлерею съ боковымъ освѣщеніемъ, гдѣ размѣщены статуи. Освѣщеніе сверху хорошо и выгодно для картинъ, когда зала широка и свѣтъ распредѣляется ровно, а не скользитъ по картинамъ, какъ это случилось у насъ вслѣдствіе того, что зала чрезвычайно узка. Помимо того, свѣтъ проходитъ черезъ тройныя стекла съ широкими переплетами, что еще болѣе ослабляетъ и безъ того уже слабый свѣтъ сѣраго петербургскаго неба.
   Первая картина, при входѣ въ длинную галлерею, наполненную копіями съ картинъ и статуй великихъ мастеровъ, гдѣ помѣщаются также немногія скульптурныя произведенія, выставленныя нашими художниками, принадлежитъ г. Плѣшанову. Огромное полотно изображаетъ сцену убіенія царевича Дмитрія Іоанновича, но сцена эта далеко не производитъ того впечатлѣнія, на которое надѣялся, конечно, самъ художникъ. Намъ кажется, что задача, которою задался г. Плѣшановъ, далеко превышаетъ его силы. Сцена эта, переполненная движенія, ужаса, страха, намъ вовсе не передана. Въ картинѣ мы не видимъ истиннаго движенія, никакого ужаса, никакого страха, передъ нами стоятъ не живые люди, а какія-то куклы, поставленныя въ мелодраматическія позы. Единственная фигура, по нашему мнѣнію, хорошо переданная, хорошо написанная, это фигура царевича. На его лицѣ нѣтъ болѣе жизни, смерть положила уже свою печать, глядя на эту фигуру нельзя не чувствовать въ ней правды, смерть должна была сдѣлать царевича такимъ именно, какимъ онъ представленъ г. Плѣшановымъ. За то о всѣхъ остальныхъ фигурахъ мы лучше умолчимъ. Особенно поражаетъ фигура женщины, матери царевича, падающей въ обморокъ; мы такъ и видимъ въ ней одѣтый въ роскошный нарядъ манекенъ, и даже лицо у нея такое, какое обыкновенно придѣлываютъ къ манекенамъ. Мы бы одобрительно отозвалась о сильныхъ краскахъ г. Плѣшанова, если бы онѣ были приведены болѣе въ гармонію. Отдѣльныя части костюмовъ, въ этомъ нужно отдать справедливость художнику, написаны хорошо.
   Противъ картины г. Плѣшанова поставлена теперь картина г. Мясоѣдова "Франческа да Римини и Паоло", которая сначала помѣщалась въ нашемъ salon d'honneur. Г. Мясоѣдовъ задался чрезвычайно трудною задачею, идеальныя дантовскія фигуры Франчески и Паоло изобразить на полотнѣ въ реальныхъ образахъ, и трудность эта должна бить принята во вниманіе при сужденіи о его картинѣ. Кому неизвѣстна эта знаменитая пятая пѣсня "Ада", въ, которой Франческо съ такою неподражаемою простотою и прелестью разсказываетъ Данту и его путнику Вергилію свою грустную исторію и тяжкую судьбу, какъ читала она вмѣстѣ съ молодымъ братомъ своего стараго и ревниваго мужа книгу, въ которой описывалась любовь, и какъ прерывалось чтеніе, краснѣли ихъ щеки и какъ наконецъ настала минута, когда они были побѣждены и.... "quel giorno più non vi leggemmo avante", прибавляетъ Франческа. Моментъ, избранный г. Мясоѣдовымъ для своей картины, именно тотъ, когда книга выпала имъ рукъ читающихъ, моментъ, который Дантъ обезсмертилъ, стихомъ: "La bocca mi: lасі tntto tremante". Сюжетъ Франчески и Паоло былъ уже не разъ заимствуемъ живописцами у Данта, но самою извѣстною картиною, изображающею эти фигуры, остается картина Ари Шеффера, который какъ нельзя лучше понялъ, что для того, чтобы удачно передать эти идеальные образы нужно относиться къ нимъ идеально, и сочинилъ свою картину такъ, что она въ самомъ дѣлѣ отвѣчаетъ разсказу Данта. Франческа и Паоло изображены у Шеффера летящими. Мы рѣшительно не можемъ рѣшить, что побудило г. Мясоѣдова взять подобный сюжетъ: глубокое ли изученіе Данта или просто желаніе написать любовную сцену; мы склоняемся скорѣе къ послѣднему, такъ какъ полагаемъ, что если бы художникъ проникся дантовскимъ "адомъ", то тогда фигуры и самой Франчески и самого Паоло вышли бы нѣсколько иными. Главный недостатокъ картины, недостатокъ болѣе всего поражающій -- это изломанная, манерная фигура Франчески. Все неестественно въ этой фигурѣ, и нова и выраженіе, и какой-то грязный колоритъ ея лица, который фигуру Франчески дѣлаетъ крайне несимпатичною. Намъ болѣе нравится фигура Паоло, хотя и въ ней васъ непріятно поражаетъ какая-то театральность, свойственная первымъ любовникамъ на сценѣ..Впрочемъ, отдадимъ справедливость хорошо написаннымъ костюмамъ, что слѣдуетъ сказать и про всю правую часть картины, гдѣ виситъ тяжелая портьера. Если въ произведеніи г. Мясоѣдова встрѣчаются нѣкоторыя погрѣшности въ рисункѣ, то мы охотно ихъ опускаемъ, особенно, когда сдѣлавъ два шага, мы остановимся передъ картиною г. Шереметьева, изображающую "Шествіе по Красному Крыльцу XVII-го столѣтія". Масса фигуръ въ пестрыхъ костюмахъ, но въ этой массѣ поражаетъ одно, это полнѣйшее отсутствіе жизни. Самая неудачная театральная композиція не дѣлаетъ эту картину болѣе привлекательною. Очевидно одно, что она написана только для того, чтобы показать роскошь пестрыхъ костюмовъ, но стоятъ ли для этого писать огромную картину, это другой вопросъ.
   Въ этой же галлереѣ, гдѣ помѣщены картины гг. Плѣшанова, Мясоѣдова, Шереметьева, стоятъ также нѣсколько портретовъ гг. Шервуда, Тюрина и Маковскаго, изъ которыхъ мы упомянемъ только о семейномъ портретѣ послѣдняго. Г. Маковскій сдѣлалъ изъ своихъ портретовъ настоящую картину, въ которой особенное вниманіе обращаетъ на себя портретъ молодой женщины, какъ нельзя болѣе просто и вмѣстѣ граціозно смотрящей на играющихъ по полу дѣтей. Портретъ другой женщины, можетъ быть, матери художника, одинаково интересенъ. Эти портреты, представляющіе очень удачно скомпанованную картину, еще болѣе выиграли бы, если бы портретъ одной изъ дѣвочекъ былъ также простъ и хорошъ. Къ сожалѣнію, въ этомъ дѣтскомъ портретѣ художникъ внялъ въ какіе-то искуственно-пріятные тоны, въ какія-то, если можно такъ выразиться, идеализированныя краски, чтобы уидіть г. Маковскаго во всей своей силѣ, чтобы позвамемиться дѣйствительно съ его недюжиннымъ талантомъ, нужно оставить галлерею" пройти черезъ комнату, гдѣ размѣщены прекрасныя и сильныя по краскамъ мозаики работы мозаичнаго отдѣленія, подняться до лѣстницѣ и войти въ залу, которую мы называемъ нашимъ salon d'honneur" такъ какъ тутъ собрано все, что есть лучшаго на настоящей выставкѣ.
   Тутъ одно изъ самыхъ видныхъ мѣстъ занимаетъ картина г. Маковскаго "Народное гулянье во время масляницы на Адмиралтейской площади". Можно ли описывать подобную картину? тотъ, кто хоть разъ былъ на Адмиралтейской площади во время масляницы, тотъ найдетъ всякое описаніе лишнимъ и недостаточно-сильнымъ. Для того, чтобы изобразить его, нужны кисть, краски, и г. Маковскаго нельзя не поздравить, что онъ остановился на такомъ богатомъ, но вмѣстѣ трудномъ сюжетѣ, который онъ выполнилъ съ большимъ успѣхомъ. Адмиралтейская площадь съ зимнимъ дворцомъ, балаганы, карусели, съ длиннобородыми "дѣдушками", съ фокусниками, паяцами, арлекинами, съ густою массою народа, среди которой попадаются всѣ классы общества" съ толстой купчихой, съ чувствующей свое достоинство генеральшей, съ гостиннодворскими франтами и т. д. и т. д., все это изображено на картинѣ г. Маковскаго чрезвычайно живо, умно и ловко. Г. Масовскій выказалъ своею картиною большую наблюдательность, умѣнье подмѣчать самыя типичныя фигуры, самыя типичныя движенія и переносить ихъ на полотно безъ всякаго для нихъ ущерба. Плачущій мальчуганъ, группа, толкающаяся, чтобы поглядѣть панораму, мужикъ стоящій у лотка, другая группа, на другомъ концѣ картины, размѣстившаяся около самовара, этотъ паяцъ, дрожащій отъ холода и согнувшійся, все это какъ нельзя болѣе удачно и дѣлаетъ большую честь художнику. Когда присматриваешься къ серединѣ картины, въ ней точно также открываешь интересные, живые типы, которые къ сожалѣнію пропадаютъ, когда нѣсколько отойдешь отъ картины, и превращаются въ довольно черную массу, которая непріятно поражаетъ глазъ. Если обѣ стороны картины выполнены очень хорошо, то мы не скажемъ того же относительно середины картины, наполненной густою толпою людей; въ эту толпу г. Маковскій долженъ, былъ бы пустить больше свѣту, чтобы она не ложилась чернымъ пятномъ и не портила общаго впечатлѣнія картины. Точно также мы должны сдѣлать упрекъ г. Маковскому за то злоупотребленіе неумѣренными радужными тонами, не приведенными достаточно въ гармонію, и которыя встрѣчаются во всемъ его воздухѣ. Съ другой стороны, мы должины отдать ему полную справедливость: г. Маковскій взялся за разрѣшеніе весьма трудной задачи -- передать воздухъ яснаго, морознаго дня, подернутый паромъ и дымомъ, поднимающимся съ земли. Задача эта была бы разрѣшена вполнѣ, если бы художникъ, сохранивъ всѣ сложные тона такого воздуха, съумѣлъ бы ихъ умѣрить. Мы думаемъ вообще, что еслибы г. Маковскій захотѣлъ потрудиться еще немного надъ своею картиною, то она значительно бы выиграла въ своей дѣльности. Намъ кажется, что въ его картинѣ именно не достаетъ цѣльности, что всѣ части картины недостаточно сплочены между собою, что обѣ стороны ея, и главнымъ образомъ лѣвая сторона, гдѣ изображена группа около самовара, точно оторваны отъ середины. Когда смотрѣть на картину, глазъ ищетъ сконцентрированнаго пункта, на которомъ могъ бы остановиться, и не находя его, начинаешь разсматривать отдѣльныя группы отдѣльныхъ частей, типы и такимъ образомъ общее впечатлѣніе картины неизбѣжно ослабѣваетъ. Но тѣмъ не менѣе, сколько бы недостатковъ мы ни видѣли въ картинѣ "Народное гулянье", она все-таки показываетъ, какой значительный успѣхъ сдѣлалъ молодой художникъ и какимъ серьёзнымъ и самобытнымъ талантомъ обладаетъ г. Маковскій.
   Рядомъ съ г. Маковскимъ должны быть поставлены гг. Верещагинъ и Якоби. Оба они только что возвратились изъ Италіи, и потому нѣтъ ничего удивительнаго, что выставленныя ими произведенія посвящены итальянской жизни. Г. Верещагинъ представилъ нѣсколько картинъ, изъ которыхъ мы назовемъ: "Свиданіе заключеннаго съ своимъ семействомъ", "Ночь на Голгоѳѣ" и "Григорія Великаго, наказывающаго нарушеніе монастырскаго устава". Ни одинъ изъ выставившихъ свои произведенія художниковъ, намъ кажется, не обладаетъ такимъ искуснымъ рисункомъ, какъ г. Верещагинъ; тутъ онъ вполнѣ мастеръ своего дѣла и можетъ служить отличнымъ примѣромъ для всѣхъ другихъ. Онъ увѣренъ въ своей кисти, не любитъ, прибѣгать ни къ какимъ, аффектамъ, краски его спокойная, такія именно, какія должны быть. Мы вовсе не прочь были бы даже упрекнуть г. Верещагина въ какой-нибудь утрировкѣ колорита, въ тонѣ, но ничего подобнаго нѣтъ. Мы можетъ быть даже желали бы видѣть какой-нибудь недостатокъ въ этомъ родѣ, потому что опасаемся въ молодомъ художникѣ слишкомъ большой ровности, гладкости, спокойствія, которое замѣчаемъ у г. Верещагина, припоминая французскую пословицу: кто въ 20-ть лѣтъ не былъ молодъ, того въ сорокъ лѣтъ придется повѣсить! Лучшая картина г. Верещагина, безспорно, "Свиданіе заключеннаго съ своимъ семействомъ". Мы не станемъ говорить уже о рисункѣ, общемъ томѣ картины, свѣжихъ, незамученныхъ краскахъ, тутъ г. Верещагинъ не терпитъ никакихъ упрековъ; но самая композиція картины, экспрессіи дѣйствующихъ лицъ, мысль, все это какъ нельзя болѣе удачно, человѣка, посаженнаго въ тюрьму, пришла навѣстить жена съ двумя дѣтьми, человѣкъ этотъ невиненъ, въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія, когда смотришь на его унылое, убитое горемъ, но честное лицо, честность этой фигура еще болѣе выдается, благодаря тому, что художникъ сзади показалъ двухъ другихъ заключенныхъ, на физіономіи которыхъ можно прочесть: мошенникъ. Экспрессія главнаго лица, этого невиннозаключеннаго очень хороша. Во всей этой фигурѣ есть удивительная простота, правда, которая невольно притягиваетъ къ себѣ. Еслибы мы во что бы то ни стало захотѣли упрекнуть въ чемъ-нибудь г. Верещагина, то мы, пожегъ быть, были вправѣ спросить его, зачѣмъ онъ придалъ своей женской фигурѣ, женѣ заключеннаго, такое идеальное выраженіе лица, которое вноситъ маленькую дисгармонію въ реально-написанную картину. Мы не станемъ упрекать его за маленькаго ребенка, играющаго съ цѣпями, которыя надѣты на ноги отца его, мы не видимъ тутъ ничего утрированнаго; занятіе ребенка естественно какъ нельзя болѣе, онъ не можетъ понять, что за игрушку онъ держитъ въ своихъ рукахъ. Въ этомъ нѣтъ и тѣни мелодраматизма. Одинаково хороша фигура и другого ребенка, но уже значительно старшаго, лѣтъ пяти, шести, который тоже не можетъ еще ясно понимать положенія своего отца, но тѣмъ не менѣе по его туманному личику уже видно, что ему кажется нехорошо въ тюрьмѣ, что ему хочется поскорѣе выйти отсюда. Картина эта ставитъ г. Верещагина на ряду съ нашими лучшими мастерами, онъ показалъ въ ней, что онъ не только хорошій техникъ, но что онъ еще и хорошій художникъ. Мало еще умѣть хорошо рисовать или недурно писать, нужно еще умѣть думать, чувствовать, нужно вносить въ то, что видишь, свое творчество, свое вдохновеніе, только тогда живописецъ и достоинъ названія художника. Этого чувства, этой продуманности, которыми такъ отличается разобранная нами картина г. Верещагина, мы уже не замѣтили въ другой его большой картинѣ, изображающей монаховъ въ бѣломъ одѣяніи, присутствующихъ при погребеніи ихъ товарища, который нарушилъ монастырскій уставъ, утаивъ у себя нѣсколько монетъ. Картина эта, хорошо нарисованная, хорошо написанная, уступаетъ многимъ "Свиданію". Г. Верещагинъ отлично совладалъ съ трудностью, которую представляютъ бѣлыя одѣянія; картина его не блѣдна, напротивъ, она колоритна, общій тонъ ея пріятенъ, всѣ лица монаховъ удачно подобраны, хорошо написаны, но вмѣстѣ съ тѣмъ она оставляетъ того, кто смотритъ на нее, совершенно равнодушнымъ. Картина г. Верещагина "Ночь на Голгоѳѣ" хороша по своему освѣщенію, по общему тону она чрезвычайно симпатична. Въ этомъ ночномъ пейзажѣ есть много чувства, много поэзіи. Тоже самое слѣдуетъ сказать и о выставленномъ г. Верещагинъ эскизѣ "Потопъ"; видно по всему, что писавшій его владѣетъ большою фантазіею, энергіею, какою всегда отличается истинный художникь.
   Такимъ художникомъ является хорошо и уже давно знакомый нашей публикѣ г. Якоби; онъ выставилъ нѣсколько картинъ, главнымъ образомъ изъ итальянской жизни. Лучшею его картиною нельзя не признать "Тарантеллу на зубахъ", въ которой этотъ талантливый художникъ представилъ намъ сцену въ неаполитанской тавернѣ. Большое достоинство этой картины заключается въ ея типичности, въ ея правдѣ, которая бросается въ глаза. Собравшійся народъ въ тавернѣ смотритъ, какъ дѣти и одна молодая дѣвушка танцуютъ тарантеллу. Ихъ окружаютъ мужчины, женщины, впившіеся глазами въ любопытное зрѣлище, и всѣ эти женщины, всѣ эти мужчины типичны какъ нельзя болѣе. Видно, что художникъ не только видѣлъ эту народную жизнь, но что онъ прочувствовалъ ее, понялъ и вѣрно изобразилъ на полотнѣ. По ничто такъ не хорошо въ этой картинѣ, какъ ея второй планъ, какъ эта улыбающаяся группа мужчинъ, на которую изъ окна падаетъ густой лучъ свѣта. Этотъ лучъ свѣта, эта ярко-освѣщенная группа показываетъ въ г. Якоби не только талантливаго, но и хорошо владѣющаго кистью художника, который не избѣгаетъ эффектовъ, который любитъ щегольнуть ч своею ловкостью. Задача художника была далеко нелегка, малѣйшая фальшь, малѣйшая ошибку -- и весь эффектъ этого освѣщенія превратился бы въ какую-то претенціозность и неудачное стремленіе къ оригинальности. Если нельзя не отдать справедливости художнику, что онъ чрезвычайно хорошо подмѣтилъ типы, выраженія, съ большимъ искусствомъ написалъ фонъ картины, и придалъ ей очень пріятный тонъ, то таже справедливость требуетъ замѣтить, что художникъ въ нѣкоторыхъ фигурахъ пренебрегъ рисункомъ, какъ, напр., это бросается въ глаза въ одномъ изъ мальчугановъ, танцующихъ тарантеллу. Но мы уже сказали, что тотъ или другой техническій недостатокъ сплошь и рядомъ пропадаетъ въ общемъ впечатлѣніи картины, какъ это мы и видимъ въ картинѣ г. Якоби, которая должна быть причислена къ самымъ интереснымъ произведеніямъ нынѣшней выставки. Другія его картины несравненно меньше, и не всѣ одинаково удачны. Самою интересною изъ нихъ представляется "Политика послѣ завтрака", въ которую художникъ вложилъ много остроумія и живости. Фигура кардинала, который уснулъ въ креслахъ послѣ плотнаго завтрака, точно также, какъ и фигура его молодого и смазливаго духовника, соединяющаго въ себѣ различныя должности, обѣ онѣ переданы какъ нельзя лучше и отличаются большою законченностью. Художникъ не пренебрегъ тутъ ничѣмъ, всѣ детали, вся обстановка, все до мельчайшихъ подробностей, начиная отъ стола, покрытаго остатками завтрака, и кончая газетою, которую читаетъ молодой секретарь кардинала, все это исполнено очень старательно и вмѣстѣ ловко. Другая картинка, которая привлекаетъ къ себѣ теплотою тона, умно схваченнымъ сюжетомъ, это "Дѣдушкины сказки". Всего двѣ фигурки, старикъ и мальчуганъ, уснувшій у него на колѣняхъ, но онѣ написаны такъ мило, что глазъ какъ-то невольно останавливается на нихъ. Другія его двѣ картина, изъ которыхъ одна совсѣмъ маленькая, "Выходъ изъ Траторіи", другая, побольше -- "Модная мать", совсѣмъ не удачны. "Модная мать" поражаетъ какимъ-то холоднымъ тономъ, который такъ несвойственъ нашему крайне даровитому художнику.
   Г. Риццони въ этомъ году выставилъ двѣ картины, изъ которыхъ одна представляетъ собою "Еврея", другая "Квартетъ". Несмотря на то, что г. Риццони взялъ для своего "Квартета" сюжетъ, отличающійся отъ предъидущихъ его картинъ, мы не нашли, ничего новаго въ этой картинѣ относительно прежней манеры его, со всѣми ея достоинствами и недостатками. Большая добросовѣстность, большая законченность, поражающая зрителя, но переходящая вмѣстѣ съ тѣмъ въ однообразіе и монотонность фотографическихъ снимковъ -- вотъ качества, вотъ пороки г. Риццони, который одинаково равнодушно относится ко всѣмъ элементамъ картины, одинаково заканчиваетъ табакерки, метрономы, и рюмки, и изображаемые имъ типы. Если картинки его въ этомъ году могутъ показаться менѣе интересными, чѣмъ въ прежніе годы, то только потому, что публикѣ могла нѣсколько наскучить его довольно сухая манера. Мы отъ души желаемъ, чтобы г. Риццони попробовалъ свои силы на произведеніи, гдѣ бы могла, наконецъ, сказаться та артистическая нота, то художественное чувство, котораго осуществленіе мы тщетно искали до сихъ поръ въ его картинкахъ.
   Рядомъ съ картинками г. Риццони мы находимъ произведенія г. Бронникова, который чувствуетъ особенную страсть къ изображенію женскаго тѣла. Изъ выставленныхъ имъ картинъ главное мѣсто занимаетъ "Римскія бани", въ которой мы видимъ въ различныхъ позахъ нѣсколько голыхъ женщинъ, не представляющія, по нашему крайнему мнѣнію, ни особенной красоты, ни особеннаго изящества. Трудно опредѣлить, что заставляетъ г. Бронникова изображать голое женское тѣло; если онъ думаетъ, что въ этомъ скрывается его сила, мы возьмемъ на себя смѣлость завѣрить его, что онъ ошибается. Правда, мы не можемъ не признать, что нѣкоторыя части его картины, какъ напр. мальчикъ, одѣвающій на себя рубашку, двѣ женщины, стоящія на второмъ планѣ, и одна изъ тѣхъ, которыя расположены на переднемъ планѣ картины, не лишены интереса и написаны съ большимъ умѣньемъ и вкусомъ,-- тѣмъ не менѣе въ цѣломъ картина г. Бронникова производитъ непріятное впечатлѣніе. Другая его картина "Богомольцы-крестьяне въ церкви св. Петра въ Римѣ" одинаково не особенно удачна. Огромная фигура папскаго лакея, одѣтаго въ красное платье, и поставленная на одномъ планѣ съ крестьянами, непріятно поражаетъ своею утрированною величиною, вмѣсто того, чтобы составлять главный интересъ картины, ея эффектъ, какъ надѣялся на то, безъ сомнѣнія, г. Бронниковъ. Но и тутъ, какъ и въ первой картинѣ, есть отдѣльныя фигуры, хорошо написанныя, удачно схваченныя выраженія, но въ цѣломъ она одинаково неинтересна. Болѣе цѣльное впечатлѣніе производитъ его картина "Заключенный патрицій въ темницѣ", которая по тону лучше всѣхъ остальныхъ его произведеній, хотя съ технической стороны "Римскія бани" и имѣютъ надъ нею преимущество.
   Рядомъ, если мы не ошибаемся, съ картинами г. Бронникова помѣщена картина г. Брянскаго "Тяжелая минута". Художникъ желалъ изобразить горе молодой матери, которая вынуждена отправить свое дитя въ воспитательный домъ. Онъ нарисовалъ двухъ дѣвочекъ съ грустными личиками, изъ которыхъ одна на рукахъ своихъ держитъ ребенка. И что это за ребенокъ! маленькая кукла и больше ничего. Въ этой картинѣ нѣтъ и намека на композицію, на сочиненіе; г. Брянскій видимо не особенно задумывался какъ бы поинтереснѣе составятъ свою картину. Извѣстное выраженіе, небольшая доза чувства, которое сказывается въ головкахъ, далеко не искупаетъ ни дурно написанныхъ фигуръ, ни дурной композиціи, ни этой деревянной куклы, которая должна изображать ребенка. Г. Брянскій стоитъ на опасной дорогѣ, и ему очень не трудно скатиться въ пропасть, гдѣ лежитъ уже столько погибшихъ "надеждъ".
   Изъ другихъ жанровыхъ картинъ нельзя не обратить вниманіе на произведенія двухъ художниковъ, гг. Корзухина и Маковскаго младшаго. Первый выставилъ небольшую картинку, чрезвычайно пріятную по тону -- "Канунъ Рождества", хотя и написанную эскизно; второй, очевидно еще молодой художникъ, но который относится къ своему дѣлу съ большою любовью и добросовѣстностью. Его картина "Крестьянскіе мальчики стерегутъ лошадей", навѣянная на него чтеніемъ въ высшей степени художественнаго разсказа Тургенева "Бѣжинъ Лугъ", обличаетъ въ немъ большую наблюдательность и пытливость. Онъ отыскиваетъ вѣрныя выраженія, правду въ движеніи, и это можетъ служить уже хорошимъ залогомъ для будущаго. Тонъ его картины тяжелъ, краски тусклы, но выраженія, позы нѣкоторыхъ мальчишекъ очень удачны, и этого уже довольно. Г. Маковскій ищетъ, пробуетъ, приглядывается къ природѣ, однимъ словомъ, идетъ по единственной вѣрной дорогѣ, чтобы сдѣлаться современенъ художникомъ въ полномъ смыслѣ этого слова.
   Г. Пелевинъ одинаково подаетъ надежды; въ картинахъ его "Молодая мать", "Дѣтскій завтракъ" есть вкусъ, добросовѣстное отношеніе къ своему дѣлу, тонъ его картинокъ пріятенъ, краски свѣжи, но вотъ и все, что можно про нихъ сказать. Правда, для начинающаго художника, и этого уже не мало.
   Изъ портретистовъ мы упомянемъ только гг. Перова и Крамскаго, изъ пейзажистовъ гг. Дюкера и Шишкина. Портреты г. Перова очень хороши. Это не маски съ живыхъ людей, а дѣйствительно живые люди, художникъ передаетъ не только внѣшнія черты сходства, но старается уловить характеръ, внутренній міръ человѣка, насколько онъ отпечатлѣвается въ выраженіи его лица. Въ его портретахъ такъ много смысла, что можно съ увѣренностью сказать: они должны непремѣнно походить на свой оригиналъ. На одномъ изъ его портретовъ, именно угловомъ, изображена полная фигура, на которой такъ и читаешь распущенность, апатію, преобладаніе чувственныхъ матеріальныхъ элементовъ. Другой портретъ, средній, долженъ быть названъ безспорно лучшимъ изъ трехъ, такъ много въ немъ простоты, правды, жизни. Мы желали бы, можетъ быть, чтобы красный, мясистый колоритъ лица не былъ такъ рѣзокъ, хотя въ дѣйствительности онъ можетъ быть такой именно, какимъ представляется на портретѣ; но природу не всегда можно цѣликомъ переложить на полотно, или по крайней мѣрѣ ее слѣдуетъ согласовать съ общимъ тономъ, въ которомъ написана картина или портретъ. Но повторяемъ, портретъ этотъ можетъ быть названъ художественнымъ произведеніемъ. Въ третьемъ портретѣ есть какой-то хиловатый тонъ, который особенно замѣтенъ, когда смотришь на предъидущій портретъ. Какъ ни хороши портреты г. Перова, мы все-таки не можемъ забыть его жанровыхъ картинокъ, въ которыхъ онъ выказалъ такую глубокую наблюдательность и такое неподдѣльное чувство; мы не хотимъ думать, чтобы нашъ талантливый художникъ покинулъ тотъ родъ живописи, который доставилъ ему такую заслуженную извѣстность. Портреты г. Крамскаго уступаютъ портретамъ г. Перова, хотя въ нихъ мы видимъ точно также большое пониманіе этого рода живописи. Портретъ княгини Васильчиковой написанъ умно; онъ съумѣлъ хорошо сочинить его, т. е. дать хорошую позу, удачное движеніе, въ портретѣ есть характеръ, лицо не безжизненно, во всей фигурѣ художникъ выказалъ большую ловкость. Но отъ портретовъ г. Крамскаго не слѣдуетъ быстро переходить къ портретамъ г. Перова, потому что тогда тотчасъ же дѣлается замѣтнымъ его недостатокъ г. Крамскаго въ отношеніи колорита. Краски его нѣсколько вялы въ нихъ нѣтъ той свѣжести, ясности и живости, отъ которыхъ такъ выигрываютъ портреты г. Перова. Нельзя оставить г. Крамскаго, чтобы не упомянуть о его портретахъ, писанныхъ карандашемъ. Всѣ три выставленные имъ портреты очень хороши, но одинъ изъ нихъ, именно портретъ г. Морозова просто безукоризненъ.
   Изъ пейзажистовъ мы назвали гг. Дюкера и Шишкина. Пейзажъ г. Дюкера, изображающій до чрезвычайности грустный и мрачный видъ бѣдной природы Эстляндіи, показываетъ рѣдкую силу, замѣчательное мастерство художника. Земля, камни, усѣивающіе берегъ небольшой рѣчевки, написаны такъ, какъ возможно только желать; тутъ кажется нельзя ничего ни прибавить, ни убавить безъ того, чтобы нг испортить того, что исполнено съ такимъ талантомъ. Но въ пейзажѣ г. Дюкера не все имѣетъ такой законченный характеръ, какъ земля и камня, не все написано съ одинаковымъ мастерствомъ. Повиснувшія надъ землею облака нѣсколько тяжелы, тонъ ихъ слѣдовало бы нѣсколько понизить. Точно также лѣвая часть картины могла бы быть исполнена съ большимъ стараніемъ и внимательностію. Мы не сомнѣваемся, что вода вышла бы у него значительно легче, прозрачнѣе, точно также какъ и кустарникъ, невысокія деревья, раскинувшіяся на пригоркѣ походили бы болѣе на деревья или кустарникъ. Мы не требуемъ отъ г. Дюкера педантической законченности, но я не желаемъ видѣть въ его работѣ какую-то небрежность, которая сказывается въ этомъ кустарникѣ. Тутъ ужъ ровно ничего не написано. Тѣмъ болѣе поражаетъ эта небрежность, когда взглянешь на стоящую рядомъ картину г. Шишкина "Сумерки", исполненную чрезвычайно добросовѣстно и очень талантливо. Солнце садится, высокія деревья не успѣли еще превратиться въ черныя привидѣнія, послѣдніе красные лучи исчезающаго солнца пробиваются черезъ гущу лѣса. Этотъ поэтическій мотивъ переданъ т. Шишкинымъ съ большою правдою, съ вѣрнымъ пониманіемъ природы, безъ всякаго стремленія разсчитывать на эффектъ. Другіе пейзажи г. Шишкина намъ далеко не такъ нравятся, хотя и въ нихъ есть много хорошаго, во какой-то холодный тонъ и несовсѣмъ удачный воздухъ значительно ослабляютъ производимое ими впечатлѣніе. Гдѣ г. Шишкину нельзя сдѣлать никакого упрека, это въ его рисункахъ перомъ. Просто прелесть!
   Если изъ картинъ, помѣщающихся въ нашемъ salon d'honneur, мы назовемъ еще двѣ баталическія картины г. Вплевальде "Сраженіе подъ крѣпостью города Карса" и "Атаку подъ Варшавой", къ которымъ, несмотря на то, что онѣ исполнены съ большою добросовѣстностью я даже излишнею законченностью, мы не чувствуемъ ровно никакой симпатіи, да еще одну баталическую картину г. Ковалевскаго, который умѣетъ хорошо писать лошадей, то мы можемъ съ спокойною совѣстью покинуть эту узкую и дурно освѣщенную залу. На хорахъ слѣдуетъ становиться передъ большими рисунками сепіею г. Семирадскаго, изображающими "Сошествіе Спасителя во адъ" и "Разрушеніе Содома", хотя бы только для того, чтобы подивиться съ одной стороны искусству, которымъ владѣетъ художникъ, и съ другой пожалѣть, что онъ не распоряжается своими силами болѣе осмысленно, чѣмъ, больше таланта въ г. Семирадскомъ, тѣмъ живѣе должно быть опасеніе, чтобы онъ не завязъ въ академической рутинѣ, которой онъ принадлежитъ въ настоящую минуту съ головы до ногъ.
   Прежде чѣмъ закончить нашъ отчетъ, остановимся на минуту еще въ одной залѣ, гдѣ выставлены акварели, картины, написанныя масляными красками, но не попавшія въ главную залу, среди которыхъ главное мѣсто занимаютъ произведенія конкуррентовъ на 2-ю золотую вдоль. Изъ акварелей главнымъ образомъ на себѣ останавливаютъ вниманіе великолѣпныя акварели г. Верещагина, того самаго, о которомъ мы уже говорили. Одна изъ его самыхъ большихъ акварелей "Католическая процессія въ "Рокко ди-Папа" очень замѣчательна, хотя по силѣ красокъ можетъ быть и уступаетъ другимъ его акварельнымъ видамъ и этюдамъ. Изъ произведеній учениковъ академіи болѣе другихъ заслуживаютъ вниманія картины гг. Полѣнова и Рѣпина. Въ томъ и другомъ нельзя не признать хорошихъ задатковъ. Можетъ быть, намъ слѣдуетъ въ этой же залѣ остановиться на произведеніяхъ т. Куинджи, чтобы сказать, что какъ онъ ни старается подражать въ своихъ картинахъ "Видъ Исакіевскаго собора при лунномъ освѣщеніи", "Буря на Черномъ морѣ при закатѣ солнца" -- манерѣ г. Айвазовскаго, но ему все-таки еще очень далеко до своего идеала. Въ скульптурномъ отдѣленіи мы замѣтимъ только прекрасный бюстъ г. Кочубея, сдѣланный г. Забѣллой и модели двухъ памятниковъ, работы г. Микѣшина. Какъ много вкусу, по нашему мнѣнію, въ проектѣ памятника адмиралу Грейгу, такъ мало его въ другомъ проектѣ памятника Екатеринѣ II.

-----

   Мы оканчиваемъ нашъ обзоръ въ надеждѣ, что наши читатели согласятся съ нами, что академическая выставка 1869 года уже не такъ бѣдна, какъ это говорятъ, и что она, можетъ быть, даже богаче, чѣмъ можно было бы надѣяться, судя по тѣмъ условіямъ, при которыхъ работаютъ наши художники. Пусть будутъ улучшены эти условія, улучшатся тогда и ваши художественныя выставки; до тѣхъ же поръ мы не можемъ да и не должны претендовать, что русскіе художники не дарятъ насъ капитальными произведеніями.

Е. О.

"Вѣстникъ Европы", No 11, 1869

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru