Замятин Евгений Иванович
Очерк новейшей русской литературы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    <Конспект лекции>


  

Е. И. Замятин

Очерк новейшей русской литературы
<Конспект лекции>

   Замятин Е. И. Собрание сочинений: В 5 т.
   Т. 5. Трудное мастерство
   М., "Республика", "Дмитрий Сечин", 2011.
  
   1. Гора, чиновница и Наполеон.
   2. Диалектический метод развития литературы (Адам. Общественный строй).
   3. Реалисты -- Горький, Куприн, Чехов, Короленко, Арцыбашев, Чириков, Телешов ("Знание", "Земля").
   Окуров. Поручик Ромашов. Варька.
   Могло произойти.
   Зеркала, направленные на землю. Чехов -- вершина.
   4. Некуда как будто идти. Но от поездов -- к аэропланам. Отделение от земли: символисты. Тело -- а теперь начало противоположное, революционное телу: дух.
   5. Символисты -- Сологуб, Гиппиус, Белый, Блок, Брюсов, Бальмонт, Вяч. Иванов, Андреев, Чулков.
   Вражда к земле, быту.
   Андреев (Некто в сером, Человек, Жена, Гости, друзья). Сологуб (Альдонса и Дульцинея, которой нет на земле). Блок (Незнакомка, Прекрасная Дама). Дульцинея, Прекрасная Дама -- символически судьба достижения на земле. Облака.
   6. У реалистов -- то, что было, могло быть.
   У символистов--то, чего не было, не может быть на земле. Зеркало -- и рентгеновский аппарат. Скелет жизни. Нет юмора, бодрости.
   7. Трудность тем -- усовершенствование приемов. Чувства, вызывающиеся музыкой. Музыка слова. Ех.: {Сокращение от фр. exemple -- пример, например (сост.).} Бальмонт.
   Заслуга символистов. Овладение стихией.
   8. Диалектический путь: явление -- затем враждебное -- и примиряющее. Реалисты -- символисты сделали свое -- новореалисты.
   Поэты: Клюев, Ахматова, Гумилев, Городецкий.
   Прозаики: Белый, Сологуб, Ремизов, Бунин, <Сергеев->Ценский, Пришвин, Алексей Толстой, Шмелев, Тренев. Легче и труднее говорить.
   Почему подробнее.
   9. Символисты видели скелет. Ученый, изобретатель рентгеновских лучей и студент I курса.
   Новореалисты пили сладкую горечь Гиппиус, Блока, но это было -- предохранительной прививкой. Облака.
   10. Смех, юмор -- как у реалистов.
   Сологуб -- Передонов -- злой, убивающий смех.
   Ремизов -- Ионыч (штаны, в корзинке). Страдальческий смех.
   Пришвин -- Голубое знамя (окно за 10 рублей). Жизнерадостный Никандров -- шпик.
   З<ахолустные> офицеры; у попа была... Кошмарный, жуткий.
   Юмор -- сходство с прежними реалистами и отличие от символистов.
   Смех -- знак победы, силы.
   Новореалисты -- более здоровое литературное поколение.
   Символисты имели мужество уйти, новореалисты вернуться к жизни.
   11. Вернувшись к жизни, новореалисты изображают иначе.
   Микроскоп. Кусочек вашей кожи.
   Неправдоподобность кожи под микроскопом. Что же настоящее, реальное?
   Кажущаяся неправдоподобность -- открывает истинную сущность.
   Реалисты -- кажущуюся реальность; новореалисты -- подлинную.
   12. Вот почему у новореалистов -- преувеличенность, уродливость.
   Сологуб -- Передонов. Недотыкомка.
   Белый. "Петербург". Кубическая карета Аполлона Аполлоновича.
  

* * *

   Вы подошли к горе. Вы поднимаетесь. Вам прекрасно видно гору: камень, куст, по кусту ползет червь. Вам видно прекрасно -- и все-таки, когда вы стоите так на горе, -- вы не видите ее, вы не можете почувствовать ее размеров, не можете определить ее очертаний. И только издали, отъехавши на десяток верст, когда уже далеко будут камень, куст и червяк, все подробности горы, -- только издали вы увидите самую гору.
   Громадные события последних лет -- мировая война, русская революция -- та же самая гора. Пока мы видим только куст, червяка, камень, а гору увидим, только отъехавши на десяток лет. И только тогда может появиться подлинная художественная литература о мировой войне и революции. То, что художники слова пытаются сказать об этом сейчас, -- непременно будет... в ту или другую сторону, однобоко... современник неизбежно попадает в положение одной чиновницы времен 1812 года, которая проклинала Наполеона не за что-нибудь другое, а за то, что во время Бородинского сражения случайной пулей была убита ее прекрасная корова.
   Вот почему, когда я буду говорить с вами о новейшей русской художественной литературе, я оставлю в стороне литературу последней минуты, я оставлю в стороне попытки сейчас ответить на рёв бури за этими стенами. Эти попытки войдут в историю революции, но в историю искусства они не войдут.
   Чтобы перейти к тому, что я называю новейшей русской литературой, позвольте мне начать с Адама.
   Тот период, о котором я хочу говорить с вами, -- начинается Чеховым и кончается литературой предреволюционной эпохи: за время революции литература ничего не создала -- или мы не знаем.
   Это не случайно:
   1. этот период представляет собою логически замыкающийся цельный цикл, как вы увидите дальше, и
   2. этот период ограничен одинаковыми вехами: тенденциозной литературой.
   Помните, как в Библии рассказывается предание о появлении первого человека? Было создано сперва тело, затем -- появился дух, противоположность телу, и наконец, из соединения двух противоположностей -- возник человек.
   Это -- тот же самый путь, которым развивается общественный организм.
   Ex.: капитализм -- парламентски-демократическая свобода личности, свободная конкуренция в экономике, но экономическое порабощение одного класса другим. Противоположность: социалистический строй -- государственное ограничение личности, государственное регулирование экономики, но экономическое закрепощение. Следующей стадией развития общества будет, может быть, в далеком будущем такой строй, когда не будет необходимости в принудительной власти государства. Вот тот путь, о котором вам, вероятно, приходилось читать, и который именуется диалектическим путем развития. Мы попробуем проследить этот путь в развитии новейшей русской литературы.
   В конце XIX и в начале XX века самодержцами русской литературы были бытовики, реалисты: Горький, Куприн, Чехов, Бунин и позже -- Арцыбашев, Чириков, Телешов, Никандров, Тренев, Сургучев ("Слово") и другие, печатавшиеся в "Знании" и "Земле". У этих писателей все -- телесно, все -- на земле, все -- из жизни. Горьковский городок Окуров -- мы найдем, быть может, не только на земле, но и на географической карте. Купринский поручик Ромашов -- из "Поединка" -- под другой фамилией, быть может, служил в одном полку с Куприным. Чеховская девчонка Варька в великолепном рассказе "Спать хочется" укачивала целые ночи напролет господского младенца -- и наконец не стерпела и задушила его -- это действительно происшедший случай, и об этом случае рассказывает еще Достоевский в "Дневнике писателя".
   Вам, конечно, ясно: я не хочу сказать, что все, описанное в книгах писателей этого периода, происходило и на самом деле. Но все это могло произойти в действительной жизни.
   Писатели этого времени -- великолепные зеркала. Их зеркала направлены на землю, и их искусство в том, чтобы в маленьком осколке зеркала -- в книге, в повести, в рассказе -- отразить наиболее правильно и наиболее яркий кусок земли.
   Подлинных, самых типичных, наиболее художественно значительных, здесь два имени: Чехов и Бунин.
   Горький -- одна из крупнейших фигур этой группы -- стал реалистом, в сущности, только в последние годы. Жизнь, как она есть, в подлинности и реальности -- дана у него только в последних рассказах -- в "Ералаше". Раньше -- прикрашенные -- может быть, и очень красивые -- но не живые, не настоящие, а романтизированные босяки; раньше -- тенденциозный период.
   Чехов первый поставил лозунг чистой литературы, чистого, неприкладного искусства.
   "Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником и -- только, и жалею, что Бог не дал мне силы, чтобы быть им.... я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык -- считаю предрассудком. Мое святая святых -- это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь..."
   У реалистов, по крайней мере, у старших -- есть религия и есть Бог. Этарелигия -- земная, и этот Бог -- человек. Замечательное совпадение Горького и Чехова.
   "Человек -- вот правда. В этом все начала и все концы. Все в человеке и все для человека. Существует только человек".
   "Человек должен сознавать себя выше львов, тигров, выше всего существующего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудом. Мы -- высшие существа, и если бы познали в самом деле всю силу человеческого гения -- мы стали бы как боги".
   Нет мистицизма.
   В творчестве Чехова искусство изображения быта, изображения земли -- достигло вершины. Уже дальше, как будто, некуда и идти.
   Но дальше случилось то же самое, что около этого же времени случилось в области техники. Техника железнодорожного сообщения достигла высокой степени, поезда стали ходить 150--200 верст в час. Но человечеству оказалось этого мало -- оно поднялось от земли и стало летать на аэропланах по воздуху. Пусть первые аэропланы были неуклюжи, пусть кувыркались на землю -- но это была революция в развитии способов передвижения. Это был шаг вперед.
   В начале XX века -- русская литература очень решительно отделилась от земли: появились так называемые символисты. Вспомните то, что я раньше говорил о диалектическом методе развития, и вспомните этот самый грубый пример относительно Адама. Сперва развивалось тело, земля, быт, развилось до конца. Теперь начинает развиваться дух, начинает развиваться начало противоположное, революционное по отношению к телесности, земле.
  

* * *

   Начало -- еще в Чехове. Затем -- Андреев.
   Символисты -- Федор Сологуб, Андрей Белый, Гиппиус, Блок, Брюсов, Бальмонт, Андреев, Чулков, Вячеслав Иванов, Минский, Волошин -- определенно враждебны земле, быту.
   "Какой быт? Нет никакого быта. Завязаны все завязки, и развязаны все развязки. Есть только одна вечная трагедия -- Любовь и Смерть -- и только она одна одевается в разные одежды".
   "Быть с людьми -- какое бремя".
   NB. Сначала Андреев (Некто, Человек).
   У Сологуба в его романе "Навьи чары" и в целом ряде других его вещей всегда рядом два типа, два образа: Альдонса и Дульцинея; Альдонса -- бабища румяная и дебелая, это -- грубая земля, ненавистная писателю; и Дульцинея -- прекрасная и нежная, это -- воздух, мечта, которой Сологуб живет, и которой нет на земле.
   Стихи Александра Блока -- целые тома его стихов -- об одном: о Незнакомке, о Прекрасной Даме, о Снежной Деве. И это, в сущности, то же самое, что Дульцинея Сологуба. Блок ищет свою Прекрасную Даму по всей земле и, кажется -- уже вот нашел. Но приподнимает покрывало -- оказывается, не Она, не Прекрасная Дама. Прекрасной Дамы Блока не найти на земле.
   И у Сологуба, и у Блока речь идет, конечно, не только о женщине -- Дульцинее и о женщине -- Прекрасной Даме: разочарования в Дульцинее, невозможность найти Прекрасную Даму -- иносказательно, символически изображают собою вообще судьбу всякого достижения, всякого идеала на земле. Кто видал высокие горы -- знает: издали -- на вершине горы облака и розовые, и золотые, красоты неописанной, а на вершину, в самые облака, влезешь -- туман и больше ничего.
   NB. Итак, на земле -- символисты не находят разрешения вопросов, разрешения трагедии и ищут его в надземных пространствах. Отсюда у них -- религиозность. Но, естественно, их Бог уже не человек, а, высшее существо. У одних этот Бог со знаком +: Ормузд, Христос; у других со знаком --: Ариман, Люцифер, Дьявол (Сологуб, Волошин).
   Мистика. Мостик к романтике.
   О писателях-реалистах я говорил, что у них -- все было на земле или могло быть. Символисты взяли предметом своего творчества то, чего нет на земле, то, чего не может быть на земле. О писателях-реалистах я говорил, что у них в руках -- зеркало; о писателях-символистах можно сказать, что у них в руках --рентгеновский аппарат. Кто во время войны бывал в лазаретах, тому случалось видеть: раненого ставят перед натянутым полотном, освещают рентгеновскими лучами, чудодейственные лучи проходят сквозь тело -- и на полотне появляется человеческий скелет, и где-нибудь между ребер темное пятнышко -- пуля. Так и символисты в своих произведениях смотрели сквозь телесную жизнь -- и видели скелет жизни, символ жизни -- и одновременно символ смерти. У кого глаза устроены так, что он всегда видит скелет -- тому невесело. Оттого у писателей-символистов мы не находим уже той .... бодрости, юмора, какие есть у Горького, Чехова, Куприна. Нет у символистов того активного отрицания жизни во имя борьбы с нею, во имя создания лучшей жизни на земле: символисты не верят в счастье на земле.
   То, что избрали предметом своего творчества символисты, как вы видите, гораздо труднее изобразить, чем просто, не мудрствуя лукаво, какой-нибудь захолустный городок Окуров, или поручика Ромашова, или няньку Варьку, которая укачивает ребенка и валится с ног -- спать хочет. Вот эта-то трудность тем, трудность изображаемого -- заставила писателей-символистов искать новых способов изображения, заставила их гораздо больше работать над внешностью, над формой произведений, чем это приходилось писателям-реалистам. Вы хорошо знаете по себе -- самые сложные чувства вызывает в нас музыка -- такие чувства, что иной раз никакими словами их не опишешь. Как раз о таких сложных чувствах приходилось писать и символистам, и никакого другого способа у них не было, как изображать чувства, вызываемые музыкой -- посредством музыки слов. Словами стали пользоваться как музыкой, слова стали настраивать как музыкальный инструмент.
   Вот послушайте стихи Сологуба -- Бальмонта -- ...
   В этом изощрении формы произведений, в усовершенствовании мастерства, самой техники писательства--громаднейшая и основная заслуга символистов. У прежних писателей -- у Пушкина, у Лермонтова, у Тютчева -- можно отыскать следы таких же приемов. Но прежние писатели пользовались этими способами изображения случайно, стихийно. Писатели-символисты овладели стихией, они создали науку музыки слова.
  

* * *

   Теперь я еще раз возвращу ваше внимание к тому, что я называю диалектическим путем развития. Вспомните: вот какое-нибудь явление, оно развивается до крайних пределов, использует все свои возможности, создает высшее, что может, -- и останавливается.
   Тогда возникает противоположная, враждебная сила, тоже развертывается до конца -- дальше идти некуда -- останавливается. И тут из двух враждебных явлений рождается третье, пользуясь результатами, достигнутыми первыми двумя явлениями, как-то их примиряет, и жизнь человеческого общества или искусства получает возможность двигаться дальше, все вперед, все к новому.
  

* * *

   Символисты сделали свое дело в развитии литературы -- и на смену им во втором десятилетии XX века пришли новореалисты, принявшие в наследство черты как прежних реалистов, так и черты символистов.
   К этому литературному течению относятся из поэтов: Клюев, Есенин, Городецкий, Ахматова, Гумилев, Зенкевич, Мандельштам; из прозаиков: Андрей Белый, ногами стоящий еще где-то на платформе символизма, но головою уже вросший в новореализм; в отдельных вещах -- Федор Сологуб, Алексей Ремизов, Иван Новиков, Сергеев-Ценский, Михаил Пришвин, Алексей Толстой, Шмелев, Тренев. К этому же течению принадлежу и л, и потому мне и легче, и труднее будет говорить о нем. Как на последнем литературном течении, еще молодом, еще не исчерпавшем себя до конца и уже завоевавшем признание критиков -- я остановлюсь на новореалистах подробнее.
  

* * *

   Помните -- о символистах я говорил: у них -- рентгеновский прибор, их глаза устроены так, что сквозь материальное тело жизни они видят ее скелет. И вот -- представьте себе ученого, который только что открыл эти самые рентгеновские лучи: открытие должно так поразить его, что он целые годы -- посмотрит на человека и увидит скелет, а мускулов, тела, цвета лица -- он не в состоянии будет заметить.
   Или вот: студент-медик I курса только что начал работать в анатомическом театре -- резать мертвецов. Первые месяцы ему всюду будут мерещиться отрезанные руки и ноги с ободранной кожей, с сеткой синих жил -- и будет мерещиться запах анатомического театра. А потом -- глядь, уж привык, вернулся домой из анатомического театра -- с аппетитом пообедает.
   И этот ученый, изобретатель рентгеновских лучей, привыкнет со временем, и при взгляде на женщину -- увидит не только скелет, а, пожалуй, и то, что скелет украшен золотыми волосами, синими глазами.
   Так случилось и с писателями-новореалистами. Они выросли, несомненно, под влиянием символистов. Они питались сладкой горечью Гиппиус и Блока. Но эта горечь не убила их для земли, для тела, как убила символистов: эта горечь была для них только предохранительной прививкой.
   Вы помните пример: облака на вершине высокой горы. Писатели-реалисты принимали облака так, как они видели: розовые, золотые -- или грозовые, черные. Писатели-символисты имели мужество взобраться на вершину и убедиться, что нет ни розовых, ни золотых, а только один туман, слякоть. Писатели-новореалисты были на вершине вместе с символистами и видели, что облака--туман. Но, спустившись с горы -- они имели мужество сказать: "Пусть туман, а все-таки розовые и золотые, все-таки красота. Пусть туман -- все-таки весело".
  

* * *

   И вот в произведениях писателей-новореалистов мы снова находим действенное, активное отрицание жизни -- во имя борьбы за лучшую жизнь. Мы слышим смех, юмор -- Гоголя, Горького, Чехова. У каждого из новореалистов этот смех -- разный, свой, но у каждого он слышен.
   Вот преподаватель гимназии Передонов из сологубовского романа "Мелкий бес": чтобы напакостить квартирной хозяйке -- всякий раз, как остается один в комнате, с остервенением оплевывает и пачкает стены. Это злой, убивающий смех.
   У Ремизова -- Ионыч в рассказе "Жизнь несмертельная" -- пьяный -- мальчишки украли штаны -- в багажной корзинке переживает всю жизнь... Это смех человека, умеющего смеяться от нестерпимой боли и сквозь нестерпимую боль.
   Или безалаберный помещик Мишука из романа Алексея Толстого -- бросает все свои дела и едет в Египет -- пришло ему в голову непременно преподнести дядюшке египетскую мумию. Это смех человека, в котором жив еще озорной мальчик, любитель смешных картинок.
  

* * *

   Или в последнем рассказе Пришвина купец повествует, как он уезжал теперь из Питера: "Ну, что ж, все слава Богу: билет в руках, за 10 рублей солдат мне окно в вагоне вышиб -- влез, все слава Богу..." Это -- смех человека, еще не потерявшего жизнерадостность.
   Или у четвертого автора: офицеры в офицерском собрании, в захолустной дыре, пьют и поют: "У попа была собака..." Это смех -- жуткий, кошмарный.
   Юмор, смех -- свойство живого, здорового человека, имеющего мужество и силу жить. В этом свойстве -- радость прежних реалистов и новореалистов -- и отличие новореалистов от писателей-символистов: у символистов вы увидите улыбку -- презрительную улыбку по адресу презренной земли, но никогда не услышите у них смеха.
   Вы смеетесь над своим противником: это знак, что противник вам уже не страшен, что вы чувствуете себя сильнее его, это уже -- знак победы. Мы слышим смех в произведениях новореалистов, и это говорит нам, что они как-то одолели, переварили вечного врага -- жизнь. Это говорит, что мы имеем дело с литературным поколением более здоровым и сильным, чем символисты. Реалисты жили в жизни; символисты имели мужество уйти от жизни; новореалисты имели мужество вернуться к жизни.
   Но они вернулись к жизни, может быть, слишком знающими, слишком мудрыми. И оттого у большинства из них -- нет религии. Есть два способа преодолеть трагедию жизни: религия или ирония. Новореалисты избрали второй способ. Они не верят ни в Бога, ни в человека.
  

* * *

   Но, вернувшись к жизни, новореалисты стали изображать ее иначе, чем это делали реалисты. И чтобы дать понятие об этой разнице, я сначала приведу вам пример.
   Не приходилось ли вам рассматривать в микроскоп маленький кусочек своей собственной кожи? Если придется, то, вероятно, первый момент вам будет жутко -- во всяком случае, вам, слушательницы: вместо вашей розовой, нежной и гладкой кожи -- вы увидите какие-то расселины, громаднейшие бугры, ямы; из ямы тянется что-то толщиной в молодую липку -- волос; рядом здоровенная глыба земли -- пылинка...
   То, что увидите, будет очень мало похоже на привычный вид человеческой кожи и покажется неправдоподобным, кошмарным. Теперь задайте себе вопрос: что же есть более настоящее, что же есть более реальное -- вот эта ли гладкая, розовая кожа -- или эта, с буграми и расселинами? Подумавши, мы должны будем сказать: настоящее, реальнее -- вот эта самая неправдоподобная кожа, какую мы видим через микроскоп.
   Вы понимаете теперь, что кажущаяся с первого взгляда неправдоподобность, кошмарность -- открывает собой истинную сущность вещи, ее реальность больше, чем правдоподобность. Недаром же Достоевский, кажется, в романе "Бесы", сказал: "Настоящая правда -- всегда неправдоподобна".
   Так вот: реалисты изображали кажущуюся, видимую простым глазом реальность; новореалисты чаще всего изображают иную, подлинную реальность, скрытую за поверхностью жизни так, как подлинное строение человеческой кожи скрыто от невооруженного глаза.
  

* * *

   Вот почему в произведениях новореалистов изображение мира и людей часто поражает преувеличенностью, уродливостью, фантастикой. Тот самый Передонов, о котором я упомянул раньше -- оплевывающий и пачкающий стены своей комнаты, -- это преувеличение, это, пожалуй, неправдоподобно, но это передает обывательский, мелочно-злобный характер Передонова лучше, чем страницы реалистического, точного описания его характера. Передонову всюду мерещится какая-то нечисть, серенькое что-то -- не то клубок пыли, не то чертячий щенок. Это серенькое всюду за ним гоняется, сторожит, -- и Передонов все время чувствует сзади эту нечисть, открещивается. Никакой такой штуки на самом деле и быть не могло, это неправдоподобно, но это сделано автором, чтобы дать читателю настроение человека, живущего в вечной атмосфере сплетен, подглядывания, подслушивания, пересудов прежнего русского уездного города. И это достигает цели.
   Или вот еще пример -- в романе Андрея Белого "Петербург", Тут и главное действующее лицо -- недоброй памяти обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев -- в романе он называется сенатор Аполлон Аполлонович. Так вот, у Аполлона Аполлоновича карета какой-то особенной геометрической формы. Формы правильного куба, и такая же геометрическая, кубическая у него комната. На самом деле, конечно, у Победоносцева -- и карета самой обыкновенной формы, и комната -- обыкновенная. Но этим подчеркиванием, в сущности, неправдоподобной кубичности -- автор дает правильное и навсегда запоминающееся впечатление необычайной канцелярской точности, аккуратности, буквоедства Победоносцева.
   Или из третьего автора. Надо описать двойственный, двуличный характер адвоката Семена Семеныча Моргунова. Автор делает это так: "Семен Семеныч моргал глазами постоянно: морг, морг -- совестился глаз своих. Да что глаза: он и весь подмаргивал. Как пойдет по улице да начнет на левую ногу припадать -- как есть весь, всем своим существом подмаргивает". Тут опять автор пользуется приемом преувеличения: конечно, весь, всем телом -- адвокат не подмаргивал. Но впечатление идущего по улице и прихрамывающего адвоката было именно такое: весь подмаргивает. И передавая это свое впечатление, автор, не говоря ни единого слова о двуличности Моргунова -- сразу рисует человека прехитрого, себе на уме.
  

* * *

   Когда я вам читал последний отрывок -- обратили ли вы внимание, что автор, пользуясь сравнением, нигде не говорит "как", "словно", "как будто", а прямо: "Семен Семеныч и весь подмаргивал. Как пойдет по улице -- всем своим существом подмаргивает".
   Прежний реалист непременно сказал бы осторожно: "Семен Семеныч как будто весь подмаргивал". Новореалист совершенно покоряется впечатлению, совершенно верит в то, что Семен Семеныч весь подмаргивал. Новореалисту это уже не кажется, для него это не "как будто", а реальность. И вот этой верой во впечатление -- автор заражает читателя. Образ становится смелей, дерзче, выпуклей. Эта манера писания называется импрессионизмом, от французского impression, впечатление. Прием этот для новореалистов очень характерен.
   Чтобы запечатлеть его в вашей памяти -- я приведу еще несколько примеров. Вот три строчки из стихотворения:
  
   Вдали лежала мать больна,
   Над ней склонялась все печальней
   Ее сиделка -- тишина.
  
   Реалист сказал бы... Новореалист совершенно верит своему впечатлению, что тишина -- сиделка, и напечатлевает смелый и яркий образ.
   Или вот еще образец из повести Сергеева-Ценского "Лесная топь": "Ходило кругом лесное и развешивало занавески из речного тумана над далью и перекатывало эту даль сюда вплотную".
   Впечатление сумерек, когда даль все больше скрывается за туманом, когда горизонт все суживается, мир стенами подступает все ближе -- автор передает так: "даль перетаскивало сюда, вплотную". Никаких "казалось", никаких "как будто" -- и это только сильнее убеждает, навязывает неправдоподобный как будто образ.
  

* * *

   Вспомните теперь, что говорилось раньше об изображении жизни символистами. У них -- действующие лица: Некто в сером, Человек с прописной буквы... Или у Сологуба, у которого много написано в духе символистов -- у Сологуба в романе "Навьи чары" какие-то неопределенные, неясные "тихие мальчики" в школе профессора Триродова. Или у Блока: Прекрасная Дама, Незнакомка, Снежная Дева. Тут всюду -- намеренная неясность и смутность изображения, намеренная неопределенность места действия, намеренное прикрытие туманом действующих лиц.
   Уновореалистов -- действие происходит в Петербурге; или в бурковском доме на Таврической улице (в "Крестовых сестрах" Ремизова); или в городе Алатыре, в городе Крутогорске. Действующие лица: преподаватель гимназии Передонов у Сологуба; сенатор Аполлон Аполлонович у Белого; чиновник Маракулин -- у Ремизова и т. д.
   У новореалистов, в противоположность символистам, действующие лица -- преувеличенно -- выпуклы, скулыггурны; краски -- преувеличенно -- режуще ярки. Вот вам наудачу 2-- 3 примера:
   В стихотворении Городецкого "Яга" описываются 3 брата:
  
   ...Как первый -- черноокий, а щеки-то -- заря...
   Второй -- голубоглазый, а волосы -- ни зги...
   А третий -- желто-рыжий, солома и кумач...
  
   Или в стихотворении Ахматовой: "Небо ярче синего фаянса".
   Или вот два отрывка из той же повести Сергеева-Ценского "Лесная топь" (стр. 176).
  

* * *

   Жизнь больших городов похожа на жизнь фабрик: она обезличивает, делает людей какими-то одинаковыми, штампованными, машинными. И вот, в стремлении дать возможно более яркие образы -- многие из новореалистов обратились от большого города -- в глушь, в провинцию, в деревню, на окраины.
   Все действие сологубовского романа "Мелкий бес" происходит в уездной глуши. Большая часть необычайных происшествий, чудес и анекдотов, творящихся с героями Ремизова, случилась в захолустьях.
   Алексей Толстой избирает своей специальностью изображение жизни российских степных дикарей-помещиков.
   У Бунина -- целые томы посвящены деревне.
   В стихах поэта Н. Клюева -- олонецкие скиты, старообрядцы, скитники, старцы, избяная, ржавая Русь.
   Тут новореалисты находят не только быт -- но быт сконцентрированный, устоявшийся веками, крепчайший, 90-градусный.
  

* * *

   Скажу короче: материал для творчества у новореалистов тот же, что у реалистов: жизнь, земля, камень -- всё, имеющее меру и вес. Но, пользуясь этим материалом, новореалисты изображают главным образом то, что пытались изобразить символисты, дают обобщения, символы.
   Леонид Андреев называет действующих лиц в "Жизни Человека" -- Человек, Жена Человека, Друзья Человека, Враги Человека -- для того чтобы раскинуть перед читателем широкий горизонт, чтобы заставить читателя задуматься о человеческой жизни вообще.
   Теперь возьмите новореалиста Ремизова. Вот у него в "Крестовых сестрах" -- бурковский дом. Из окна глядит вниз чиновник Маракулин, и внизу на дворе катается, подыхает кошка Мурка: кошку Мурку кто-то обкормил хлебными шариками с толченым стеклом. Визжит и катается кошка Мурка -- и Маракулину весь свет не мил, и пусть ничего бы не было, ни вот этого дома, ни электрического фонаря -- только бы не визжала кошка Мурка. Речь о Маракулине и Мурке. Но так это написано, что мысль читателя сразу переходит на всю Россию, обкормленную толченым стеклом и извивающуюся в муках, на весь мир, подыхающий от плодов старой культуры.
   Вы видите еще одну особенность новореалистов: они заставляют читателя приходить к обобщающим выводам, к символам, изображая совершенно реальные частности.
  

* * *

   Теперь относительно языка, относительно искусства слова у новореалистов.
   Ко времени появления новореалистов -- жизнь усложнилась, стала быстрее, лихорадочней, американизировалась -- в особенности это касается больших городов, культурных центров, для которых больше всего и пишут писатели. В соответствии с этим новым характером жизни -- новореалисты научились писать сжатей, короче, отрывистей, чем это было у реалистов. Научились в 10 строках сказать то, что говорилось на целой странице. Научились содержание романа втискивать в рамки повести, рассказа. Учителем в этом отношении был Чехов, давший убедительные образцы сжатости письма.
   О краткости -- я буду говорить кратко и напомню отрывок уже цитированного стиха Городецкого "Яга". Три брата:
  
   ...Как первый -- черноокий, а щеки-то -- заря...
   Второй -- голубоглазый, а волосы -- ни зги...
   А третий -- желто-рыжий, солома и кумач...
  
   (Объяснение.)
   С целью той же самой экономии слов и с целью живее передать впечатление движения жизни -- новореалисты избегают давать отдельные описания места действия или героев. Новореалисты не рассказывают, а показывают, так что и к произведениям их больше подходило бы название не рассказы, а показы. Теория сказа. Ну, вот вам пример.
   Два действующих лица: Иван Иваныч, высокий, уж старый и седой -- и Марья Петровна, коротенькая, маленького роста. Писатель-реалист прежней школы -- так бы и начал: Иван Иваныч был такой-то и такой-то, а Марья Петровна такая-то.
   Новореалист дает описание внешности героев каким-нибудь действием их: "Иван Иваныч надевал пальто. Кряхтел, суставы скрипели, руки уж плохо слушались. Попросил Марью Петровну помочь. И чтобы Марья Петровна достала, Ивану Иванычу пришлось, как всегда, подогнуться..." Описания наружности героев тут не дано, но оно ясно чувствуется между слов.
   Помните еще: описание характера адвоката Семена Семеныча Моргунова: "Семен Семеныч моргал постоянно: морг, морг -- будто совестился глаз своих. Да что глаза: он и весь подмаргивал. Как пойдет по улице да начнет на левую ногу припадать -- как есть весь, всем своим существом подмаргивает". Тут ни слова о хитрости, составляющей сущность характера Моргунова -- тут дано действие, и в действии сразу, кратко -- весь Моргунов, как живой.
  

* * *

   Немного раньше я говорил вам, что новореалисты в поисках за ярким, красочным бытом пошли в глушь, в деревню. Это наложило особый отпечаток на язык многих из них. Язык новореалиста обогатился чисто народными выражениями и оборотами, местными словами, которые в литературе русской были дотоле неизвестны. В этом отношении особенно много сделал Ремизов. Из поэтов-новореалистов, много работавших над своим запасом слов, упомяну Городецкого, Алексея Толстого, Клюева, Есенина.
  

* * *

   Когда мы разбирали символистов, упоминалось, что им, ввиду особой трудности их тем, пришлось технику пользования словом разработать до совершенства и в том числе применить музыку слова. Этот способ изобразительности от символистов унаследовали и новореалисты. Нечего и говорить, что музыку слова мы найдем в стихах новореалистов. Гораздо интересней, что ту же самую музыку слова, особенную настройку слов, заранее обдуманный подбор их, чтобы создать известное впечатление, мы найдем и в романах, и в рассказах некоторых новореалистов.
   Техника музыкального построения слов -- слишком сложна, чтобы говорить о ней сейчас, а я просто дам вам понятие несколькими примерами.
   Все в том же самом, уже упоминавшемся романе А. Белого "Петербург", один из героев, некий Александр Иваныч, проживает на чердаке. И вот однажды ночью -- он в бреду, и в бреду ему кажется, что к нему по деревянной лестнице поднимается статуя Петра Великого -- Медный всадник. Автор изображает это приблизительно так: "Перила скрипели. Громыхали по дереву шпоры Петра. И в черепе Александра Иваныча все быстрее вращались красные круги. И Александр Иваныч узрел: шпоры, и раструбы сюртука Петрова, и страшные руки..." Вы слышите: здесь все время звукира, ро, ру, ры. Специально подобраны грохочущие слова, и этими словами особенно ярко передано впечатление медной статуи, с грохотом шагающей по деревянной лестнице.
   Или вот из другого автора: "На Михайлов день снег повалил. Как хлынули белые хлопья -- так и утихло все. Тихим колобком белым лай собачий плывет. Молча молятся за людей старицы-сосны в клобуках белых..." Тут вы слышите повторение звуков хл, кл. Этим дается впечатление хлопьев, падающих, кружащихся хлопьев снега.
  

* * *

   Я сказал все, что хотел сказать о реалистах, символистах и новореалистах, представляющих новейшие течения русской литературы. Вкратце я повторю свои выводы.
   Развитие литературы шло диалектическим путем: развивалось явление, затем -- его противоположность, и наконец -- сочетание двух противоположных явлений.
   У реалистов -- земля, быт, то, что бывает, то, что может быть на земле.
   Они -- зеркало земли.
   У них -- земная религия, человекобожие.
   В противоположность реалистам, изображавшим тело жизни, быта, -- развилось течение символистов. Символисты давали в своих произведениях широкие, обобщающие символы жизни, то, что я называл скелетом жизни. Способ изображения у символистов был тоже -- скелетный, бесплотный. Трудность тем заставила символистов до высокой степени развить технику слова. Для них типичен религиозный мистицизм.
   Из сочетания противоположных течений реалистов и символистов возникло течение новореалистов, течение антирелигиозное. Трагедия жизни -- ирония. Новореалисты вернулись к изображению жизни, плоти, быта. Но, пользуясь материалом таким же, как реалисты, то есть бытом, писатели-новореалисты применяют этот материал главным образом для изображения той же стороны жизни, как и символисты. Типичные черты новореалистов:
   кажущаяся неправдоподобность действующих лиц и событий, раскрывающая подлинную реальность (вспомните пример: человеческая кожа сквозь микроскоп);
   передача образов и настроений одним каким-нибудь особенно характерным впечатлением, то есть пользование приемом импрессионизма;
   определенность и резкая, часто преувеличенная яркость красок;
   быт деревни, глуши, широкие отвлеченные обобщения -- путем изображения бытовых мелочей; сжатость языка; показывание, а не рассказывание; пользование народными, местными говорами; пользование музыкой слова.
  

* * *

   Обзор новейших течений литературы был бы не полон, если бы я не сказал ничего о так называемых футуристах, от латинского futurum -- будущники.
   Футуристы -- течение еще позднее возникшее, чем новореалисты. Это -- несомненно поросль от писателей-символистов.
   От символистов -- футуристы взяли идею, что слово -- само по себе, отдельно взятое, и даже не только слово -- отдельный звук, отдельная согласная или гласная вызывают в человеке некоторое представление. Идея эта имеет основания -- и в правильном ее применении у символистов дала богатые результаты. Но футуристы развили эту идею до крайних пределов, до нелепости. Они рассуждали так: если слова и звуки сами по себе вызывают представления -- нет надобности заботиться о том, чтобы слова были связаны какой-то общностью, нет надобности и в логической связи, другими словами: нет никакой надобности в содержании -- слова постоят сами за себя и произведут впечатление. Произведения, создаваемые на основании этой теории, то есть простой набор музыкально-звучащих слов и звуков, годились бы для людей, если бы они были лишены мыслительного аппарата и были бы снабжены только ушами, да и, пожалуй, ушами подлиннее обычных человеческих.
   До каких пределов доходили футуристы в своем пристрастии к крайним выводам, вы увидите из такого случая. На одном литературном вечере футуристов выходит поэт, говорит заглавие: "Поэма молчания". Затем стоит несколько минут, не говоря ни слова и сложивши вот так руки, -- и уходит. Вот и вся поэма.
   В дальнейшем футуристы немножко излечились от своих крайностей и стали создавать произведения более удобопонятные. У них можно отметить три особенности, кроме упомянутого уже пристрастия к звуковой стороне:
   это усиленное пользование приемом кратких, мгновенных впечатлений, которые я называл выше импрессионизмом;
   погоня за необычностью слов и тем во что бы то ни стало; и, наконец,
   выбор тем преимущественно из жизни большого города с его лихорадочным движением и мельканием.
   Если футуристам удастся еще больше освободиться от своих детских болезней и сосредоточить внимание на одной черте -- на изображении городской жизни, то, может быть, в будущем тем же самым диалектическим путем из сочетания новореалистов и футуристов получится новое жизнеспособное литературное течение. Пока что футуристы представляют собой только литературный курьез.
   Из всей группы футуристов выделился серьезный и талантливый поэт -- Маяковский. И чтобы вы имели представление о футуризме в лучшем значении этого слова, я прочту вам одно стихотворение Маяковского, где вы найдете все типические черты: импрессионизм, доведенный до крайних пределов; необычность образов и усиленное пользование музыкой слова.
  

* * *

   Мне осталось только несколько слов. Я хочу сказать, что я не настаиваю на том, что я безусловно правильно разделил писателей по направлениям и безусловно правильно описал каждое из направлений. Твердо установленных положений относительно новейшей литературы еще нет. Критики еще спорят. Я изложил свои мнения. Если они расходятся с другими -- что же: я предпочитаю ошибаться по-своему, чем быть правым по-чужому.
   Мне вспоминается одна индийская сказочка. Слепым предложили ощупать слона и потом рассказать, на что он похож по их мнению. Один ощупал ухо и сказал, что слон похож на лопух; другой пощупал ногу -- и сказал, что слон похож на столб -- только мягкий; третий пощупал хобот -- и сказал, что слон похож на колбасу. Это участь большинства литературных критиков: слишком большое явление представляет собой литература, чтобы охватить ее сразу.
   Быть может, и мне не удалось дать вам представление обо всем, о целом слоне: судить не мне. Если вышло так, то виноват не я, а виновата русская литература, ее сложность, ее широта, ее богатый расцвет.

Четверг, 5.DC 1918-го старого стиля.

  

КОММЕНТАРИИ

   Лекция была прочитана в Лебедянском народном университете 8 сентября 1918 г.
   Напечатана: Сочинения. Т. 4. Мюнхен, 1988 (под редакцией Е. Жиглевич и Б. Филиппова при участии А. Тюрина); Литературная учеба, 1988. No 5. С. 131-136 (публикация А. Стрижева).
   Конспект лекции (с. 295--296) публикуется впервые.
  
   С. 296. З<ахолустные> офицеры; у попа была... -- Замятин приводит пример из своей повести "На куличках" (1914) (см. наст. изд. Т. 1.С. 136-211).
   С. 298. ...печатавшиеся в "Знании" и "Земле". -- "Знание" (1903-1913) -- литературный сборник, издававшийся при активном участии М. Горького. В нем печатались писатели, демократически настроенные: Горький, Куприн, А. С. Серафимович, И. А. Бунин, В. В. Вересаев и др. Вышло 40 сборников. "Земля" (1908-1917) -- литературный альманах, вокруг которого группировались преимущественно писатели, близкие к натурализму, -- М. Арцыбашев, Ф. Сологуб, Е. Н. Чириков, одновременно здесь печатались и сотрудники "Знания".
   С. 299. "Я не либерал, не консерватор..." -- Замятин цитирует письмо Чехова А. П. Плещееву от 4 октября 1888 г.
   С. 306. ...двуличный характер адвоката Семена Семеныча Моргунова. -- Замятин обращается к примеру из своей повести "Уездное".
   С. 308 ... в городе Алатыре. -- Замятин приводит пример из своей повести "Алатырь".
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru