Введенский Иринарх Иванович
Творения Лактанция ... прозванного Христианским Цицероном. Перевод Е. Карнеева...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Творенія Лактанція, писателя въ началѣ четвертаго вѣка, прозваннаго Христіанскимъ Цицерономъ. Переводъ Е. Карнеева. Санктпетербургъ. 1848:
   Люцій-Целій-Лактанцій Фирміанъ принадлежитъ къ тѣмъ многочисленнымъ писателямъ.четвертаго вѣка, которые поставили для себя цѣлію окончательно подорвать шаткія начала греко-римскаго политеизма, еще находившаго послѣдователей и сильныхъ защитниковъ между современными философами. Подробности лактанціевой, жизни, очень-мало извѣстны. Онъ родился въ Африкѣ во второй половинѣ третьяго вѣка и получилъ свое образованіе у Арнобія, знаменитаго въ ту пору преподавателѣ реторики и философіи. Въ-послѣдствіи, онъ самъ сдѣлался преподавателемъ краснорѣчія Никомидіи, и слава его распространилась до того, что императоръ Константинъ поручилъ ему воспитаніе сына своего, Криспа. Послѣ несчастной кончины цесаревича; Лактанцій удалился отъ двора, оставилъ всякія общества и велъ уединенную жизнь, занимаясь до самой смерти учеными трудами. Умеръ онъ, какъ полагаютъ, около 325 года. Вотъ и все, что извѣстно о его жизни. Изъ сочиненій Лактанцій дошли до насъ: 1) О смерти гонителей; 2) О гнѣвѣ Божіемъ, 3) О творчествѣ Божіемъ, и 4) Божественныя Наставленія, раздѣленныя на семь книгъ.
   Первое мѣсто между этими сочиненіями, безспорно, занимаютъ "Божественныя Наставленія" (Institutiones divinae), которымъ и самъ авторъ придавалъ, по-видимому, особенную важность. Въ письмѣ къ другу своему, Деметріану, Лактанцій писалъ, между прочимъ, что его отнюдь не пугаетъ приближающаяся смерть, но что онъ желалъ бы, однакожь, дожить до окончанія своего давно-задуманнаго сочиненія противъ языческихъ философовъ, "самыхъ опасныхъ и страшныхъ враговъ истины". Противъ этихъ-то враговъ Лактанцій и направилъ свое побѣдоносное оружіе. Прежде всего доказываетъ Лактанцій, что главнѣйшія истины, утвержденныя христіанствомъ, были болѣе или менѣе извѣстны самимъ языческимъ философамъ и поэтамъ. Сократъ, Платонъ, Аристотель, такъ же какъ и Цицеронъ и Сенека, признавали бытіе и единство Бога вмѣстѣ съ знаменитыми сивиллами, которыя всѣ въ этомъ отношеніи были единодушны. Книги сивиллъ, но словамъ Лактанція, находились въ его время въ рукахъ у всего свѣта, кромѣ, однакожь, книгъ кумской сивиллы, которыя тщательно скрывались отъ народа. Вотъ какимъ-образомъ эта сивилла разсуждаетъ о Богѣ:
   "Есть только единый Богъ. Его величіе безконечно и сущность не сотворена. Единый Богъ стоитъ безконечно выше всѣхъ другихъ существъ. Онъ сотворилъ небо и звѣзды, землю и произрастающія на ней деревья, моря и воды, впадающія въ нихъ. Народы! покланяйтесь сему Богу, который есть единъ. Воздавайте ему, какъ владыкѣ міра, подобающую честь. Онъ единъ отъ вѣчности, и пребудетъ единъ во всю вѣчность."
   Лактанцій весьма-часто обращается къ сивилламъ и приводитъ Изъ нихъ множество цитатъ. Въ этомъ отношеніи, онъ, сколько намъ извѣстно, есть почти единственный писатель, который насъ знакомитъ съ этими прорицательницами языческаго міра.
   Истина безсмертія души также признаваема была большею частію языческихъ философовъ, и нѣкоторые изъ нихъ до того въ ней были убѣждены, что умерщвляли сами себя, въ надеждѣ поскорѣе переправиться на небо. Такъ поступили, между-прочимъ, Клеандъ, Хризиппъ, Зенонъ, основатель извѣстной школы стоиковъ, и многіе другіе. Эмпедоклъ, наскучивъ дожидаться безсмертія, бросился ночью въ пламенѣющее отверстіе Этны. О Катонѣ извѣстно, что этотъ Римлянинъ, собираясь заколоть себя кинжаломъ, прочелъ напередъ Платоновы "Разговоры", гдѣ рѣчь идетъ о безсмертіи души. Клеомбротъ, прочитавъ сочиненія Платона, тотчасъ же бросился въ море единственно для того, чтобъ доказать свое убѣжденіе въ истинѣ, доказанной Платономъ.
   Вслѣдъ за Энніемъ, историкомъ языческой религіи, Лактанцій признаетъ дѣйствительное существованіе боговъ политеизма; но только эти боги, по его понятіямъ, были ни больше, ни меньше, какъ негодяи я обманщики, едва достойные имени героевъ. Подъ вліяніемъ этой мысли, онъ подробно разсматриваетъ жизнь каждаго бога, и богини и обличаетъ весь Олимпъ въ нагломъ шарлатанствѣ. Не отвергаетъ Лактанцій и чудесъ, которыя въ его время приписывались языческимъ богамъ; но эти чудеса, по его мнѣнію, были произведены адскою силою сатаны.
   "Обличивъ боговъ въ пагубномъ шарлатанствѣ, Лактанцій съ неменьшею строгостью обличаетъ также заблужденія языческихъ философовъ, начиная съ Сократа и Платона, которымъ не даетъ онъ никакой пощады. Извѣстно, что Платонъ, при концѣ своей жизни, благодарилъ природу за то, что она произвела его человѣкомъ, а не скотомъ, Грекомъ, а не варваромъ, мужчиною, а не женщиною, гражданиномъ аѳинскимъ и современникомъ Сократа. "Смѣю утвержать", возражаетъ Лактанцій, "что Платонъ въ жизнь свою ничего не могъ сказать безразсуднѣе."
   Какая польза отъ того, что онъ предпочтительно родился въ Аѳинахъ, а не въ другомъ городѣ? Развѣ въ другихъ городахъ но было людей, отличавшихся умомъ и пауками, и достоинствомъ своимъ превосходившихъ всѣхъ Аѳинянъ? Сколько во времена Сократовыбыло Аѳинянъ сущихъ невѣждъ и безумцевъ? Мѣсто рожденія нисколько не способствуетъ мудрости. Время также къ тому нимало не служитъ, и не было никакого нопода хвалиться тѣмъ, что кто либо родился во время Сократа. Могъ ли философъ этотъ д'аровать умъ людямъ, не имѣющимъ его? Могъ ли Платонъ забыть, что. Алкивіадъ и Критій были вѣрнѣйшими учениками Сократа, и при всемъ томъ-одинъ объявилъ воину отечеству своему, а другой лишилъ свободы своихъ согражданъ.
   "Посмотримъ, что было, столь рѣдкаго я необычайнаго въ Сократѣ, почему бы умный человѣкъ могъ считать себя безмѣрно обязаннымъ природѣ за то, что родился съ его время. Признаюсь, что онъ дѣйствительно былъ умнѣе тѣхъ людей, которые собственнымъ разумомъ хотѣли проникнуть таинства природы. Столько же злочестія, какъ и безразсудства, было въ томъ любопытствѣ, съ какимъ они углублялись въ непроницаемую бездну Провидѣнія. Извѣстно, что въ Римѣ и въ другихъ мѣстахъ есть такія мистеріи, при которыхъ мужчинамъ запрещено присутствовать. Они поддерживаются отъ того съ благоговѣніемъ; и кто случится быть тамъ но невѣдѣнію или по нечаянности, тотъ подвергается наказанію, и мистеріи начинаются снова. Что же должно дѣлать съ тѣми, Которые хотятъ непремѣнно узнать то, чего не позволено имъ знать? Люди, покушающіеся проникать тайны природы и оскверняющіе храмъ Вселенной злочестивыми своими спорами, безъ сомнѣнія болѣе преступны, нежели входящіе въ храмы Весты, доброй богини или, Цереры. Храмы эти, входъ въ которые воспрещенъ мужчинамъ, построены были мужчинами же. Между тѣмъ философы не только не осуждаются за то, что изъ дерзкаго любопытства стараются розыскивать сокровеннѣйшія тайны твореній Божіихъ, но напротивъ того пріобрѣтаютъ довѣріе и приводятъ людей въ удивленіе своимъ умомъ и краснорѣчіемъ. О ни были бы еще извинительны, когда бы трудами своими приносили какую либо пользу; но они столько же безразсудны и несчастливы въ успѣхахъ, сколько дерзки въ предпріятіяхъ. Они не находятъ истины; а хотя бы и нашли, то не могутъ ее отстаивать. Если случайно и обрѣтутъ ее: то равнодушно сносятъ нападки другихъ на нее. Никто не сходитъ съ неба, чтобы разрѣшить ихъ споры, и утвердить, какое изъ мнѣній ихъ справедливѣе. Каждый не можетъ но видѣть, что занятія ихъ суетны, смѣшны и ни къ чему, годны. Сократъ весьма умно поступилъ, что воздерживался отъ подобныхъ безполезныхъ вопросовъ; но я крайне опасаюсь, чтобъ онъ не былъ уменъ единственно въ семъ отношеніи. Въ прочихъ предметахъ онъ уподоблялся другимъ философомъ, и заслуживалъ не похвалу, а порицаніе. Изъ многихъ его замѣчательныхъ изреченій я приведу здѣсь одно, удостоившееся всеобщаго одобренія. "Что свыше насъ, говоритъ онъ, то до насъ не касается." Стало быть намъ только надобно пресмыкаться на землѣ и ходить ничкомъ на рукахъ, которыя какъ будто бы и дарованы намъ для столь чудеснаго употребленія. Не надобно думать ни о небѣ, на которое должны мы непрестанно смотрѣть, ни о свѣтѣ, который насъ всегда освѣщаетъ. Если Сократъ воображалъ, что не должно касаться никакого вопроса о естествѣ неба, то ему столь же мало извѣстно было и то что находится подъ его ногами. Но можетъ быть онъ худо изъяснился? Со<испорчено>но. Онъ вѣроятно полагалъ, что не должно слѣдовать религіи народа, но <испорчено>ся ясно о томъ сказать, дабы не воз<испорчено>ь всего свѣта."
   Къ Цицерону Лактанцій повидимому и го<испорчено>о благосклоннѣе, чѣмъ, къ другимъ философамъ, но и этотъ великій ораторъ также не избѣжалъ строгихъ осужденій за нерѣшительность своихъ мнѣній, и преимущественно за то, что осмѣлился включить въ число божествъ умершую свою дочь.-- Въ седьмой книгѣ, "Божественныхъ Наставленій" Лактанцій подробно развиваетъ свои мысли относительно кончины міра.
   "Философы, считающіе нѣсколько милліоновъ лѣтъ съ начала міра, да вѣдають, что не прошло еще шести тысячь лѣтъ съ сотворенія его, и что по прошествіи сего времени онъ кончится, и положеніе вещей измѣнится къ лучшему. Чтобы яснѣе понять это, надобно вникнуть въ прошедшее время. Богъ совершилъ превосходное твореніе міра въ шесть дней, какъ свидѣтельствуетъ священное Писаніе, и въ седьмый день почилъ отъ дѣлъ Своихъ, и освятилъ его. Это тотъ день, который Іудеи именуютъ днемъ субботнымъ, означающимъ число семь, число полное. Въ семь дней совершается годичный кругъ времени. Блуждающихъ звѣздъ, никогда не заходящихъ, считается семь. Планетъ, производящихъ разнообразіе годовыхъ временъ, также семь. А какъ всѣ эти творенія Божіи совершены въ шесть дней: то шесть же дней или шесть тысячь лѣтъ должны они и продолжаться. По словамъ Пророка день великій состоитъ изъ тысячи лѣтъ: тысяща лѣтъ предъ очима Твоима Господи яко день вчерашній (Псал. LXXXIX. 5). Подобно какъ Богъ трудился шесть дней надъ исполненіемъ Своего творенія, такъ Религія и истина потрудятся шесть тысячь лѣтъ, въ теченіи которыхъ неправосудіе будетъ царствовать: а какъ онъ въ седьмый день почилъ и его благословилъ, то надобно, чтобы ори концѣ шести тысячь лѣтъ неправосудіе истребилось, чтобы правда царствовала на землѣ тысячу лѣтъ, и чтобы міръ наслаждался совершеннымъ спокойствіемъ. Я постараюсь въ подробности объяснить, какимъ образомъ должно это совершиться. Неоднократно уже говорилъ я, что новѣйшія вещи служатъ иногда фигурами и прообразованіями вещей важнѣйшихъ и обыкновенный нашъ день, ограничивающійся восхожденіемъ и захожденіемъ солнца, есть фигура и образъ дня великаго, заключающагося въ кругѣ шести тысячь лѣтъ. Составъ земнаго человѣка есть также фигура и образъ дня великаго, заключающагося къ кругѣ шести тысячь лѣтъ. Составъ земнаго человѣка есть также фигура и образъ человѣка небеснаго. Подобно какъ Богъ, сотворившій прежде все то, что нужно было для употребленія человѣка, создалъ его уже послѣднимъ въ шестый день и помѣстилъ въ мірѣ, какъ бы въ нѣкоемъ украшенномъ чертогѣ, такъ, и Слово-Богъ правилами и ученіемъ Своимъ созиждетъ истиннаго человѣка, то есть, святый народъ въ великій день, который будетъ послѣднимъ. Подобно какъ въ началѣ міра сотворенъ былъ смертный и несовершенный человѣкъ, дабы жилъ на землѣ тысячу лѣтъ, такъ и при концѣ міра созванъ будетъ совершенный человѣкъ, дабы, оживотворяемый Богомъ, господствовалъ тысячу лѣтъ надъ тою же землею. Кто станетъ со вниманіемъ читать священное Писаніе, тотъ увидитъ, какимъ образомъ произойдетъ конецъ міра. Впрочемъ и мірскіе предсказатели согласно съ истинными пророками возвѣщаютъ скорый конецъ и паденіе міра, описывая какъ бы изнуреніе и обветшалость его."
   Впрочемъ, мысль о скорой кончинѣ міра въ первые вѣка христіанства была почти всеобщимъ повѣрьемъ, и Лактанцій въ этомъ отношеніи оставался вѣренъ духу времени.
   Послѣ "Божественныхъ Наставленій", лучшимъ сочиненіемъ Лактанція считается его книга "О смерти гонителей", которую написалъ онъ тотчасъ послѣ гоненія, воздвигнутаго противъ христіанъ Діоклетіаномъ въ 303 году. Основная мысль автора состоитъ въ томъ, что всѣ императоры, вооружавшіеся противъ христіанъ, погибла бѣдственною смертію. Упомянувъ кратно о гоненіяхъ, бывшихъ при Неронѣ, Домиціанѣ, Деціи, Валеріанѣ и Авреліанѣ, Лактанцій особенно распространяется въ описаніи Гоненія, воздвигнутаго Діоклитіаномъ. Книга посвящена исповѣднику Донату, который, въ-продолженіе своей жизни, девять разъ былъ подвергаемъ жестокимъ истязаніямъ за свою приверженность къ христіанству. Множество историческихъ подробностей, ускользнувшихъ отъ вниманія свѣтскихъ писателей, придаютъ этому сочиненію характеръ историческаго матеріала, который необходимо брать въ соображеніе при изученіи послѣднихъ вѣковъ римской исторіи.
   Дѣлая отзывъ о сочиненіяхъ Лактанція блаженный Іеронимъ замѣтилъ, что Лактанцій обнаружилъ необыкновенное остроуміе въ опроверженіи языческихъ заблужденій; но въ то же время не показалъ глубокаго изученія догматовъ христіанства Евсевій въ свою очередь положительно утверждалъ, что Лактанціи превосходилъ всѣхъ писателей своего вѣка: отзывъ совершенно-правильный, если относить его исключительно къ изяществу латинскаго языка, который во многихъ отношеніяхъ напоминаетъ философскія сочиненія Цицерона. Русскій переводъ Лактанція достоинъ оригинала.

"Отечественныя Записки", No 12, 1848

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru