Балашов Николай Иванович
"Тереза Ракен"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Тереза Ракен

   24 декабря 1866 года Золя печатает в газете "Фигаро" новеллу "Брак по любви". Сюжет рассказа будет им использован впоследствии в романе "Тереза Ракен". К его созданию Золя приступил в феврале 1867 года. В отличие от "Завета умершей", новый роман писатель предназначал для журнала. "Меня не устраивает задыхающийся, обрываемый изо дня в день фельетон ежедневных газет. Мне хочется давать каждый раз по большой части. Итак, я Вам предлагаю, -- обращался Золя в письме от 12 февраля 1867 года к писателю Арсену Уссейю -- редактору журналов "Артист" и "Обозрение XIX века", -- роман из шести частей, каждая из которых равна по объему моему этюду об Эдуарде Мане. В качестве сюжета я возьму историю, о которой я кратко рассказал недавно в "Фигаро"...
   Скажите -- да, и я примусь за работу. Я чувствую, что это будет лучшим произведением моей юности. Сюжет целиком захватил меня, я живу вместе с персонажами". 4 марта 1867 года Золя отдал Арсену Уссейю первую часть "Брака по любви" (роман сохранил заглавие новеллы).
   Золя работал увлеченно. "Я очень доволен психологическим и физиологическим романом, который я скоро опубликую в "Обозрении XIX века"... Мне кажется, я вложил в этот роман свою душу и плоть. Боюсь даже, что вложил в него слишком много плоти и вызову волнение у господина имперского прокурора. Ну что ж! Несколько месяцев тюрьмы меня не пугают" (из письма к А. Валабрегу от 29 мая 1867 г.). Работу над рукописью Золя закончил 4 сентября 1867 года.
   После неоднократных оттяжек Арсен Уссей наконец решился опубликовать роман, но не в "Обозрении XIX века", а в "Артисте", в августовском, сентябрьском и октябрьском номерах.
   Отдельное издание "Терезы Ракен", вышедшее 7 декабря 1867 года, тотчас же породило ожесточенную полемику. Буржуазно-охранительная критика ополчилась на роман, в котором она увидела образчик ненавистного ей реализма. "Эта книга жуткого реализма... -- негодует литературный обозреватель газеты "Ле Пэи" Пеллерен в рецензии от 5 января 1868 года. -- Я верю, что книгу ждет успех, но этот успех будет отвратителен. Во всяком случае, я полагаю, что разум лучше использовать для чего-либо другого, нежели создание книг, польза от которых, с точки зрения морали, более чем сомнительна".
   "В "Терезе Ракен" есть картины, которые достойны быть выставлены как образцы самого энергичного и самого отталкивающего из того, что может породить реализм", -- писал о романе Гюстав Ваперо. Любопытно, что Ваперо хотелось, чтобы автор привел "двух обезумевших от содеянного преступления сообщников в зал суда и оставил их там, дабы закончить всю психологическую историю тремя или четырьмя строчками из уголовной хроники". Ваперо, сам того не ведая, оказался в роли осмеянного Золя чиновника Гриве, мечтавшего, чтобы каждое преступление непременно раскрывалось, а злодеи подвергались заслуженной каре.
   Не менее поверхностно и тенденциозно "Тереза Ракен" была разобрана в статье "Растленная литература" ("Фигаро", 23 января 1868 г.), подписанной псевдонимом Феррагюс, под которым выступал буржуазный республиканец Луи Ульбах. "Тереза Ракен", по его мнению, вобрала в себя "все гнилье" "чудовищной школы романистов", к которой он отнес братьев Гонкуров, Фейдо и Золя. Ульбах обвинил этих писателей в использовании средств, "которые развращают", в обольщении читателя зрелищем "отвратительного и ужасного", в обращении к самому "низкому... животному инстинкту в человеке". "Что же касается "Терезы Ракен", -- негодует Ульбах, -- то это скопище кошмаров, превзошедших все ранее известное".
   Обвиняя Золя в смаковании отвратительного, безобразного, Ульбах обнаружил свое непонимание и авторского замысла, и объективного звучания романа. Золя и не предполагал описывать нравственные страдания и раскаяние Лорана, как хотелось бы Ульбаху. Лоран для художника не "человек вообще", а тип современного ему эгоиста, у которого "под черепом" таился идеал рантьерского бытия, ради достижения которого он готов использовать любые средства. Текст романа неоднократно подкрепляет замысел Золя: "Угрызения совести носили у него чисто физический характер. Утопленника боялись одни лишь расшатанные нервы, его тело, трусливая плоть. Совесть же его отнюдь не участвовала в этих страхах, он ничуть не сожалел, что убил Камилла... он снова совершил бы убийство, если бы решил, что того требуют его интересы".
   Приписав всему роману те качества, которые особенно проявились в его финале, как дань увлечения Золя физиологизмом, и Ваперо, и Пеллерен, и Ульбах прошли мимо иронии и сатиры, которые в "Терезе Ракен" сильнее, чем в любом предшествующем произведении, били по буржуазному эгоизму и мещанскому ханжеству.
   Разоблачительные стороны романа, его антибуржуазный пафос были тонко подмечены русской революционно-демократической критикой. "Первый роман Золя, обративший на него внимание публики -- ThИrХse Raquin, -- отлично задуманный, но чуждый всякого политического элемента, -- писал в некрасовских "Отечественных записках" (1873,  7) А. Плещеев. -- Он построен на психологическом мотиве, несколько совпадающем с мотивом "Преступления и наказания" Достоевского... Драма эта производит тем более сильное впечатление, что она совершается среди самой пошлой, буржуазной обстановки, мастерски обрисованной автором. Здесь уже мы встречаем замечательную способность к анализу, энергию, оригинальность формы и обилие характерных деталей, показывающих в Золя большую наблюдательность".
   Оценку Плещеева разделял страстный пропагандист творчества Золя в России В. Чуйко. В обширной статье "Современный французский роман" ("Искра", 24 мая 1873 г.,  29) Чуйко подчеркивал глубокий характер исследования в "Терезе Ракен" "тех внешних влияний буржуазной среды, которая способствовала развитию таких темпераментов и той мещанской обстановки, которая своим реализмом оставляет такое же глубокое впечатление, как и Madame Bovary Флобера".
   Однако у себя на родине Золя встретил поддержку, сочувствие и понимание у самых крупных критиков и писателей эпохи. Виктор Гюго обратился к нему из изгнания: "Дорогой и красноречивый собрат! У Вас точный рисунок, смелые краски, рельефность, правдивость и жизненность, -- продолжайте Вашу серьезную работу".
   Внимательно следя за развернувшейся атакой на "Терезу Ракен", Гонкуры писали Золя: "На стороне Вашей книги все наши симпатии, мы выступаем вместе с Вами за идеи, принципы, за утверждение прав современного искусства на Правду и Жизнь".
   Пространный благожелательный отзыв прислал на роман незадолго до своей смерти Сент-Бев: "Ваше произведение замечательно, добротно, и в некоторых отношениях оно может составить эпоху в истории современного романа".
   Совершенно естественно, что роман "Тереза Ракен" был высоко оценен Тэном. Критику-позитивисту была близка натуралистическая концепция Золя, и в его отзыве по существу мы находим оправдание наиболее слабых сторон творческого метода писателя.
   В предисловии ко второму изданию "Терезы Ракен" Золя заявил о своей принадлежности к "группе писателей-натуралистов" и четко сформулировал характерные черты "научного" метода, примененного им в своем романе. "В "Терезе Ракен", -- писал он, -- я поставил перед собой задачу изучить не характеры, а темпераменты... Тереза и Лоран -- животные в облике человека, вот и все... Любовь двух моих героев -- это всего лишь удовлетворение потребности; убийство, совершаемое ими, -- следствие их прелюбодеяния, следствие, к которому они приходят, как волки приходят к необходимости уничтожения ягнят".
   Понятию типа и социального характера, введенного в обиход еще Бальзаком, Золя противопоставил темперамент, физиологическую конституцию; исследованию страстен и социальных пружин, управляющих человеческой психологией, он противопоставил клинический анализ человека-зверя, подвластного лишь инстинктам. Субъективно писатель полагал, что, вводя в литературу естественно-научные открытия (теорию Дарвина, перенесенную на общественные явления) и данные физиологии, он новаторски продолжает реализм Бальзака и Стендаля. Объективно же натуралистическая эстетизация примата инстинкта над разумом, подмена, определяющая роль социальных и исторических факторов формирования личности биологической обусловленностью, могли завести художника только в тупик.
   "Пренебрежение к социальной базе, -- справедливо писал Барбюс в книге "Золя", -- и к социальной механике, к потребностям, к целям и подготовительным шагам современного общества, исключение всякой "морали" из отвращения к определенной морали, всякой политики из ненависти к определенным политикам... было серьезным промахом того, кто претендовал "изучить человека наших дней в целом".
   Эти промахи лишили бы произведения Золя почти всей их социальной значимости, если бы в ходе своей литературной деятельности он их не исправил".
   Не пройдет и года после завершения "Терезы Ракен", как Золя попытается выйти на простор подлинно новаторского искусства реализма. Уже в 1868 году у него созревает план многотомного цикла социальных романов об эпохе "безумия и позора".
   Существенно, однако, подчеркнуть, что художник и в "Терезе Ракен" оказал сопротивление мертвящей схеме натурализма. Идеи, высказанные в предисловии-манифесте, не нашли последовательного воплощения в романе. В "Терезе Ракен" резко столкнулись два противоположных видения мира, два подхода к человеку. Во второй части романа, воссоздающей картину патологических переживаний Лорана и Терезы после свершенного ими преступления, возобладала натуралистическая схематизация. В первой части на передний план выдвинулась правдивая картина быта и нравов парижских чиновников и мелких буржуа. Художник рисует сатирические портреты людей духовно ничтожных, для которых "высшее счастье -- ничего не делать". Золя мастерски воссоздал монотонность ритма жизни, удручающую пустоту, затхлый провинциализм парижан, собиравшихся по четвергам в гостиной госпожи Ракен. Общность эгоистических интересов свела их всех под одну крышу. Равнодушие, взаимную отчужденность они прятали под маской лицемерия. Каждый видел в другом лишь средство для утоления своих прихотей и страстей; потребовалось Лорану в игре, которую все они молчаливо вели друг с другом, занять "место Камилла", и он осуществил свой замысел, ибо, уничтожив Камилла, он надеялся приобрести вожделенные "покой и праздность". Не человек убийца по природе, а преступна та мещанская, буржуазная среда, которая порождает лоранов. Эгоизм и погоня за чистоганом, царящие в буржуазном обществе, вызывают нравственную деградацию и одичание человека. Такова идея романа. Его критическая направленность неоспорима. Мрачные краски романа контрастируют с духом парадного карнавала, разыгравшегося в Париже в 1867 году, когда фасад Империи украсила Всемирная выставка. Золя провел читателя в Париж с черного хода, обнажив страсти и преступления, творимые в родившейся из преступления Империи.
   На социальный подтекст романа обращал внимание и сам Золя. В ответе Феррагюсу-Ульбаху ("Фигаро", 31 января 1868 г.) он отмечал, что "Тереза Ракен" навлекла на себя гнев критики, ибо ей, так же как толпе обывателей, ближе "красивая ложь", "балаганные подделки" и "феерические апофеозы", нежели роман, в котором "правда, как огонь, все очищает".
   "Тереза Ракен" в 1873 году была переработана Золя в одноименную драму. Роман неоднократно использовался в XX веке в киноискусстве. 12 октября 1957 года на экранах парижской студии телевидения шла драматическая обработка романа -- "одна из лучших" в этом жанре, как писала газета "Юманите".
   В России впервые была опубликована драма "Тереза Ракен" в журнале "Дело" (февраль 1874 г.). Роман "Тереза Ракен" вошел в Полное собрание сочинений Эмиля Золя, под редакцией М. В. Лучицкой, Киев, 1903, т. 37. "Тереза Ракен" ("Убийцы") издавалась в Петербурге в 1891 году.

----------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Золя Эмиль. Собрание сочинений в 26-ти томах. Том 1: Сказки Нинон. Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен. Новеллы и романы. -- Москва: Гос. издательство худ. литературы, 1961.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru