Емельяников Сергей Павлович
"Жерминаль"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Емельяников Сергей Павлович.
"Жерминаль"

   В письме к своему другу Эдуарду Роду 16 марта 1884 года Эмиль Золя сообщает, что подбор необходимого материала для задуманного им большого "социалистического романа" приближается к концу и в недалеком будущем он намерен начать непосредственную работу над книгой. Третьего апреля он пишет Антони Гийоме, что принялся за роман, действие которого "развертывается на одной из угольных шахт, а его центральным сюжетным узлом является стачка углекопов... Боюсь, -- продолжает Золя, -- что это сочинение доставит мне немало хлопот".
   Первого декабря в письме Эдмону Гонкуру Золя сетует, что он очень занят, так как работа над книгой продвигается с невероятным трудом. "Я предполагаю закончить ее недель через шесть. Это будут тяжелые недели! Но, если начало романа вам понравилось, я рад; это свидетельствует о том, что я еще не сошел с ума, как иногда мне кажется".
   В приведенных письмах Золя речь идет о романе "Жерминаль" -- тринадцатой книге "Ругон-Маккаров".
   Писатель работал над "Жерминалем" с большим творческим подъемом и увлечением, хотя и не один раз жаловался, что "эта дьявольская книга -- трудный орешек!" Наконец 25 января 1885 года он извещает своего издателя Жоржа Шарпантье, что "Жерминаль" закончен. Вместе с письмом он отправляет Шарпантье две последние главы. Судя по письмам, роман, вероятно, был начат во второй половине марта и закончен через десять месяцев, 25 января 1885 года.
   Еще до того, как был завершен "Жерминаль", его публикацию предприняла газета "Жиль Влас", правда, роман печатался с сокращениями, которые были отмечены многоточиями. По поводу этих сокращений в письме Анри Сеару от 18 января Золя отмечает, что журнальный вариант не дает истинного представления о книге в целом. Первое отдельное издание вышло в марте 1885 года.
   Появление на прилавках книжных магазинов жестокого в своей правде произведения о жизни углекопов и их борьбе за свои права дало официальной критике повод вновь ополчиться против создателя "Ругон-Маккаров". В "Жерминале" была сконцентрирована такая сила идейного и морального воздействия, а убедительность художественных образов и их жизненность столь велики, что он буквально ошеломил читателей. Одних он заставлял задуматься над тем, о чем они упорно не желали думать, других убеждал в необходимости избавления от невыносимого социального гнета. Сразу же после публикации "Жерминаля" в печати появилось несколько критических статей, стремившихся любыми путями приглушить звучание произведения. Некоторые литераторы из лагеря буржуазной критики, в частности Анри Дюамель, упрекали Золя в том, что он оболгал рабочих, что он искаженно представляет себе жизнь, быт и условия труда шахтеров и т. д.
   Четвертого апреля 1885 года Золя в письме к Ф. Маньяру, отвечая на эти упреки, говорит: "Сегодня утром я прочитал статью господина Анри Дюамеля. Он обвиняет меня в том, что выведенная в моем романе женщина, работающая под землей, не что иное, как плод моей фантазии. Но ведь сам же Дюамель утверждает, что вплоть до 1874 года (19 мая 1874 года был издан закон, запрещавший женщинам работать в шахте. -- С. Е.) такие случаи имели место во Франции, а в Бельгии они наблюдаются и по сей день. События, отображенные в моем романе, происходили между 1866 и 1869 годами. Следовательно, я имел все основания использовать существующие факты, которые необходимы были для моей книги. Дюамель утверждает, что в романе не указано время, когда происходят события, что моя забастовка -- это прошлогодняя анзенская забастовка углекопов. Господин Дюамель глубоко заблуждается. Я взял и синтезировал все забастовки, которые потрясали конец Империи около 1869 года, и, в частности, забастовки, имевшие место в Обене и Рикамари. Чтобы убедиться в этом, достаточно перелистать газеты того времени. Кстати, если Анри Дюамель согласен с тем фактом, что в 1868 году двести женщин были заняты на подземных работах, то, я думаю, мне позволительно было описать хотя бы одну женщину, которая трудилась в забое в 1866 году.
   Аналогичный ответ по поводу заработной платы. Известно, что в конце Империи страну охватил промышленный кризис. Я утверждаю, что заработная плата в то время была такой, какую я указал в романе. Я располагаю на этот счет подтверждениями, которые слишком многочисленны, чтобы их здесь приводить... Меня упрекают также в неуемном биологизме, в заведомом искажении жизни несчастных тружеников, при мысли о которых мои глаза наполняются слезами. На каждое обвинение я готов ответить документом".
   Золя действительно располагал огромным количеством документов. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к его подготовительным материалам, относящимся к "Жерминалю". Они составляют два больших тома [В Национальной библиотеке в Париже хранятся четыре тома рукописей, относящихся к "Жерминалю": первый и второй тома -- текст романа, третий и четвертый -- подготовительные материалы] (третий и четвертый тома рукописей): том третий -- "Аналитический план" (1-100 стр.); "Набросок" (401-499 стр.). Том четвертый -- "Персонажи" (1-96 стр.); "Болезни шахтеров" (97-107 стр.); "Планы местностей, дома шахтеров и др." (108-116 стр.); "Заметки главного инженера шахт" (117-150 стр.); "Забастовки в Рикамари, Обене, Крезо, Фуршамбо, Монсу в др." (151-207 стр.); "Заметки об Анзене" (208-321 стр.); "Словарик технических терминов и инструментов шахтеров" (322-324 стр.); "Заметки об угольных кризисах и забастовках" (325-341 стр.); "Заметки о социализме, рабочем вопросе и Интернационале" (342-370 стр); "Общество в Монсу. Общество в Анзене" (371-376 стр.); "Жалобы шахтеров" (377-384 стр.); "Заметки о книге Симонена "Подземный мир"" (385-397 стр.); "Забастовка в Анзене в 1884 году" (вырезки из газет и другие документы) (398-414 стр.); "Разное" (среди материалов -- заметки о Жюле Геде) (415-453 стр.).
   Золя черпал эти материалы из газет "Кри дю пепль", "Энтрапсижан", "Эко дю Нор" и других. Для различных справок он использовал книги: Гюйо "Промышленные кризисы"; Симонена "Подземный мир"; Э. де Лавелей "Социализм"; Жюля Симона "Работница" и другие.
   В "Жерминале" как в составной части всей серии "Ругон-Маккаров" должны были найти отображение события времен Второй Империи. Однако проблемы, поднятые в нем, свидетельствуют о том, что, создавая историческое произведение, писатель насытил его животрепещущим материалом, черпая факты из действительности Третьей республики. Поэтому "Жерминаль" вышел за рамки исторического повествования и превратился в политически злободневное для восьмидесятых годов произведение.
   Значительному росту капиталистического производства во второй половине XIX века способствовало развитие науки и техники, целый ряд выдающихся открытий в различных областях знаний. Производство железа и стали возросло в три раза, количество паровых двигателей в промышленности увеличилось больше чем в четыре раза, длина железных дорог возросла почти в пять раз. В эти годы завершался промышленный переворот. Однако мелкое производство устранено не было. Шла концентрация и денежного капитала, которая вела к сосредоточению огромных богатств в руках немногих.
   Золя верно подметил историческую неизбежность гибели мелких предпринимателей, поглощение их крупными акционерными компаниями. "Наступала гибель единоличных предприятий мелкого масштаба, исчезновение в недалеком будущем отдельных хозяев, которых одного за другим пожирает ненасытный капитал, затопляя их мощным приливом крупных акционерных обществ". Он проиллюстрировал эту мысль на примере судьбы мелкого шахтовладельца Денелена, который после упорной, изнурительной борьбы вынужден был сдаться на милость Компании Монсу, уступив ей свои владения за бесценок.
   Мелкая буржуазия открыто выражала свою неудовлетворенность существующим порядком вещей, правда, недовольство ее отнюдь не затрагивало, да и не могло затрагивать основ капиталистических правопорядков, которые ее великолепно устраивали, -- оно было вызвано угрозой разорения, стремительным натиском крупной буржуазии.
   Вместе с том концентрация промышленности, объединение пролетариев в большие коллективы способствовали сплочению рабочего класса и активизации стачечной борьбы. И не случайно Золя местом действия своего романа избрал угольный район, а героями сделал шахтеров. Изучая документы о рабочем движении своего времени, он увидел, что больше всего стачек и волнений происходило в угольных районах. Это говорило о том, что шахтеры были одной из наиболее революционно активных групп рабочего класса.
   Не случайно и действие романа отнесено к 1866-1869 годам, хотя сначала, размышляя над общим планом серии "Ругон-Маккары", Золя предполагал написать роман из жизни рабочих, опираясь на материалы событий революции 1848 года. Оживление стачечного движения в конце шестидесятых годов не могло пройти мимо зоркого глаза такого художника, как Золя.
   Особенно значителен подъем стачечного движения был в 1869 году. Волна стачек и забастовок прокатилась по всей стране. Бастовали горняки Луарского каменноугольного бассейна, продукция которого в эти годы составляла свыше 25 процентов продукции всей каменноугольной промышленности Франции; горняки Анзенских копей Северного бассейна, на которых было занято несколько тысяч рабочих; горняки каменноугольных копей в департаментах Гар и Тарн. Наряду с шахтерами в стачках участвовали рабочие самых разных профессий. Они требовали повышения заработной платы, сокращения рабочего дня, ликвидации грабительских штрафов и других незаконных взысканий.
   Многие стачки были длительными. Такова была стачка шахтеров Кантонского рудника района Сент-Этьен, начавшаяся в июне 1869 года с требованием пересмотреть тариф заработной платы и сократить рабочий день. Она была подавлена правительственными войсками. Многие участники стачки была арестованы, семьдесят человек привлечены к суду, шестьдесят из них посажены в тюрьму на разные сроки.
   В феврале 1884 года, когда писатель уже с головой ушел в работу над романом, в Анзене вспыхнула забастовка углекопов, которая продолжалась около двух месяцев. Золя поспешил отправиться туда, сопровождая депутата Жиара в качестве личного секретаря. Он присутствовал там на собраниях шахтеров, бывал в кафе, которые посещали рабочие, внимательно прислушивался к разговорам углекопов, стараясь возможно больше узнать об их жизни и быте, об их тяжелом труде, об их чаяниях и надеждах. Собранные Золя материалы, касающиеся бытовых условий, условий труда рабочих, профессиональных болезней шахтеров, составляют около ста рукописных страниц!
   Писатель осмотрел устройство шахт, спускался под землю. Вот что он записал после ознакомления с подземными условиями труда:
   "Наконец мы в глубине забоя... Дли одного рабочего нужно три метра, пятеро рабочих могут работать один над другим. Они должны время от времени ставить крепления... Рабочий ложится на бок и скалывает наискось. Я видел одного из них, совершенно голого, кожа его была черной от угольной пыли, белели только глаза и зубы. В забое, где я находился, было много рудничного газа... Забой был сухой, другие -- сырые, на забойщиков течет вода. К жаре присоединяется еще и вода".
   Анзенские события оказали заметное влияние на роман Золя. В этой связи целесообразно привести выдержку из книги французского историка Левассера, в которой говорится о забастовке в Анзене: "Каменноугольная компания в Анзене, доходы которой упали в 1882 году на четыре пятых по сравнению с пятью послевоенными годами, решила и целях экономии возложить работу по креплению шахт на забойщиков, несколько повысив им оплату. До того крепление поручалась специальным ремонтным рабочим, набиравшимся из старых шахтеров, частично утративших трудоспособность. Тяжесть этого мероприятия была усилена одновременным снятием с работы 140 углекопов. Была объявлена забастовка (21 февраля 1884 года). Рабочие протестовали против нового порядка и против условий торгов на забойные участки. Это была одна из наиболее значительных забастовок по числу участников. Она выделялась также своей продолжительностью, затянувшись до второй половины апреля. Длительность забастовки обусловливалась получением нескольких субсидий и возбуждением, посеянным вожаками, призывавшими к сопротивлению администрации. 9 апреля рабочие делегаты постановили не возобновлять работы до восстановления прежних порядков, при условии, что уволенные углекопы будут возвращены на работу, а заработная плата будет выдана за все время забастовки. Однако силы стачки истощились сами собой (18 апреля), Компании не пришлось удовлетворять эти требования" [М. Клеман, Эмиль Золя, Гослитиздат, 1934, стр. 162].
   Сосредоточив свое внимание на изображении подневольной жизни, труда углекопов, Золя на примере нескольких поколений семьи Маэ показал судьбу любой шахтерской семьи того времени. Более ста лет Маэ трудились на угольных копях: и дед Бессмертного -- Гийом Маэ, и отец, Никола Маэ, который погиб в шахте сорока лет от роду во время обвала, три брата его и два дяди, которых тоже поглотила шахта.
   Сам Бессмертный восьмилетним мальчиком впервые спустился в шахту. Был он подручным у забойщика, был он в откатчиком, восемнадцать лет проработал забойщиком. Несколько раз его вытаскивали из шахты изодранного и измятого, его заливало водой, засыпало землей. Более полувека трудился он под землей. Много раз участвовал в забастовках. Эксплуататоры выжали из него все соки, а затем выбросили на улицу, обрекая на голодную смерть.
   И как параллель потомственным углекопам Маэ, Золя вывел в романе семью паразитов -- рантье Грегуаров. Он сделал явным скрытый характер эксплуататорской сущности добреньких хозяев Пиолены, которые уютно и беззаботно живут за счет труда многих и многих задавленных тяжелой нуждой углекопов.
   "...Перехожу к рабочим, -- говорит Золи в "Наброске", -- вот главные моменты борьбы. Страшная нужда приводит их к возмущению, они объявляют забастовку. В это время Компания, сама пострадавшая в связи с промышленным кризисом, хочет еще более понизить заработную плату, результатом чего и является бунт".
   Воссоздавая картину восстания углекопов, эту знаменательную схватку угнетенных и угнетателей, труда и капитала, писатель стремился раскрыть существо происходивших социальных конфликтов.
   "Описание революционного шествия толпы... -- Так излагает Золя содержание пятой части книги в своем предварительном плане. -- Нестройное пение "Марсельезы", крики: "Хлеба! хлеба!" Искаженные лица, растрепанные волосы, вся сцена происходит при заходе солнца, которое заливает шествие кровавыми лучами; страшная картина восстания, пробуждения, которое когда-нибудь все сметет... Нужно, чтобы дуновение его сказывалось на лицах. ("Да здравствует социальная республика! Смерть буржуазии!")".
   Читатель невольно вспоминает все предшествовавшие события, которые переполнили чашу терпения углекопов, объединили их на борьбу за справедливость.
   "Свирепость схватки. И в конце концов -- голод и поражение: рабочие сдаются и снова принимаются за работу. Однако надо закончить грозным утверждением, что это поражение случайное, что рабочие склонились только перед силой обстоятельств, но в глубине души мечтают только о мести".
   Шахтеры потерпели поражение, они вынуждены были возобновить работу, так и не добившись удовлетворения своих требований. Но они не были побеждены. Грозная черная рать готовилась к новым боям, которые в будущем преобразуют этот одряхлевший буржуазный мир. Забастовка углекопов, которая, как отмечал Золя в предварительных материалах, означает "состояние войны между классами", стала и школой формирования политического сознания углекопов, таких, как Этьен Лантье, жена Маэ и другие.
   Работая вместе с шахтерами, живя с ними бок о бок, Этьен Лантье все чаще и чаще стал задумываться над тем, почему одни живут в нищете, а другие -- в довольстве? Почему одни угнетают других? Долгие и мучительные поиски ответа в беседах с шахтерами, в многочисленных книгах, в размышлениях над жизнью людей труда формировали его сознание. Правда, еще многого он не понимал, но над всем теперь "главенствовала незыблемая идея Карла Маркса: капитал есть результат ограбления, труд имеет право и обязан отвоевать украденное у него добро". Однако в силу того, что Золя не имел ясного представления о законах исторического развития и путях общественной борьбы, он не смог в своей книге показать вожака-революционера, вооруженного передовым пролетарским мировоззрением, хотя и говорил, что "Этьен готовится к Коммуне".
   В рукописях Золя, как об этом свидетельствуют подготовительные материалы, сохранилось около двадцати вариантов названия романа. Все они подчеркивают основную идею книги -- идею предстоящей борьбы и неизбежного крушения существующих социальных устоев: "Дом трещит", "Надвигающаяся гроза", "Прорастающее семя", "Сгнившая крыша", "Дыхание будущего", "Кровавые всходы", "Подземный огонь" и другие.
   Название "Жерминаль", на котором остановил свой выбор Золя, пожалуй, лучше всего определяет и подтверждает главную мысль, заложенную в романе: "Роман -- возмущение рабочих... он... предсказывает будущее, выдвигает вопрос, который станет актуальным в XX веке. В этом все значение книги".
   "Жерминаль" -- седьмой месяц (с 21 марта по 19 апреля) календаря, установленного во время французской революции 1789-1793 годов. Месяц, когда начинается весеннее пробуждение природы, когда набухают почки, прорастают семена... Это название утверждает молодость и неистребимость сил народа. "Я хотел бы закончить Жерминалем, -- писал Золя. -- Все работают в глубине. Мрачная злоба, подземные удары кирок, молчание, таящее бурю будущего... а вверху цветущий апрель, над полями встает солнце. Покой, прекрасное прохладное утро. Затаенный гул земли и семена нового века, еще не взошедшие, но уже пробивающие почву. Они недаром боролись и страдали. Грядущий день". Эта большая вера в будущее переустройство общества выражена в заключительных строках романа.
   По предложению театра "Шателе" Золя вместе с Бюзнахом инсценировал "Жерминаль". Создавая сценический вариант, писатель стремился полнее использовать возможности театра для показа массовых сцен. Он предполагал поставить спектакль по античным образцам с введением хора. Работа над пьесой, состоявшей сначала из двенадцати картин, была завершена в августе 1885 года. Однако театр, познакомившись с пьесой, отказался ее ставить из-за трудности найти столь большое количество артистов, которых требовали массовые сцены. Но главным препятствием для постановки оказалась цензура.
   Вечером 27 октября, когда Золя был у Шарпантье, "он сообщил нам, -- пишет в своем дневнике Э. Гонкур, -- что постановка "Жерминаля" запрещена. Справедливо возмущенный, он заявил, что ни перед чем не остановится, что пойдет на все". Золя вложил много сил и энергии, чтобы добиться разрешения на постановку полного варианта пьесы. Но все было напрасно. Несмотря на протест Золя, пьеса "Жерминаль" была поставлена 21 апреля 1888 года с большими сокращениями. Золя на спектакле не присутствовал.
   Во Франции в течение только одного 1885 года разошлось несколько изданий "Жерминаля". В этом же году он был переведен в ряде стран Европы. В конце 1885 года редактор брюссельской газеты "Пепль" Жан Вольдер обратился к Золя с просьбой позволить напечатать его роман. На это Золя в письме от 15 ноября ответил: "Берите и печатайте "Жерминаль". Я отказываюсь от вознаграждения... так как ваша газета защищает угнетенных".
   Роман привлекал читателей не только новизной темы, но прежде всего смелостью постановки проблем и глубоко правдивым воссозданием жизни шахтеров.
   О "Жерминале" было написано много статей. Критики непредубежденные высоко оценивали это произведение. Очерк Жоржа Монторгея о "Жерминале", статьи Лири Сеара и Эдуарда Рода, опубликованные в 1885 году, положительно оценивали роман, отмечая его правдивость и силу художественной выразительности.
   Эдмон Дешан, в частности, писал в газете "Происшествия": "Еще ни один из его романов не был менее похож на роман, чем эта книга, где в каждой строчке видно серьезное изучение социальных наук, знакомство с немецкими и английскими социалистами и философами, наконец, влияние долгих бесед с Тургеневым".
   Ги де Мопассан в письме к Золя из Италии летом 1885 года говорит, что, направляли, в Палермо, он взял с собой в дорогу "Жерминаль". Так как сам он из-за болезни глаз читать не мог, книгу прочел ему сопровождавший его друг. "Жерминаль" произвел на Мопассана большое впечатление. "Я считаю этот роман, -- указывает он, -- самым мощным и самым поразительным из всех наших произведений... картины вашего романа стоят перед глазами и мыслью, точно воочию видишь все это.
   Добавлю, что здесь, в стране, где вас так любят, я ежедневно слышу разговоры о "Жерминале". Газеты Палермо, Неаполя и Рима страстно полемизируют по этому поводу".
   Представители же лагеря реакции пытались принизить значение проблем, поднятых в "Жерминале", обвинить Золя в извращенном, одностороннем изображении жизни углекопов, в любовании их невежеством. Так, критик Квидам из "Фигаро" писал: "Я слышал от людей безусловно компетентных, что неумный и грубый натурализм "Жерминаля" совершенно неестествен. Характеры углекопов неправдоподобны. Сведения о населении, местности и быте рабочих, какими их рисует нам Золя, очень спорны и частью неточны... Углекопы сейчас в моде, немало наблюдателей изучают их работу под землей и на земле, их стачки и домашний быт. Им посвящены книги и даже картины, как, например, мрачная "Стачка шахтеров" Ралли или известный роман Жорж Санд "Черный город", где кузнецы в ее изображении составляют такой разительный контраст с углекопами Золя. Они имеются в книге Шербюлье "Оливье Моган", в одном из последних романов Мориса Тальмейера, в такой захватывающей, мощной и печальной книге, где автор говорит о жизни и смерти углекопов -- этих рабов угля.
   Так что, имея столько данных, мы можем сравнить и сделать выводы... те, кто видел и кто знает, находят, что рабочий в "Жерминале" не настоящий северный фламандский рабочий".
   Нашлись и такие, кто утверждал, что "Жерминаль" -- произведение несамостоятельное, что Золя многое позаимствовал из книг других писателей. На эти клеветнические обвинения весьма обстоятельно ответил Морис Франс в "Оторите" 3 мая 1886 года:
   "...Что касается господина Золя, то кличка плагиатора ему уже приклеена: со времени выхода в свет "Западни", когда его обвинили в том, что он списал "Le sublime" господина Дени Пуло. И вот теперь. -- "Жерминаль". Ему бросают в лицо обвинение в использовании романа Мориса Тальмейера "Le Grisou". Я имею честь лично знать, господина Тальмейера, он мне весьма симпатичен, я высокого мнения о его таланте; "Le Grisou" -- произведение значительное, которое надо читать, Но именно этот случай показывает те превращения, которые может пережить один и тот же сюжет, пройдя через противоположные темпераменты. В самом деле, "Жерминаль" и "Le Grisou" -- две книги; дополняющие одна другую и объясняющие одна, другую. Что же касается книги господина Пуло, это куча курьезных документов, собранных человеком, который хорошо знал народ, но не имел времени или таланта переварить их".
   Передовые люди Франции и других стран мира видели в романе Золя произведение выдающееся, которое одухотворено великой идеей гуманизма. Поль Лафарг, прочитав "Жерминаль", отметил: "Указать роману новый путь, вводя в него описание и анализ современных экономических механизмов-гигантов и их влияние на характер и участь людей, -- это было смелым решением. Одна попытка осуществить это решение делает Золя новатором и ставит его на особое, выдающееся место в нашей современной литературе" [Цит из книги: М. Клеман, Эмиль Золя, Гослитиздат, 1934, стр. 143-144.].
   Жан Жорес, давая 12 февраля 1898 года показания по делу, возбужденному против Золя по жалобе военного министра, заявил: "В его лице они преследуют человека, который дал научное и рационалистическое разъяснение природы "чудес", того, кто в "Жерминале" провозгласил рождение нового человечества, выступление пролетариата, который вырывается из бездонных глубин страдания и идет к солнцу".
   В России перевод "Жерминаля" почти одновременно появился в трех журналах: "Наблюдатель", "Изящная литература", "Книжки недели". В 1885 году он вышел отдельной книгой. Это свидетельствует о том, что роман о революционной борьбе французских пролетариев был созвучен идеям и стремлениям русского народа.
   В 1892 году в "Вестнике Европы" была напечатана статья В. Андреевича, в которой он писал: "Один роман Золя может сделать больше, чем сделают тысячи статей, исследований и памфлетов. Всякий поймет, прочитав его, ясно и отчетливо самое важное зло того общества, в котором ему приходится жить... Золя -- человек большого ума и огромного художественного таланта, и он написал книгу, которую, конечно, можно назвать одной из самых важных книг конца этого века; та закваска, которую вынесет из "Жерминаля" душа чуткого и впечатлительного читателя, есть самое нужное для того, чтобы наше время было переходной ступенью к лучшему будущему".
   В большом очерке, посвященном жизни и творчеству создателя "Ругон-Маккаров", Иван Франко, высоко оценивая общественное значение романа о шахтерах, писал в 1898 году, что роман "Жерминаль" по богатству материалов, по глубине проникновения в сущность жизни углекопов является "самым лучшим и самым могучим созданием Золя".
   Консервативная печать России отнеслась к роману отрицательно. В книге шестой за 1885 год журнал "Русская мысль" писал, что "за грязной и звероподобной иногда оболочкой он (Золя) не в силах рассмотреть человека и его души".
   "Наблюдатель" в книге одиннадцатой за 1885 год пишет: "Золя имеет смелость думать, что мир одряхлел и что нечто новое стоит за его стенами и ждет агонии пресыщенного жизнью старца, чтобы дать начало новому порядку вещей".
   В связи с наложением ареста Казанским комитетом по делам печати на "Жерминаль" (1908 г.) было заведено цензурное дело. Цензор в своем заключении отмечал, что в этой книге в "художественно-беллетристической форме трактуется об отношении труда и капитала, с освещением этого вопроса с точки зрения социалистических учений, то есть рабочие представляются жестоко и нагло эксплуатируемыми богачами, выжимающими из них последние соки". Цензор полагает, что "некоторые эпизоды написаны с целью вызвать ненависть к существующему общественному строю, возбудить одну часть населения против другой, бедных, рабочих -- против буржуазии и вообще богатых людей".
   Роман "Жерминаль" получил глубоко положительную оценку со стороны большевистской критики. По случаю десятилетия со дня смерти Эмиля Золя газета "Правда" в  165 от 28 октября 1912 года напечатала статью, посвященную создателю "Ругон-Маккаров". Отмечая значительные заслуги Золя перед человеческим обществом, "Правда" писала: "...ища тех, кто перестроит его (человеческое общество. -- C. E.), кто возьмет на себя труд очистки земли от насилия и рабства, Золя все более и более приходит к мысли о рабочих, он дал картину положения и борьбы рабочих в романе "Жерминаль"... и книга эта давно стала любимым чтением западноевропейских рабочих. Ее должен прочесть и всякий русский рабочий. Золя чувствовал, что именно в рабочем классе зреют новые человеческие отношения... Золя не был выходцем из рабочей среды, хотя и начал жизнь голодающим приказчиком в книжной лавке. В его произведениях поэтому часто еще сказывается отношение к рабочему классу просто как к наиболее угнетенному классу, а не как к творцу новой жизни".
   Н. К. Крупская в своих воспоминаниях о В. И. Ленине пишет:
   "Когда я приехала к Ильичу в ссылку, я с интересом рассматривала его альбом, где были фотографические карточки разных политкаторжан, было две фотографии Чернышевского и между ними -- фотография Золя. Я спросила его, почему он хранит у себя в альбоме именно фотографию Золя. Он стал мне говорить о деле Дрейфуса, которого защищал Золя, потом стали обмениваться мнениями о произведениях Золя, и я рассказала ему, какое сильное впечатление произвел на меня роман Золя "Жерминаль", который я впервые читала в то время, когда усердно изучала I том "Капитала" Маркса. В романе "Жерминаль" описывается французское рабочего движение, и, между прочим, там дана фигура русского анархиста Суварина, гладящего ручную крольчиху и в то же время твердящего, что необходимо "все сломать, все разрушить"" ["В. И. Ленин о литературе и искусстве", Гослитиздат, 1960, стр. 626].
   В своем романе "Жерминаль" Золя достиг значительной широты в воссоздании действительности и суровой правды в описании жизни людей труда, хотя его мировоззрение не было свободно от иллюзий по поводу возможности мирного разрешения общественных конфликтов. Можно упрекнуть Эмиля Золя в том, что, живя в век марксизма, когда великое пролетарское учение нашло уже всеобщее признание и широкую поддержку, он не понял его существа, по при всем этом Золя был честным художником, он верил в лучшую участь людей, боролся с произволом и беззаконием своего времени страстно и убежденно.

---------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Золя Эмиль. Собрание сочинений в 26-ти томах. Том 10: Жерминаль. Роман. -- Москва: Гос. издательство худ. литературы, 1963.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru