Реизов Борис Георгиевич
"Деньги"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Борис Георгиевич Реизов
"Деньги"

   Работа над романом, от возникновения замысла и до последних исправлений, продолжалась в течение одного года. Золя стал собирать материалы в начале 1890 года, 30 января 1891 года роман был закончен. Первые главы печатались в газете "Жиль Блас" ("Gil Bias") еще до окончания романа. Издатель Шарпантье ожидал рукописи знаменитого писателя с нетерпением и тотчас же сдал ее в набор. Через месяц, 4 марта того же года, роман вышел в свет.
   Это был восемнадцатый том серии "Ругон-Маккары". "Естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи" подходила к концу. "Деньги" являются, в сущности, последним романом, в котором изображены общие проблемы, поставленные на очередь дня современной цивилизацией. Следующий роман, "Разгром", рассказывает о конечной катастрофе Империи и носит конкретный исторический характер, а "Доктор Паскаль" подводит итоги всей серии больше с точки зрения естественнонаучной, чем общественно-исторической.
   При Второй империи, по словам Маркса, "...биржевая спекуляция праздновала свои космополитические оргии..." [К. Маркс, Ф. Энгельс Избранные произведения, т.1, 1949, стр.476.] При Третьей республике, после кризиса 1873 года, сопровождавшегося грандиозным биржевым крахом, экономическая жизнь Франции, как и всей Европы, отмечена быстрым процессом концентрации капитала, развитием монополий, захватом колоний. Широкий размах биржевой игры, финансовые катастрофы, во время которых самые крупные фирмы рушились, как карточные домики (стоит вспомнить хотя бы знаменитую панамскую аферу, имевшую столь серьезные политические следствия), сращивание банкового капитала с промышленным, хозяйничанье банков во всех областях экономической жизни, чрезвычайное развитие акционерных обществ -- все это составляло характерную черту эпохи. Изобразить современность без биржи было невозможно, и Золя решил посвятить ей особый роман.
   Биржевой ажиотаж и спекуляция дутыми ценностями были, конечно, известны задолго до Второй империи. Знаменитая спекуляция с тюльпанными луковицами в Голландии (XVIII век) и предприятие Джона Лоу, французского министра финансов, организовавшего грандиозную аферу с государственными кредитными бумагами (1716-1720), все еще обсуждались экономистами и историками. Бальзак изображал биржевых спекулянтов, разоряющих доверчивых и азартных обывателей ("Дом Нюсенжен"), Стендаль писал о министрах, пользующихся своим положением и, следуя примеру самого короля, играющих наверняка ("Люсьен Левен"), а Петрюс Борель, "неистовый" романтик 30-х годов, называл биржу "притоном грабителей" ("Шампавер. Безнравственные рассказы"). Но никогда еще мир финансовых дельцов не был изображен с такой широтой и точностью, как в "Деньгах".
   Время действия определено точно: роман начинается в 1864 и кончается в 1868 году. Дополнительные выборы 20 марта 1864 года, положившие начало так называемой "либеральной Империи", январский заем в триста миллионов франков, война в Германии и Италии, гибель мексиканского императора Максимилиана (1867), посаженного на престол французскими войсками, приезд Бисмарка в Париж, выступления либеральной оппозиции в Законодательном корпусе -- все это создает хронологически точный исторический фон, на котором свободно располагаются события романа.
   В это время появляются отчетливые признаки распада Империи, которому способствуют и международные события. Усиление Пруссии, образование Итальянского королевства, сопровождавшееся ослаблением Австрии, французская интервенция в Мексике, окончившаяся полным провалом, рост оппозиции, сужение социальной базы, на которую опиралась Империя, -- все это предвещало неминуемый крах режима.
   Но самым важным фактом общественной жизни было развитие рабочего движения, могучее влияние научного социализма и создание I Интернационала.
   И все же внешний блеск режима был ослепителен. После битвы при Садовой, в которой Пруссия разбила австрийские войска, император как будто играл роль арбитра Европы, а Всемирная выставка привлекла в Париж с десяток "величеств" и сделала его если не центром, то, во всяком случае, "салоном" Европы. Пышными празднествами старались прикрыть неудачи внешней политики и растущую внутреннюю неустойчивость. В начале романа, в 1864 году, понижатель и пессимист Мозер предрекает несчастья. Окружающим он кажется зловещим вороном, над карканьем которого можно только смеяться. Повышатель и "бодрячок" Пильеро всюду видит успехи и ожидает "апофеоза" в 1867 году, когда откроется Всемирная выставка Выставка изображена, как апофеоз безумия, вслед за которым наступает крах Всемирного банка, а затем и Империи.
   Обстановку 1860-х годов Золя знал по собственным впечатлениям. С тех пор прошло всего каких-нибудь тридцать лет, а жадный взор молодого, недавно приехавшего в Париж наблюдателя фиксировал мелочи и черты эпохи, которые после 1870 года послужили живописным материалом для ее общей философской картины. Золя помнил, как много говорили в то время о морских путях сообщения, находившихся почти целиком в руках Англии, о законе 1857 года, утвердившем трансатлантические линии. Естественно, Гамлену приходит в голову мысль об организации объединенного пароходства, которое должно соединить Францию с Ближним Востоком. На очереди дня стояла и проблема железнодорожного транспорта, -- и потому Гамлен мечтает о железнодорожных линиях на Востоке и о Компании восточных железных дорог. Идея завоевания Иерусалима при всей своей нелепости не лишена исторических оснований. Восточный вопрос был связан с вопросом религиозным. Объединение Италии угрожало светской власти пап, и только благодаря французским войскам папа удерживал за собою Рим и окружающие его области. Клерикалы имели большую силу в парламенте, и католически настроенные группы населения легко могли пойти на удочку ловкого спекулянта, обещавшего им "Сокровищницу гроба господня".
   Но Золя опирался не только на воспоминания. Колониальная политика Третьей республики усовершенствовала демагогические методы, которыми пользовалось правительство Империи, прокладывавшее французской торговле путь на Восток под флагом "защиты христианской цивилизации". В связи с этим приобретали злободневность и мечты Гамлена, и финансовые аферы Саккара, и религиозный камуфляж "цивилизаторской" роли Всемирного банка.
   История этого банка, которая могла бы показаться фантастической, не была целиком продуктом воображения Золя. Жизнь и смерть Всемирного банка довольно точно воспроизводит историю Всеобщего Союза -- мощного банка, быстрое процветание и мгновенный крах которого вызвали целый ряд катастроф в финансовом мире Европы. Но это происходило не в 60-е годы, а лет на пятнадцать позже, при Третьей республике.
   Всеобщий Союз, опиравшийся на клерикалов и реакционную аристократию, так же как Всемирный банк, руководимый Саккаром, начал с капитала в двадцать пять миллионов. Он влачил жалкое существование, пока не попал в руки старого биржевого волка Эжена Бонту, путем спекуляций не раз важивавшего и терявшего огромные состояния. Вскоре Бонту добился дивиденда в шестьсот тысяч франков. Затем банк несколько раз производил выпуск новых акций с премией в двадцать франков. В ноябре 1880 года капитал общества был доведен до ста миллионов, в следующем году -- до ста пятидесяти, и акция стоила 850 франков. В сентябре 1881 года акции банка достигли курса в 2 тысячи франков, а в ноябре перевалили за 3 тысячи. Однако стало известно, что это необычайное повышение курса было вызвано тем, что банк скупал собственные акции. Тогда наступила катастрофа: уже 30 января 1882 года банк прекратил платежи, а 1 февраля Бонту, председатель правления, и Федер, директор общества, были арестованы и после долгого следствия приговорены к пяти годам тюремного заключения.
   Пытаясь оправдаться, Бонту подробно, с техническими деталями, рассказал всю историю в книге под названием "Всеобщий Союз" (1888). Золя нашел в этой книге готовую канву своего романа со всеми финансовыми объяснениями и подробностями. Со скрупулезностью, свидетельствующей о его страсти к "документу", он воспроизвел всю историю банка, вплоть до начального и наивысшего курса акций. Сохранен и тип финансового "гения", дельца с большим опытом и темным прошлым, авантюриста крупного плана, уверенного в своем успехе во время самых рискованных предприятий. Даже "Сокровищница гроба господня", о которой втайне мечтают католики -- клиенты Всемирного банка, подсказана книгой Бонту.
   Но у Золя были и другие материалы, может быть не менее эффектные и поучительные. В 1860-е годы огромное впечатление на общество произвели судьбы двух банкирских домов, напоминавшие фантастическую сказку.
   Братья Перейры в молодости были тесно связаны с сен-симонизмом и принимали участие в сен-симонистском органе "Глоб" (1830). Не имея никаких средств, старший брат после нескольких лет настойчивых стараний сумел убедить кого-то в необычайной выгоде и общественной полезности железнодорожного строительства и пустился в финансовые предприятия. Так он осуществлял идею Сен-Симона, "ассоциацию мелких капиталов". Это было началом акционерных обществ, которые, по словам П. Лафарга, оказались в данный момент необходимыми для развития капитализма. В скором времени братья Перейры управляли десятками крупнейших обществ, владели капиталами, с трудом поддававшимися исчислению, и, естественно, вступили в борьбу с Ротшильдом. Затем, в 1867 году, в момент наивысшего процветания, произошло сильное падение акций, основные предприятия, на которые опирались Перейры, были ликвидированы, и Ротшильд воспользовался разгромом, чтобы приложить к своим капиталам несколько новых миллионов.
   Еще более любопытна была карьера Миреса. Так же как Перейры, в начале своей деятельности он не имел ничего, но благодаря рискованным и счастливым спекуляциям вскоре стал ворочать многими сотнями миллионов. Железные дороги, промышленные предприятия, рудники, пароходства, строительство жилых домов, займы иностранным государствам, операции, охватывавшие Европу и Ближний Восток, сделали его на несколько лет самой заметной фигурой в финансовом мире Европы. В его руках находилась значительная часть прессы, которая помогала ему осуществлять его грандиозные и рискованные предприятия. 1860 год был апогеем его славы. Затем стало известно, что он скупает свои собственные акции, ревизия обнаружила какие-то неправильности в ведении дел, громадные предприятия рухнули, а сам Мирес был арестован и приговорен к пяти годам тюремного заключения. Разумеется, выгоду из этого извлек Ротшильд.
   И Перейры и Мирес после краха утверждали правоту и законность своих спекуляций. В частности, Мирес в нескольких сочинениях оправдывал практику акционерных обществ, которую он считал сугубо демократической и прогрессивной.
   Золя воспроизвел в своем романе атмосферу этих фантастических биржевых "оргий". И Перейры и Мирес послужили для него материалом при разработке характера и тактики его главного героя.
   Из биографии Миреса, обладавшего буйным темпераментом и в минуты увлечения доходившего иногда до рукоприкладства, заимствован один из самых "натуралистических" эпизодов романа, ссора Саккара с Делькамбром. Под именем Делькамбра изображен известный в свое время адвокат Шедетанж, выступавший еще в 30-е годы в шумных литературных процессах на стороне предпринимателей. При Второй империи он занимал должность генерального прокурора Парижского суда. Мирес играл в этой ссоре роль, которую Золя отдал Саккару. Сцена ссоры воспроизведена в романе приблизительно так, как ее рассказывали сплетники 1860-х годов. Шедетанж отомстил Миресу после того, как тот потерпел крах и попал в руки правосудия. Нравы Империи и психология ее деятелей в этом эпизоде вскрываются с поразительной яркостью. Фигура генерального прокурора, отмщающего за свои отвратительные обиды своею властью сановника, одновременно и живописна и показательна.
   Золя совсем не знал биржевого дела, когда решил писать свой роман. Он стал изучать материалы и консультироваться со специалистами. Большую помощь оказала ему книга Эрнеста Фейдо ("Мемуары биржевика"), бывшего биржевого служащего, а затем известного романиста, слывшего во время Второй империи одним из самых выдающихся "реалистов". Много полезных сведений дал ему издатель Эжен Фаскель, тоже когда-то работавший на бирже. Золя беседовал и с крупным биржевым деятелем Жоржем Леви, у которого также добыл много интересного. Золя и сам посещал биржу и в своих черновых заметках подробно описал ее внутренние помещения и шумы: общий неясный гул, шарканье ног, голоса, раздающиеся в разных местах биржи и выкрикивающие непонятные для непосвященного слова, -- целую симфонию, которую он пытался воспроизвести в романе.
   Он долго размышлял о том, кого сделать главным героем. "Наверно, нужно предпочесть какого-нибудь бедняка, который служит у банкира-еврея, знакомится у него с делом, потом сам становится банкиром". Очевидно, эта первоначальная мысль была навеяна биографией Перейра. Затем Золя решил сделать героем Аристида Саккара, уже знакомого читателю по второму роману серии -- "Добыча".
   Саккар придумал себе имя, весьма для него подходящее: по-французски оно значит "грабитель". С таким именем, говорит его брат-министр, можно попасть на каторгу или заработать миллионы. Унаследовав от своей матери Фелисите Ругон честолюбие, он полон буйных вожделений, как и его отец, и это мешает ему в делах. Саккар обладает психологией, довольно характерной для "пирата биржи" и развивающейся на благодатной почве Империи.
   В образе Саккара заключена целая философия, которую он и излагает в своих речах. Он убежден в том, что смысл жизни заключается в наслаждении. Таков, по его мнению, закон природы. С ним нельзя бороться, но нужно признать его и свободно следовать его велениям, отбросив ложные запреты христианской морали. Добродетель, честность, самопожертвование -- все это выдумки, мешающие человечеству в его погоне за наслаждением.
   Саккар развивает так называемую "философию успеха".
   В спекуляции, утверждает он, заключается приманка жизни. Это вечное желание, заставляющее бороться и жить. А потому -- долой законы! Они созданы для тех, кто не может их обойти. Всякое средство годится, если оно приводит к успеху. Свое откровенное мошенничество Саккар прикрывает правом сильного, борьбой за существование.
   Еще в пятом романе серии, "Его превосходительство Эжен Ругон", Золя изобразил в своем герое такого "сильного" человека, который является просто ловким мошенником крупного плана. "Сильных" людей, менявших свои убеждения ради власти и денег, во время Империи было сколько угодно. Таковы были герцог Морни, Барош, Парье, таков был и Эжен Руэр, прототип Эжена Ругона. Молодежь, воспитанная в атмосфере Империи, восхищалась Анри де Марсе и Вотреном, героями Бальзака, а Флобер еще в 1869 году, в "Воспитании чувств", говорил о "практических молодцах, стремящихся к выгоде и беснующихся как каторжники". Основная мысль, которая проходит сквозь все эти произведения, заключается в том, что "сильная" личность неизменно оказывается слабой и терпит полное и безнадежное поражение. "Спекуляция губит только неумелых", -- говорит Саккар. Но она погубила и его, искусного, и не потому, что у него не хватило миллионов.
   Взгляды Саккара были естественным выводом из философии, развивавшейся еще в 1820-1830-е годы бонапартистом А. Тьером в "Истории консульства и империи" и В. Кузеном, философом-идеалистом, в его трудах по философии истории. Эта теория стала почти официальной во время Второй империи. Ее высказал и сам император в своей "Истории Цезаря", в которой он оправдывал свой переворот и свой деспотизм.
   Преступление 2 декабря 1851 года и все избитые идеи бонапартизма вели к отрицанию нравственности, к апологии удачливого преступника. Лихорадочная атмосфера Империи с ее культом наживы и наслаждений, с торжеством чистогана, с извращением всех понятий общественных, нравственных и политических, тесно связана с бонапартизмом. Виктор Гюго в "Наполеоне Малом" напоминал о том, какое влияние может оказать пример преуспевшего императора на мораль бедняка, не говоря уже о морали стоящих у власти. Государственная власть Наполеона III была, по словам Маркса, "...самым вопиющим скандалом этого общества, рассадником всяческой мерзости" [К. Маркс, Ф. Энгельс Избранные произведения, т.1, 1949, стр.477].
   Эти вопросы оставались актуальными и в 1891 году, когда Золя писал свой роман. Именно в это время с особенной силой распространяется во Франции имморализм, выступающий в разных формах и пользующийся различными аргументами. Одним из таких аргументов оказалась теория естественного отбора. Возникает так называемый социал-дарвинизм. Борьба за существование, открытая Дарвином в биологическом мире, была механически перенесена на общественную жизнь и послужила оправданием порабощения народов, эксплуатации классов и любых "удачных" насилий. Золя полемизирует с этой теорией образом своего главного героя.
   Итак, Саккар не только характеризует биржевого деятеля, -- он становится символом целой эпохи в ее политических, нравственных и философских тенденциях.
   В каждом романе своей серии Золя особенно пристально изучал какую-нибудь одну группу общества или одну общественную проблему: рабочее движение в "Жерминале", клерикализм в "Завоевании Плассана", аграрный вопрос в "Земле", алкоголизм в "Западне". И всякий раз данная общественная проблема рассматривалась в некотором отрыве от всех других, сама по себе, как особая болезнь, которую можно излечить особыми средствами.
   В романе "Деньги" все поступки и все бедствия людей определены деньгами. Гибели избегают только те, кто деньгами не интересуется или зарабатывает их честным трудом. "Деньги, подобранные в крови и грязи", -- таков один из лейтмотивов романа. "Ах, эти деньги!" -- вздыхает Каролина, и этот возглас проходит сквозь все произведение.
   Однако в представлении Золя деньги играют двойную роль: вместе со злом они приносят и пользу. "Я показываю деньги как силу, все еще необходимую, так как она и до сих пор является фактором цивилизации и прогресса", -- пишет он Сантен-Кольфу, а в черновых заметках напоминает себе -- показать деньги в их двойной роли: разрушительной и созидательной.
   Саккар, этот "бич божий", губящий тысячи доверившихся ему людей, является в то же время деятелем "цивилизации и прогресса". На деньги, вынутые из карманов акционеров, сооружены заводы, железные дороги, целые караваны кораблей, чтобы призвать древний Восток к новой жизни. К тому же Саккар со страстью отдается благотворительным предприятиям. Наряду с биржей возникает в романе Дом трудолюбия, в котором Саккар предстает совсем в другом виде. Посреди хора проклятий раздаются голоса, прославляющие доброту его сердца и его незаинтересованную щедрость.
   Два сына Саккара -- словно дальнейшее развитие всех его низменных черт. Максим, освобожденный от всяких человеческих чувств, и Виктор, неистовый, звероподобный, являются как бы воплощением всего дурного, что было сделано Саккаром. Таким образом, проблема наследственности, которая в той или иной форме проходит сквозь всю серию, здесь подана в особом, нравственном плане.
   Саккар порожден Империей, он защищает ее, но вместе с тем всей своей деятельностью он ее разрушает. Рискованные спекуляции, дезорганизация рынка, коррупция прессы, нравственное гниение развиваются на тучной почве Империи и приводят ее к гибели. Золя в судьбе своего героя, так же как в судьбе Империи, хотел обнаружить нравственный смысл. "Кара, -- записал он в своих черновиках, -- имеет своим основанием то, что ошибки переполняют меру, червь проникает внутрь плода. Само содержание страсти ведет его (Саккара) к гибели. Страсть его поднимает, и она же его пожирает".
   В этой диалектике преступления и наказания заключается основное значение образа Саккара. Встреча Саккара с Бисмарком на балу в министерстве иностранных дел символична: она предсказывает крушение всего этого мира легкомысленной жадности, тщеславия и эгоизма в столкновении с серьезным, осторожным и тщательно подготовленным противником. Империя сама себя разрушает, и в этом закономерном процессе Золя видит идею исторического возмездия.
   Но эта закономерность проявляется в более широких процессах, и перспективы, раскрывающиеся в романе, выходят далеко за пределы эфемерной Второй империи. Спекуляция и игра вызывают обнищание большинства и концентрацию богатства в руках немногих. Сумасшедший азарт Саккара разоряет тысячи мелких рантье, но обогащает нескольких банкиров, а в сущности, только одного -- восторжествовавшего Гундермана.
   "Каждый раз, как я теперь начинаю какое-нибудь произведение, я наталкиваюсь на социализм", -- писал Золя в июне 1890 года. Действительно, и в "Дамском счастье" и в "Жерминале" поставлена проблема социализма, хотя и неправильно понятого, истолкованного в реформистском плане. В "Деньгах" социалистические теории провозглашены Сигизмундом Бушем, от которого Саккар слышит ошеломляющую мысль о близком уничтожении денег.
   Сигизмунд оказывается у Золя учеником Маркса. Марксистская критика, в частности П. Лафарг и Ф. Меринг, давно уже указала, что социализм Сигизмунда не имеет никакого отношения к учению Маркса. Излагая устами Сигизмунда социалистические идеи, Золя в качестве руководства пользовался сочинением Шефле "Квинтэссенция социализма" (1874). Это был так называемый катедер-социализм. Энгельс говорит о "несусветном вздоре", который наговорил Шефле в своих сочинениях [К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения т. XXVII, стр.107], а Маркс так отзывался об этом писателе: "... г. Шефле с истинно швабской фантазией так мило изображает грядущее социалистическое тысячелетнее царство, что это будет идеальным царством благодушных мелких буржуа..." [Там же, т. XXVI, стр. 449.]
   Теорию Шефле о концентрации производства, которая сама по себе приведет капитализм к гибели, и о мирном перерастании капитализма в социализм, мысль о "ненужности" революции, связанную с игнорированием роли пролетариата в дальнейшем общественном развитии, даже мысль о бесполезных бонах, которые Гундерман-Ротшильд получит взамен своего капитала, -- все это излагает Сигизмунд изумленному Саккару. Будущее общество, которое Сигизмунд подробно описывает и "строит" в своем сочинении, так же фантастично и так же восходит к Шефле.
   И все же Сигизмунд вступает в роман как начало положительное и нравственное, противопоставленное разрушительной стихии Саккара. Свободный от эгоистических страстей, преданный идее, он представляет собою образец "нового" человека, преодолевшего в себе дурные инстинкты собственности. В сочетании мелкобуржуазных заблуждений, самоотверженных восторгов и радостной мечты образ Сигизмунда вырастает в символ нового мира, который казался Золя миром строгой научной мысли и высшей справедливости.
   Между грубым практицизмом дельца, погрязшего в рискованных финансовых комбинациях, и самозабвенной мечтой ученого, между этими полярно противоположными типами лежит, по мнению Золя, "частная жизнь" с ее простыми людьми, с ее задачами, доступными каждому честному человеку. Каролина -- из этих простых сердцем. "Она -- надежда, -- пишет Золя в своих черновиках. -- Она любит жизнь... Так же как человечество, она не знает, куда идет, она верит, что идет к чему-то хорошему и счастливому".
   Каролина должна была стать, по замыслу Золя, "чем-то вроде античного хора, персонажем, который будет судить людей, будет добротой и справедливостью и станет выше всех бедствий". Ей, этой "простой" женщине, этому воплощению человечности, дано судить действующих в романе лиц. Это она выражает мысль Золя о роли денег и, вопреки всему, приходит к утверждению жизни, к естественному и неистребимому оптимизму.
   Великое сострадание сочетается у нее со страстной жаждой помочь. Второй сын Саккара, Виктор, сопротивляется добру и кажется неисправимым, но на примере Дома трудолюбия Каролина убеждается в том, что возможно "возрождение посредством труда". Порочные свойства, "наследственность" преодолеваются трудом, средой, заботой, воспитанием. Труд Каролины -- это созидательный труд человечества.
   По своей натуре она близка героине романа "Радость жизни" -- Полине Кеню, сохраняющей бодрость среди самых тяжких испытаний и жертв. Близка она и Денизе из "Дамского счастья", перевоспитавшей целый коллектив громадного магазина. В тот период, когда в декадентских кругах входил в моду пессимизм, Золя приемлет жизнь ради борьбы за лучшее будущее. В "зверином царстве" Ругон-Маккаров, среди буйства физиологических вожделений, не сдерживаемых никаким нравственным чувством, всегда сияет какой-нибудь положительный образ, утверждающий торжество нравственного начала над звериным.
   Поль Лафарг точно определил художественное новаторство Золя, вступившего в противоречие с традициями любовного и психологического романа эпохи: "Указать роману новый путь, введя в него описание и анализ современных организмов-гигантов и их влияние на характер и участь людей, -- это было смелым решением. Одна попытка осуществить это решение делает Золя новатором и ставит его на особое, выдающееся место в нашей современной литературе".
   Биржа была наименее поэтическим явлением современного общества, и сделать ее операции сюжетом серьезного романа казалось невозможным. Золя думал иначе. Показать в обобщающих и правдивых образах мерзость действительности и процессы, которые приводят к крушению капитализма и возникновению нового общества, значило, с его точки зрения, создать великолепное произведение искусства. Биржа прекрасно символизировала проблему, которую он разрешал, и Золя сделал ее центральным образом своего произведения.
   Это был довольно обычный для него композиционный прием -- сосредоточить роман вокруг определенного места, имеющего особую выразительность или своеобразное значение: это рынок в "Чреве Парижа", буржуазный дом с его парадной лестницей в "Накипи", магазин в "Дамском счастье" и т. д. Здание определяет основную тему произведения, его проблематику и в известной мере его композицию.
   Место действия романа намечено в самом начале с намеренной откровенностью. Саккар обходит вокруг биржи, словно полководец, изучающий поле сражения. И сразу в воображении возникает особый мир биржевых спекулянтов и весь этот живущий биржей уголок Парижа.
   Старинное здание приобретает символический характер, оно живет в романе своей особой жизнью. В начале романа оно рассмотрено со всех сторон, оно поражает своей массивностью и монументальностью. Это твердыня, которую Саккар должен завоевать, центр особого царства денег. Но с шестого этажа, где живет Буш, биржа кажется уродливой и крохотной Она словно утрачивает свою материальную устойчивость и в своей эфемерности и безобразии является как бы иллюстрацией к речам Сигизмунда, предрекающего гибель денег и капитализма. Взволнованный этими речами, Саккар подбегает к окну, чтобы удостовериться, что биржа все еще здесь, -- но теперь, в наступающих сумерках, она почти расплывается в саване дождя, подобная бледному призраку, который вот-вот исчезнет в сероватом тумане.
   В день крушения Всемирного банка биржа покрыта грязью от сотен сновавших по ней ног, и эта грязь, которой затоптан пол, соответствует нравственной мерзости совершившегося здесь дела.
   И наконец, последний городской пейзаж после катастрофы, мрачное здание на фоне подернутого дымкой темно-красного неба, словно на фоне пожара, -- живописное выражение надвигающегося, после краха финансового, краха Империи.
   Столь же символичны и другие образы, систематически повторяющиеся в романе, -- сумка Мешен, страшным пророчеством возникающая перед глазами Саккара, и вся эта засаленная и жирная фигура мелкой хищницы, питающейся падалью крупных зверей, или, как символ вечной юности древнего человечества, седые волосы. Каролины и ее молодое лицо.
   Появление "Денег" вызвало в печати множество откликов. Среди них были и враждебные, например, статья О. Филона в "Ревю Бле" ("Revue Bleue"), 1891, т. 47, упрекавшего Золя в том, что он перенес явления, характерные для 1880-х годов, в эпоху Империи (речь идет о банке Всеобщий Союз). Другие, наряду с одобрениями, иронизировали по поводу "апокалиптических" преувеличений, "символических" образов и "вагнеровских" лейтмотивов, которые поражали всех читателей Золя (ср. статьи Жюдит Готье в "Рапель" ("Rappel"), 1 апреля 1891 г. и А. Дельпи в "Репюблик Франсез" ("République française"), 7 апреля. Многие говорили об обилии фактического материала, который загромождает роман и подменяет искусство, но также и о социализме как ведущей идее произведения. Социалистический журнал "Ди Ное Цайт" ("Die Neue Zeit") напечатал в 1891-1892 годах четыре статьи Поля Лафарга [Поль Лафарг, Литературно критические статьи, М. 1936], который, отдавая должное художественным достоинствам и познавательному значению романа, критикует идеи Сигизмунда Буша, отмечая, что они ни в какой мере не являются марксистскими. А. Франс, в свое время отрицательно отозвавшийся о "Земле" и о "Мечте", теперь несколько изменил свое отношение к Золя. Франс иронизирует над некоторым "дидактизмом" и претензиями Золя на научность, над его "пророческим" стилем, но все же дает положительную оценку роману: "Произведение массивное и тяжелое, но прочное, но крепкое, дидактическое, энциклопедическое и полное здравого смысла" ("Тан" ("Temps"), 22 марта 1891 г.).
   Эмиль Верхарн, в то время уже известный поэт, широко охарактеризовал творческий путь Золя, указав на эволюцию его метода. В "Деньгах", пишет Верхарн, изображены не столько люди, сколько пороки, а главным героем романа является спекуляция. Такая характеристика может показаться не совсем справедливой, но все же Верхарн с замечательной меткостью предсказал дальнейшую эволюцию Золя к "Трем городам" и "Четвероевангелию".
   Верхарн говорит также об урбанизме, явившемся для самого поэта большой художественной и общественной проблемой. Естественно напрашивалось сравнение с Виктором Гюго, для которого Париж был "городом света", источником мысли и центром прогресса. Париж Золя -- это скорее "город-ад", с его безднами мещанства, с его пороками и возмездиями, со всей грязью капиталистического "процветания" ("Насьон" ("Nation"), 12 апреля 1891 г.). Возникающие уже в это время "Города-спруты" Верхарна, несомненно, связаны со страшными изображениями Золя.
   В России успех "Денег" был значительно больше, чем во Франции. Роман печатался сразу в трех журналах: в "Труде", который переводил роман с французской журнальной публикации, не дожидаясь его окончания, во "Всемирной библиотеке" и в "Вестнике иностранной литературы". Тотчас вслед за этим только в 1891 году вышло восемь отдельных изданий. К. Арсеньев посвятил роману статью в "Вестнике Европы" (1891).
   Роман неоднократно печатался и переводился и в собраниях сочинении Золя, и отдельными изданиями, и в сокращении для школ. Особенно многочисленны были издания романа после Октябрьской социалистической революции, -- более десяти отдельных изданий, не считая собраний сочинений. Многие из этих изданий сопровождались вступительными статьями и предисловиями.

---------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Золя Эмиль. Собрание сочинений в 26-ти томах. Том 14: Деньги. Роман. -- Москва: Издательство "Художественная литература", 1964.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru