Введенский Иринарх Иванович
Книга для чтения и упражнений в словесности

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Книга для чтенія и упражненій въ словесности. Санктпетербургъ. 1848. Въ тип. Жернакова. Въ 8 ю д. л. 532стр.
   Это сборникъ статей изъ разныхъ русскихъ писателей, но мы не понимаемъ, по какому плану онъ составленъ. Хрестоматіи, какъ извѣстно, бываютъ двухъ родовъ: историческія, которыхъ цѣль -- познакомить съ постепеннымъ развитіемъ языка, и современныя, которыя, представляя систематическій выборъ статей изъ лучшихъ современныхъ писателей, служатъ для своихъ читателей повѣркою усвоенной ими теоріи языка и словесности. "Книга для Чтенія" не подходитъ ни подъ одну изъ этихъ категорій. Она не можетъ быть названа хрестоматіей исторической, такъ-какъ нѣтъ въ ней ни одного изъ древнихъ русскихъ писателей старше Ломоносова, и еще меньше можно назвать ее современной хрестоматіей, потому-что весьма-немногіе современные авторитеты удостоены чести быть помѣщенными на ея страницахъ.
   Гораздо болѣе-загадоченъ планъ, которому слѣдовалъ составитель хрестоматіи въ размѣщеніи набранныхъ имъ отрывковъ. Произведенія словесности, какъ я водится, раздѣлены у него на прозаическія и поэтическія, а въ основаніе этого дѣленія принимаетъ онъ не сущность, а внѣшнюю форму сочиненій. Все написанное стихами, вошло въ область произведеній поэзіи: статьи же, въ которыхъ нѣтъ стихотворнаго размѣра, всѣ безъ исключенія вошли въ отдѣленіе произведеній прозаическихъ. Прозаическія статья раздѣлены ни два отдѣленія. Къ первому отнесены; 1) описанія; 2) повѣствованія, къ которымъ, по теоріи составителя, принадлежатъ: а) повѣсти и отрывки изъ романовъ (вы понимаете, что романъ есть произведеніе прозаическое, какъ скоро онъ написанъ не стихами); b) характеры и біографіи; с) исторія; далѣе, къ этому отдѣленію принадлежатъ: 3) разговоры; 4) письма; 5) разсужденія, которыя бываютъ; а) нравоучительныя, b) умозрительныя, с) разборы, d) дѣловыя сочиненія (то-асть, дѣловыя бумаги). Ко второму отдѣленію авторъ относитъ: 1) рѣчи привѣтствовательныя (!); 2) слова (т. е. проповѣди); 3; слова надгробныя; 4) слова похвальныя; 5) рѣчи академическія. Итакъ, всѣ прозаическія сочиненія раздѣлены на одиннадцать видовъ...
   Остановимся на этомъ. Авторъ, какъ видно изъ заглавія книги, посвящаетъ сборникъ молодымъ людямъ, ютимся въ словесности. Руководимый этою цѣлью, онъ, безъ всякаго сомнѣнія, долженъ же былъ имѣть въ виду какую-нибудь теорію словесности, съ которой сообразовался при размѣщеніи своихъ статей; иначе, его книга была бы совершенно-безполезна для упражненій въ словесности. Мы уже не говоримъ, что это раздѣленіе совершенно-произвольно, такъ-какъ въ немъ перепутаны роды я виды; но гдѣ, по-крайней-мѣрѣ въ настоящее время, теорія словесности или реторика, которая бы допускала подобное раздѣленіе? Изъ всѣхъ существующихъ у насъ учебниковъ, мы не знаемъ ни одного, на которомъ могъ бы быть основанъ такой безотчетный наборъ и подраздѣленіе статей. Въ чемъ же и какъ молодые люди станутъ "упражняться", какъ скоро книга, предложенная имъ для чтенія, съ первыхъ страницъ опрокинетъ всѣ возможныя теоріи, которыя они должны были усвоить себѣ при изученіи словесности?
   И, однакожь, распредѣленіе, допущенное въ отдѣлѣ прозы, ровно ничего не значитъ передъ непостижимой категоріей. подъ которую подводитъ составитель поэтическія статьи. Молодой человѣкъ, "упражняющійся въ словесности", знаетъ изъ любаго руководства, что произведенія поэзіи раздѣляются на лирическія, эпическія и драматическія, а между-тѣмъ, раскрывъ эту "Книгу для Чтенія", онъ найдетъ, что къ стихотворнымъ произведеніямъ принадлежатъ во-первыхъ, апологическая или баснословная поэзія, къ которой собственно относится одна сказка; во-вторыхъ, буколическая или пасторальная поэзія; въ-третьихъ, эпическая поэзія, къ которой причисляются: а) ироическая поэма, b) ирои-комическая поэма, с) историческая поэма, d) романтическая поэма, е) повѣсть -- разумѣется, если она написана стихами, а въ противномъ случаѣ ее слѣдуетъ причислить въ разряду прозаическихъ произведеній Въ-четвертыхъ, къ произведеніямъ поэзіи принадлежитъ драма съ ея видами; въ-пятыхъ, поэзія дидактическая съ ея видами, между которыми особенно замѣчательны: а) поэзія описательная, b) собственно дидактическая, с) сатира; въ-шестыхъ, эпиграмматическая поэзія, куда собственно причисляются: а) эпиграммы, b) надписи, с) эпитафіи, d) антологическія стихотворенія. Наконецъ, въ-седьмыхъ и ужь въ-послѣднихъ, къ произведеніямъ поэзіи составитель современной намъ хрестоматіи причисляетъ лирическую поэзію, къ которой относятся: а) пѣсня и романсъ; b) сонетъ, с) баллада, d) элегія, е) посланія f) ода, во-первыхъ нравственная, во-вторыхъ духовная, въ-третьихъ похвальная!...
   Жаль, что авторъ не присовокупилъ къ своей книгѣ предисловія, слишкомъ-необходимаго и для его читателей и особенно для его рецензента. При такомъ предисловіи, мы, безъ всякихъ объясненій, прямо принялись бы за разборъ книги...
   Прежде всего является въ ной Батюшковъ, и въ Батюшковѣ прежде всего "Картина Финляндіи "Вы помните, что въ старину это сочиненіе очень любили, и каждая реторика считала своей обязанностью указывать на него, какъ на образецъ изящныхъ описаній. Тогда не звали, что "Финляндія "Батюшкова есть не что иное, какъ "Сѣверная Канада" Ласенеда, взятая изъ его "Harmonies de la nature", извѣстныхъ теперь всякому учащемуся. Въ предлежащей Книгѣ для чтенія "Картиной Финляндіи" открывается блистательный рядъ образцовыхъ произведеній россійскаго Парнасса. Затѣмъ, другой отдѣлъ изящныхъ произведеній опять начинается статьею Батюшкова: "Вечеръ у Кантемира". Въ старинныхъ реторикахъ этотъ діалогъ считался верхомъ совершенства, и "упражнявшіеся въ словесности", должны были выучивать его наизустъ вмѣстѣ съ "Финляндіей".Тутъ же, подъ рядъ, въ отдѣленіи "характеровъ и біографій", молодые люди, "упражняющіеся въ словесности", прочтутъ еще двѣ образцовыя статьи Батюшкова: "Праздный" и "Ломоносовъ".
   Въ тѣ времена, когда раздѣляли слогъ на высокій, средній и низкій, особымъ авторитетомъ пользовались похвальныя слова Ломоносова, которыя опять заучивалась наизусть для упражненія въ высокомъ слогѣ. Съ этою, конечно, цѣлью и теперь составитель хрестоматіи предлагаетъ два отрывка изъ" похвальныхъ словъ" Ломоносова.
   Помѣщенныя въ "Книгѣ для Чтенія" поэтическія произведенія, такъ же какъ и прозаическія, съ одной стороны, заслуживаютъ похвалу, ибо всѣ безъ исключенія имѣютъ нравственную цѣль. На первомъ планѣ стоятъ сказки, и ужь, разумѣется, вы догадываетесь, первая сказка принадлежитъ Батюшкову. Это "Странствователь и Домосѣдъ".
   Нравственныя оды дѣйствительно когда то существовали, и вы помните, что Херасковъ издалъ въ свое время цѣлую книгу нравственныхъ одъ. Но ужь никакого нѣтъ сомнѣнія, вы никакъ не можете припомнить, чтобъ державинскія оды: "Вельможа", "Въ первому сосѣду" и "Водопадъ" кѣмъ-нибудь и когда-нибудь причислялись къ одамъ нравственнымъ; а между-тѣмъ, всѣ эти оды, со включеніемъ одного пушкинскаго стихотворенія (Уединеніе), въ предлежащей "Книгѣ для Чтенія" дѣйствительно получили совсѣмъ-неожиданную привилегію именоваться одами нравственными. За что же? смѣемъ спросить. Это собственно секретъ составителя хрестоматіи, секретъ, долженствующій остаться для читателей неразгаданною тайной: а между-тѣмъ, молодые люди, "упражняющіеся въ словесности", станутъ для собственнаго назиданія вразумляться нравственными сентенціями въ родѣ слѣдующихъ:
   
   Гремитъ музыка, слышны хоры
   Вкругъ лакомыхъ твоихъ столовъ.
   Сластей и ананасовъ горы
   И множество другихъ плодовъ
   Прельщаютъ чувства и питаютъ;
   Младыя дѣвы угощаютъ,
   Подносятъ вина чередой,--
   И аліатико съ шампанскимъ,
   И пиво русское съ британскимъ,
   И мозель съ зельцерской водой.
   Блаженъ, кто можетъ веселиться
   Безпрерывно въ жизни сей!
   Но рѣдкому пловцу случится
   Безбѣдно плавать средь морей.
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Доколь текутъ часы златые
   И не приспѣли скорби злыя,
   Пей, ѣшь и веселись, сосѣдъ!
   
   Конечно, и это нравственность, но эпикурейская или, если угодно, гораціанская; только дѣло въ томъ, что составителю хрестоматіи не мѣшало бы знать, что эта ода есть не что иное, какъ сатира на современную роскошь, обращенная на этотъ разъ къ первому сосѣду, т. е. къ купцу Михаилу Сергѣевичу Голикову, содержавшему винные сборы, и который былъ сосѣдомъ Державина но своей петербургской квартирѣ на Сѣнной-Площади. Это объяснено во всѣхъ старинныхъ изданіяхъ сочиненій Державина, объяснено и въ новомъ смирдинскомъ изданіи. Не мѣшало бы также знать, что у Державина, кромѣ перваго, былъ еще второй сосѣдъ, полковникъ Гарновскій, которому Державинъ тоже посвятилъ оду подъ названіемъ "Ко второму сосѣду". Еслибъ зналъ все это составитель хрестоматіи, онъ не смѣшалъ бы обѣихъ совершенно различныхъ одъ въ одномъ и томъ же заглавіи. Нужно ли ещё говорить читателямъ, что другая ода Державина, "Вельможа", есть чистая и притомъ превосходная сатира, направленная противъ современныхъ ему сибаритовъ? Конечно, мы всего менѣе чувствуемъ въ себѣ поползновенія считать сатирическія произведенія безнравственными; но все же отсюда никакъ не слѣдуетъ, чтобъ ихъ должно было называть нравственными одами. Этого не водилось и въ старину, и составитель хрестоматіи, нѣтъ сомнѣнія, былъ бы за такое нововведеніе подвергнутъ сильному упреку даже со стороны тѣхъ образцовыхъ сочинителей литературныхъ критикъ, которые удостоились чести быть внесенными въ его книгу, посвященную молодымъ людямъ, "упражняющимся въ словесности". Не думаемъ также, чтобъ ода "Водопадъ" могла безукоризненно пользоваться титуломъ нравственной оды. Правда, сѣдой старецъ, возсѣдающій на утломъ пнѣ близь водопада, разсуждаетъ весьма-много о коловратности счастія, о суетѣ міра, и о томъ, что
   
   Жизнь есть ничто иное,
   Какъ лишь мечтаніе пустое;
   
   но составитель "Книги для Чтенія" обязанъ былъ знать, что "Водопадъ" считался и считается образцовымъ произведеніемъ Державина вовсе не за эти сентенціи, которыя не усиливаютъ истинныхъ поэтическихъ красотъ этого произведенія, гдѣ, по нашему мнѣнію, Державинъ выразился весь съ своими совершенствами и недостатками. Словомъ, признавая высокое нравственное вліяніе этихъ стихотвореніи, какъ и всякаго изящнаго произведенія, мы рѣшительно держимся тѣхъ мыслей, что составитель хрестоматіи впалъ въ жестокое заблужденіе, называя всѣ эти стихотворенія нравственными одами. Ужь гораздо-справедливѣе было бы, по нашему мнѣнію, дать этотъ титулъ другимъ, вслѣдъ на тѣмъ поставленнымъ одамъ, которыми, какъ драгоцѣннѣйшимъ перломъ россійской" словесности, достойно увѣнчивается эта книга, предложенная юнымъ питомцамъ для упражненія въ словесности: "Размышленіе по случаю грома", "На разбитіе Египтянъ", и "На разрушеніе Вавилона".
   Впрочемъ, если хотите, дѣло не въ названія пьесъ. Удачный выборъ статей для всякой хрестоматіи важнѣе всего -- а выборъ было изъ чего сдѣлать, потому-что почти всѣ писатели, которыхъ сочиненія вошли въ составъ этой "Книги для Чтенія", ознаменовали свою Литературную дѣятельность такими произведеніями, которыя болѣе или менѣе могли бы составить украшеніе всякаго сборника. Такой выборъ тѣмъ важнѣе, что онъ свидѣтельствуетъ о литературномъ вкусѣ самого собирателя статей. Однакожь, вникая въ это послѣднее обстоятельство, мы находимъ, что вашъ собиратель не отличается особенно изящнымъ вкусомъ. Вотъ, на-примѣръ, какой отъищутъ у него образчикъ описательной поэзіи молодые люди,"упражняющіеся въ словесности":
   
   Туманна, (занятая!) свѣта сѣсть (т. е. сѣть) по небу распростерлась;
                       Сокрылся Сиріусъ за ней,
             И ночь бѣгущая чуть зрѣлась.
             Мудрецъ восшелъ на вышніи холмъ,
             И тамъ сѣдымъ склонясь челомъ,
   Возсѣлъ на мшистый пень подъ дубомъ многодѣтнымъ
   И внизъ изъ подъ вѣтвей пустилъ свои взоръ
   На море, на лѣса, на сини цѣпи горъ,
   И зрѣлъ съ восторгомъ благолѣпнымъ
             Отъ сна на возстающій міръ.
   Какое зрѣлище! какой прекрасный міръ
             Открылся всей ему природы!
   Онъ видѣлъ землю вдругъ, и небеса, и воды,
                       И блескъ планетъ,
   Тонущій тихо въ юны и, рдяный свѣтъ.
   Онъ зрѣлъ, какъ солнцу путь заря уготовляла,
   Лиловые ковры съ улыбкой разстилала,
             Врата востока отперла,
             Крылатыхъ коней запрягла,
   И звѣздъ царя, сего вѣнчаннаго возницу,
   Румяною рукой взвела на колесницу.
   Какъ, хоромъ утреннихъ часовъ окружена,
             Подвигнулась въ свой путь она,
   И возшумѣла въ слѣдъ съ колесъ ея волна;
             Багряны вожжи напряглися
   По конскимъ блещущимъ хребтамъ...
   
   Итакъ далѣе. Державинъ, безспорно, поэтъ геніальный -- кто этого не знаетъ? во всякій знаетъ и то, что не всѣ, далеко не всѣ его произведенія даже въ его время считались образцовыми; а въ половинѣ XIX вѣка, когда литературная критика съ удовлетворительной отчетливостью опредѣлила относительное достоинство этого поэта, нужно отличаться особою неопытностью въ первыхъ положеніяхъ эстетики, чтобъ подобныя произведенія Державина выдавать за образцы въ какомъ бы то ни было родѣ для молодыхъ людей, "упражняющихся въ словесности".
   Капнистъ, какъ извѣстно, занимаетъ не послѣднее мѣсто въ исторіи литературы за свою комедію "Ябеда"; но никогда и никто не цѣнилъ высоко лирическихъ произведеній Капниста. Между-тѣмъ, собиратель статей взялъ изъ него только одно стихотвореніе, и это стихотвореніе -- его пѣсня "Уныніе"!
   Странный, даже въ нѣкоторомъ родѣ непостижимый вкусъ! Отдѣлъ русскихъ пѣсень могъ бы быть подобравъ весьма-удачно даже такимъ собирателемъ, который былъ бы совершеннымъ профаномъ въ дѣлѣ литературной критики; а между-тѣмъ, почтенный собиратель включилъ сюда даже такія пѣсенки, которыя никогда не пѣлись русскимъ человѣкомъ, страстнымъ охотникомъ до всякаго пѣнія. Какъ, на-пр., прикажете распѣвать такіе стихи:
   
   Но вдругъ на брегѣ молчаливомъ
   Перуны вторятся отзывомъ;
   Шумъ битвы тишину прервалъ,
   И брегъ безмолвный застоналъ;
   И въ сердцѣ юнаго героя
   Струею радость протекла:
   Онъ слышитъ гласъ знакома боя,
   А въ немъ надежда ожила.
   
   Князь Вяземскій, изъ котораго взятъ этотъ отрывовъ, конечно, принадлежитъ къ числу поэтовъ; но еще болѣе онъ критикъ -- и собиратель статей, помѣщенныхъ въ "Книгѣ для Чтенія", поступилъ бы гораздо-основательнѣе, еслибъ помѣстилъ въ своемъ сборникѣ побольше критическихъ статей князя Вяземскаго.
   Стихи Карамзина теперь забыты, но въ свое время русская публика ихъ помнила очень-хорошо, и нѣкоторыя изъ нихъ переходили даже изъ устъ въ уста во всемъ читающемъ мірѣ. Странно, однакожъ, почтенный собиратель, издавшій "Книгу для Чтенія", удержалъ въ памяти такіе стишки Карамзина, которыхъ никто никогда не помнилъ. Вотъ они:
   
   "Лизета чудо въ бѣломъ свѣтѣ",
   Вздохнувъ, я самъ себѣ сказалъ.
   "Красой подобныхъ нѣтъ Лизетѣ:
   "Лизета чудо въ бѣломъ свѣтѣ,"--
   "Умомъ зрѣла въ весеннемъ цвѣтѣ".
   Когда же злость ея узналъ,
   "Лизета чудо въ бѣломъ свѣтѣ",
   Вздохнувъ, я самъ себѣ сказалъ,
   
   Это, вы думаете, эпиграмма, плохая эпиграмма? Совсѣмъ нѣтъ: это будто-бы антологическое произведеніе. Вотъ еще образцовые стишки:
   
   Ты въ мрачномъ октябрѣ родилась, не весною,
   Чтобъ сѣтующій міръ утѣшенъ былъ тобою.
   
   Вы ошибетесь, если подумаете, что это мадригалъ. Это стихотвореніе опять отнесено къ антологическимъ. Странный вкусъ! Странное распредѣленіе статей!

"Отечественныя Записки", No 6, 1848

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru